Сожженные мосты - Александр Маркьянов

— Минутная готовность! Огонь по любому вооруженному человеку!

Мимо проплыла стена девятиэтажки — вертолет шел ниже ее. Канониру показалось, что там кто-то есть и он дал короткую очередь. Полетели куски кирпича.

— Машина! Машина под нами!

По полу пробарабанили пули, слава Богу, что против пуль бронирование все же было. Автомобиль — пикап, появился прямо в секторе огня, кто-то, встав в полный рост в салоне машины, целился в вертолет.

— Ар-пи-джи слева!

По машине хлестнула очередь, буквально сметая стрелка.

— В истории[587]!

— Подходим! Готовность!

В секторе прицеливания Минигана плыло освещаемое отблесками пожаров футбольное поле для детей с искусственной травой.

— Заходим на высадку! Всем стрелкам — огонь!

Кто-то бежал по улице, очередь смела его, разорвала две секции забора из сетки-рабицы, ограждавших футбольное поле и повалила их. На дороге что-то горело, рвались боеприпасы, искрами летя во все стороны…

— Зона высадки!

Пошла вниз аппарель, впуская в вертолет творящееся внизу безумие, запах гари, смерти и пороховых газов…

Первая группа — двадцать человек, десять штурмовых пар или пять четверок — спустилась на крышу менее чем за минуту, некоторые просто прыгали. Согласно изученным спутниковыми снимкам, крыша была не плоская, а покатая, из металлических листов. Поэтому, первым делом с вертолета сбросили несколько заранее подготовленных зарядов, пробивших в крыше большие дыры, потом с вертолета на крышу спрыгнули два смельчака, зацепившие тросы. Это был очень опасный момент — тросами вертолет был привязан к крыше и не имел возможности маневра. По тросам же оставшиеся восемнадцать бойцов спустились вниз, некоторые просто прыгали и исчезали в проделанных зарядами проломах.

— Десант высажен, отходим на точку ожидания! — заорал изо всех сил выпускающий, еле удерживающийся у аппарели. Его слова внутренняя система связи вертолета донесла до командира.

— Понял, отход на точку ожидания!

— Ар-пи-джи по фронту!

Что-то пронеслось прямо перед остеклением кабины вертолета.

— Ублюдки, твою мать…

Дав двигателям мощность, командир машины начал поднимать вертолет, не убирая тросов. Тросы напряглись до состояния струны и… вырвали несколько листов крыши.

— Где они!?

— Перезаряжаются!

Огненная струя Минигана хлестанула по земле, разбиваясь на тысячи искр, по вертолету уже барабанили пули — несколько стрелков увидели его и стреляли по нему.

— Твою мать!

Одна из пуль ударила по остеклению кабины.

— Ар-пи-джи — в истории!

— Понял, отходим в зону ожидания.

Вертолет начал смещаться назад и чуть влево, командир машины летал на таком больше десяти лет и мог по памяти сдать его назад и посадить на площадку.

— Площадка под обстрелом!

По правому борту вертолета полыхнуло пламя — ракета с беспилотника поразила цель. Ударной волной вертолет даже качнуло.

— Ах ты…

Вертолет завис прямо над футбольной площадкой, ювелирно — над кругом, где идет розыгрыш мяча.

— Посадка! Посадка!

Уже мигали красные огоньки на панели приборов — перегрев двигателя. Со стуком вышло шасси.

Вертолет коснулся земли. Дело еще не было сделано, это было только начало — но это было, черт побери, хорошее начало…

— Вспышка!

Хлопнуло взрывное устройство, специальное, для проделывания дыр в дверях и стенах — и часть пола… верней потолка третьего этажа — провалилась вниз, подняв тучу пыли. Следом полетели две гранаты, внизу грохнуло, раз за разом.

— Пошел!

Внизу — какая-то мебель, сломанная и разбросанная, черные глухие шторы на окнах, свет не горит. Стены посечены осколками, в кабинете никого не было. Остро пахнет порохом.

Десять пар. В каждой паре первый и второй номера. Задача — зачистить этажи здания, захватить нужный объект. Сразу после захвата — немедленный отход, после того как объект будет в руках штурмовой группы дальнейшая зачистка теряет смысл. Вооружение одинаковое у всех пар. У первого номера — автомат АКС-47 с подствольным штурмовым модулем двенадцатого калибра — для вскрытия дверей. У второго номера — пулемет ПК с коротким «штурмовым» стволом, толстым как лом и рифленым. На конце — пламегаситель, чтобы не ослепнуть от дульного пламени и не слепить ПНВ. У каждого — по восемь гранат — вспышек, и только по две осколочные. Предписано применять только вспышки, осколочные — в самом крайнем случае. Совершенно недопустима гибель объекта при штурме.

Один их штурмовиков устанавливает подрывной контур на стене — по предположениям архитекторов, которые так же привлекались при составлении плана — школа новая, и внутренние стены в ней довольно тонкие, они не являются несущими элементами конструкции. Значит — стандартный заряд их гарантированно пробьет.

— Вспышка!

Хлопок, пыль, дым…

— Вспышка!

Мертвенно-белым, ослепительным, почти рентгеновским светом вспыхивает магний, в стене зияет провал, улегается пыль. С той стороны заполошно, неприцельно бьют несколько автоматов видно, что охрана здания ослеплена и просто стреляет, чтобы задержать продвижение. В ответ от пролома короткими бьет автомат, безошибочно находя цели. Они проломились в какое-то большое, заставленное мебелью помещение, то ли столовая, то ли школьный театр[588].

Вторая группа выбивает дверь, в коридор летит вспышка, затем, через четыре секунды — еще одна. Сразу двое пулеметчиков оказываются в коридоре и развернувшись, открывают огонь. Трассеры летят по коридору в обе стороны — но огонь североамериканских морских пехотинцев сосредоточенный и прицельный, в то время как поляки ошеломлены, да и подготовка их оставляет желать лучшего. Тридцать секунд перестрелки заканчиваются одним раненым у североамериканцев и восемью убитыми у поляков.

Схему русского здания гимназии скачали в Интернете и внимательно изучили — хорошего было мало. Здание гимназии требует большого количества лестниц — для обеспечения быстрой эвакуации детей при пожаре и потому что дети все одновременно перемещаются с этажа на этаж при переходе с урока на урок. Четыре лестницы — значит, четыре пары бойцов, чтобы их перекрыть, только шесть остается на зачистку. Плохо — но ничего другого не остается…

Один из пулеметчиков выбегает прямо на поляков, поднимающихся вверх по лестнице — их больше десятка. Пулемет в руках разражается длинной очередью, пули сметают поляков одного за другим. Поляки тоже стреляют в ответ — но почему то не попадают… или попадают. Только высадив всю ленту, пулеметчик начинает оседать на пол. В него попали семь пуль, пять из них остановили шлем и бронежилет, две попали в цель.

Автоматчик прижался к стене, бросил на лестницу гранату, не дожидаясь, пока бросят гранату оттуда. Грохнуло, запахло горелым, посыпались остатки стекла.

— У… матка бозка!

Пользуясь замешательством противника, автоматчик выскочил на лестничную клетку, ударил длинной очередью вниз, добивая тех, кто не был убит взрывом гранаты…

Потом вернулся к напарнику, оттащил его к стене. Приказ на эту операцию запрещал оказывать помощь раненым до тех пор, пока они не отступят к вертолетам, их было мало, а танго, террористов — много. Но вряд ли кто-то из морских пехотинцев, у многих из которых напарник был бадди еще с учебки, с Кэмп Леджун или с Пэрис-Айленд серьезно воспринял этот приказ.

Пулеметчик был ранен в обе руки и оглушен — бронежилет задержал пули, но контузило изрядно.

— Иди… Сам перетяну… Иди…

Напарник, не слушая, вколол антишоковое средство из аптечки, потом бросил еще одну гранату — чтобы не мешали. Потом наложил жгуты на обе руки — одна пуля попала выше локтя, другая ниже. По крайней мере — ноги целы, а это значит что до вертолета он сможет добраться сам. И то дело…

Внизу послышался топот, вниз полетела еще одна граната, на сей раз светошоковая.

— На, держи! — напарник напоследок сунул раненому в руку пистолет — стреляй если что. Сможешь?

— Держи… лестницу… убьют.

— Хрен им! Мы выберемся. Черт, мы слишком наглые и тупые, чтобы сдохнуть здесь, понял? Мы выберемся, держись.

— Возьми пулемет. Ленту.

— Сейчас. Сейчас…

Сунувшиеся на второй этаж поляки были встречены длинной пулеметной очередью и дальше не пошли, потеряв одного убитым и другого раненым. Попытались бросить гранату, бросили, предприняли попытку прорыва — и отступили, потеряв еще двоих. Пройти лестницу было невозможно…

Царь Борис в эту ночь не спал.

Сначала приехали австрийцы. Точнее один австриец — наглый и никчемный аристократ, как и все австрийцы. Предложил бежать…

Сложно понять, что творилось в душе Бориса… не только в эту ночь, а во все предыдущие. Ему было на всех наплевать — но это только потому, что и на него было всем наплевать. Мать тихо спивалась, отец почти не обращал на него внимания, открыто появлялся в свете то с одной своей пассией, то с другой. Ребенок никому не был нужен, он рос на руках у чужих людей, у нянек и бонн. В Российской Империи Николая — он был старше на пять лет — отдали в кадетский корпус, с шести лет он был, можно сказал в армии. Здесь этого делать было не принято, ребенок рос при дворе, видя немалые мерзости и непотребства, происходящие там, к нему приглашали учителей из Европы, репетиторов. Тогда же к нему приставили мистера Джеббса, преподавателя английского языка, который должен был сделать из Бориса настоящего джентльмена и научить свободно разговаривать на английском языке. Мистер Джеббс учил довольно своеобразно — приносил газеты на английском из посольства, причем среди них непременно попадались крайне консервативные, русофобские издания, Борис читал статьи про кровавые злодеяния Романовых и обсуждал их со своим учителем. Конечно, он учил язык и по стандартным учебникам, но почему то на внеклассную работу задавал читать именно эти газеты, делать по ним доклады, объяснять мистеру Джеббсу что значит та или иная статья. Так Борис стал англоманом и русофобом — никем другим он стать при таком образовании не мог, а отец совершенно не интересовался тем, кто и чему учит сына. Наверное, в том что произошло была вина Александра Пятого — все таки Борис был ему родственником, пусть и дальним но все же Романовым, и Государь мог бы настоять на том. чтобы Бориса отдали в нормальную русскую школу, а то и в кадетку, безо всякого обучения на дому. Но Александр Пятый не любил, когда кто-то вмешивается в его семейную жизнь и точно так же не вмешивался в семейную жизнь других людей. Вот и выросло… то что выросло.