Тайный советник вождя - Владимир Успенский

Значит, наш академик-скульптор привез в Штаты молодую высокую и стройную женщину Маргариту Ивановну Коненкову (в девичестве Воронцову). Из дворян. Образованную: окончила в Москве юридические курсы, знала несколько языков. Сергей Тимофеевич считал ее своей вдохновляющей музой. Именно она подвигла его и стала моделью для одной из лучших его работ — «Обнаженной фигуры в рост». Любил ли он ее? Наверно. Во всяком случае, они не расставались всю жизнь и похоронены вместе. Но отношения у них были по меньшей мере странные, и там, в Америке, ведущую роль играл не он, а она.

При всей своей женственности, при всем обаянии, Маргарита Ивановна имела характер решительный, твердый, была человеком целеустремленным, с большими организаторскими способностями. Муж занимался творчеством, а жена всем остальным. Отбором клиентов, заключением договоров, денежными расчетами, укреплением нужных связей. Как, например, со всемирно известным ученым. И при первой же встрече произвела на Альберта Эйнштейна такое потрясающее впечатление, от которого он не избавился до конца дней своих.

Впрочем, чему удивляться! Биография Эйнштейна исследована и вдоль и поперек, перечислены имена представительниц прекрасного пола, которыми он когда-либо увлекался. Даже такими путями некоторые женщины входят или попадают в историю. Их оказалось немало. Живи Эйнштейн у нас и будь он обычным гражданином, его запросто зачислили бы в разряд бабников. Но со знаменитостями молва обходится мягче, корректней.

Когда они впервые встретились, Маргарите Ивановне было под сорок, но она сохранила и стройность, и моложавость, и даже этакую порывистость. Он — на семнадцать лет старше, седовлас, но еще полон сил, творческих замыслов. И понимания того, что началась его лебединая и, может быть, самая красивая песня. Ну, конечно же, рядом с коренастой, грубовато-агрессивной женой Эйнштейна, рядом с его приемной дочерью, носатой и угловатой, с неестественно короткой, как у матери, шеей, высокая Маргарита Ивановна с ее обольстительной фигурой, с ее милым лицом выглядела совершенно неотразимой. Да ведь и умна была, и в меру кокетлива, умела подать себя.

Маргарита Ивановна часто гостила у Эйнштейнов, подолгу оставалась наедине с Альбертом. Он объяснял ей теорию относительности, иллюстрируя рисунками, делился успехами и неудачами новых работ в области физики, сомнениями, которые охватывали порой его и непосредственного руководителя работ по атомной бомбе Оппенгеймера. И тоже иллюстрировал свои откровения рисунками, формулами. Впрочем, Маргарита Ивановна и сама встречалась с моложавым улыбчивым Робертом Оппенгеймером, ему тоже приятно было беседовать с доброжелательной женщиной. Вероятно, и у него, как и у Эйнштейна, тоже не было такого терпеливого и внимательного слушателя, с которым приятно было поделиться, «открыть душу». Они и открывали. Причем чувства Альберта Эйнштейна были настолько серьезны, что он писал Маргарите Ивановне письма до конца своей жизни, уже и после того, как по состоянию здоровья отклонил в 1952 году предложение стать президентом Израиля. Читатель, наверно, сам составит представление о взаимоотношениях Маргариты и Альберта, если узнает несколько стихотворных строк, которые написал и прислал Коненковой Эйнштейн в разгар их дружбы, скучая о ней. Перевод подстрочный, не обработанный, но смысл передающий:

Все же прекрасно поступил Бог,Позволив мужчине и женщинеВместе проводить время.Я зову Амура,Который был благосклонен к нам.Ты говоришь, что любишь меня,Но сомнения овладевают мной.Будь же милосердна ко мне.

Все, тема Альберт и Маргарита на этом завершена. Остается другой аспект: Коненковы и Эйнштейн. Наступил 1945 год, у нас близилось к завершению строительство первого атомного реактора. Но возникли сложности с делящимися материалами. Необходимы были добавочные сведения, а еще лучше было бы направить в Америку к Ферми и Оппенгеймеру несколько наших атомщиков, чтобы там они посмотрели, «попробовали на зуб». Уверенность в том, что Оппенгеймер, Сциллард и Ферми от встречи не уклонятся, была. Помогут они нам. Но как организовать такую поездку, такую встречу, как пробить занавес секретности, заслон американских спецслужб? Вероятно, в прямой связи с этим Коненковы (или Коненкова) получили очередное задание, столь же ответственное, сколь и опасное: свести Эйнштейна с одним из крупных советских разведчиков, с Павлом Петровичем Михайловым, который работал тогда в Нью-Йорке под маской дипломата. Я, конечно, могу ошибиться, но Михайлов, по-моему, проходил не по линии Берии — Судоплатова, а был человеком Андреева. А, может, замыкался и на то, и на другое ведомство. Сами же Коненковы к тому времени уже находились под доглядом американской контрразведки, активно действовать не могли. И как только благодаря Маргарите Ивановне тайная встреча Михайлова и Эйнштейна состоялась, семью Коненковых со всеми произведениями мастера и со всем домашним скарбом работники советского посольства срочно погрузили на пароход.

В середине декабря победного сорок пятого года Сергей Тимофеевич и Маргарита Ивановна приехали в Москву. Здесь им уготована была нешумная, но очень теплая встреча. Они сразу же получили квартиру, а через короткий срок большую, удобную мастерскую. Самую лучшую по тому времени художественную мастерскую в столице. Сергей Тимофеевич будто помолодел на родной земле, и талант его расцвел с новой силой. В 1954 году он второй раз стал российским академиком — действительным членом Академии художеств СССР. Ему было присвоено звание Героя Социалистического Труда. Родина воздала должное талантливому мастеру и замечательному патриоту. А он долго еще радовал поклонников своими произведениями, прожив девяносто семь лет.

Что-то я все о серьезном, да о серьезном, есть ведь события и полегче, и покурьезнее, связанные хотя бы с той же поездкой Берии на Кавказ… Кому не известны монументальные творения художника-баталиста Ф. Рубо, его замечательные панорамы «Оборона Севастополя» и «Бородинская битва»? Но есть у Рубо еще одно незаурядное произведение, не ставшее столь популярным, как названные, хотя репродукция его некоторое время печаталась даже в школьном учебнике по истории. Может, репродукция и погасила интерес, ведь она передавала только сюжет, да и то мелко, в общих чертах, без красноречивых деталей, без настроения, создаваемого хотя бы сочетанием красок. «Пленение Шамиля» — так названо это большое по размеру полотно, на котором горделиво высятся заснеженные склоны Кавказского хребта, ощутим спокойный уют долины, и на этом фоне — полный достоинства Шамиль среди русских офицеров: замиренный, сдавшийся, но сжимающий рукоятку оставленного ему кинжала. Символика!

Поскольку события, изображенные Рубо, происходили на территории Чечено-Ингушетии, то картина после Октябрьской революции по справедливости была передана из Тбилисского музея в Грозный, где и заняла достойное место. А потом исчезла. В августе 1942 года, когда к Грозному приблизился фронт. Вот ведь как: ценой героических усилий морякам-черноморцам огромную панораму «Оборона Севастополя» удалось демонтировать под вражеским огнем, вывезти, прорвав блокаду, спасти. А картина «Пленение Шамиля» пропала в городе, который не был занят противником. Причем похищена была из здания музея как раз в то время, когда там располагался тщательно охраняемый штаб обороны Грозного и обосновался сам городской комендант.

Версии были разные, вплоть до такой. В штаб якобы явилась группа искусствоведов, чтобы эвакуировать картину, но бдительная охрана выяснила: никакие это не искусствоведы, а немецкие диверсанты, намеревавшиеся взорвать штаб, нефтехранилище и вокзал. В перестрелке два диверсанта в форме советских офицеров были убиты, а третьего, подполковника, вроде бы взяли в плен, хотя дальнейшая судьба его неизвестна. Растворился. История, в общем, странная, запутанная, тем более что года через полтора картина, считавшаяся утраченной, объявилась вдруг в Москве, в служебном кабинете Лаврентия Павловича, заняв там половину стены просторного помещения. Ладно хоть уцелела, и то хорошо.

Прошло несколько лет после войны. Отношения между Сталиным и Берией явно ухудшались. Однажды в теплый летний вечер съехались на Ближнюю дачу гости, тогда это бывало довольно часто: Иосиф Виссарионович ужинал в кругу соратников, партийных и государственных деятелей. Беседы велись разные, в том числе и деловые. Выпивали основательно — об этом сказ еще впереди. Сталин больше помалкивал, слушал да мотал на ус. Берия, любивший и умевший выпить до определенной грани, был в хорошем настроении. Этакий бодрый толстяк с пухлыми раскрасневшимися щеками, веселивший компанию анекдотами. Я даже запомнил:

— Встретились двое. «Как живешь, как семья?» — «Хорошо. Жена у меня ангел. А у тебя?» — «Моя все еще на земле».