G.O.G.R. - Анна Белкина

Буркнув ему:

— Привет… — Кораблинский продолжил свой путь по коридору к лифту.

3.

Недобежкин приказал Синицыну заходить к нему в отделение только через запасной выход. Синицын соблюдал это «первое правило Недобежкина», и поэтому — прокрался на задний двор Калининского РОВД, приоткрыл запасную дверь и нырнул за неё. Едва Синицын переступил порог и погрузился в прохладную мглистую сень — его схватила за шиворот железная рука. Синицын не знал, кто его схватил и поэтому — быстрым движением заломил эту руку за неизвестную спину и занёс кулак над неизвестным лицом. Противник был силён и начал вырываться, даже освободил свою руку. Получилась бы, наверное, жаркая битва, если бы в неверном свете, который струился откуда-то сверху, Синицын не различил лицо незнакомца. Мнимый незнакомец оказался Синицыну до боли знаком: начальник Калининского РОВД Василий Николаевич Недобежкин.

— Упс… — невольно вырвалось у Синицына.

— Хватит паясничать, и пошли! — проворчал Недобежкин, опуская кулаки. — У меня для тебя есть парочка вопросов!

Милицейский начальник развернул корпус и широко зашагал к лестнице, чтобы подняться к себе в кабинет. Синицын что-то пробормотал себе под нос и небыстро двинулся за ним.

Войдя в кабинет, Синицын удивился: дверь вынесена вместе с луткой, а Казаченко с Белкиным со стены обдирают обои. Недобежкин ничего объяснять не стал. Он только усадил Синицына на свободный от Ежонкова и Серёгина стул и сунул ему в руки стопку фотографий.

— Говори, Синицын, кто это такой? — потребовал от него Недобежкин и сел к себе за стол, перед внушительной кипой неких бумаг. Сидевший рядом с Синицыным Пётр Иванович закончил вымарывать очередную бумагу и положил её перед начальником.

Синицын посмотрел на предложенные Недобежкиным фотографии и даже отшатнулся от них, едва не разбросав. Фотографии изображали человека, который полулежал на полу, опершись спиною о стену. Похоже, что этот субъект уже отдал концы: слишком уж безжизненно он выглядит, да и стена за ним уделана бурыми пятнами, весьма похожими на кровь. Синицын узнал стену: эта стена в кабинете, с неё Казаченко с Белкиным сейчас в спешном порядке удаляют обои. И — Синицын узнал безжизненного субъекта: это «мистер Смит», для которого он когда-то возил грузы, и это — тот странный тип из подземелья, который перебил группу захвата!

— Ну? — вставил свой вопрос Недобежкин.

— Это он, — выдавил Синицын. — Смит… Для него я возил грузы из ГОГРа.

— Ясно, — пробормотал Недобежкин. — Значит, Смит. Смита можно списывать. Хорошо. Казаченко!

Казаченко бросил лохматый кусок обоев, и он повис, наполовину оторванный от стены.

— Эй! — возмутился Белкин, потому что кусок повис у него на голове.

— Но… — начал, было, Пётр Иванович, каким-то суеверным десятым чувством соображая, что нет, рановато пока списывать Смита.

— Приведи-ка этого Никанора из изолятора! — распорядился милицейский начальник, проигнорировав Серёгина.

— Какого Никанора? — удивился Синицын и выронил на пол одну фотографию.

— А сейчас увидишь! — сказал Недобежкин. — Давай, Казаченко, тащи Никанора!

— Есть, товарищ полковник! — бодренько отчеканил Казаченко и грузно потопал в изолятор, где томился в камере Никанор Семёнов, агент Интерпола.

Отправив Казаченку, Недобежкин обратил внимание на Ежонкова, который, восседая около его стола, поглощал и поглощал, то конфетки то пончики.

— Ежонков, харэ хавать, показывай свой отчёт! — потребовал милицейский начальник. — Глянем, что ты там накрапал, пока Казаченко Никанора тащит.

— Пожалуйста! — Ежонков свободной от пончика рукой с готовностью протянул Недобежкину отчёт о выборочном гипнозе, в уголке которого успело пристроиться аккуратненькое жирное пятнышко.

Недобежкин сегодня оказался необычайно прозорлив. Он заметил это мизерное пятнышко и свирепо рыкнул:

— Захватал уже, обжора!

Недобежкин как раз пытался вникнуть в значение тех страшенных терминов, которыми заполнил свой отчёт Ежонков, когда на пороге его кабинета возник майор Кораблинский. Кораблинский влетел в кабинет на такой скорости, что налетел на лежащую на полу дверь, и она громко треснула.

— Явился — не запылился! — хохотнул Ежонков, узрев Кораблинского, и запихнул в рот целёхонький пончик.

— Ага, — кивнул Недобежкин, стараясь выбросить из перегруженного мозга циклопические термины «суперагента».

А Пётр Иванович — тот просто уронил ручку. Увлекшись написанием двадцать третьего по счёту протокола, он не заметил появления Кораблинского и испугался, когда майор бухнул этой несчастной потерпевшей дверью и с порога громогласно заявил:

— Я… пришёл!

Недобежкин сбросил оцепенение, пересёк кабинет, схватил Кораблинского за плечи и усадил его на свободный стул между Серёгиным и Синицыным.

— Садитесь, Кораблинский, — протянул милицейский начальник, довольно потирая руки. — Сейчас мы с вами разберём животрепещущий вопрос.

Кораблинский молча, поёрзал на своём стуле и украдкой заглянул через плечо Серёгина в протокол, который тот старательно писал. Недобежкин же проворно нырнул под стол, поднял фотографию, которую выронил Синицын, и подсунул её Кораблинскому под нос.

— Узнаёте? — осведомился он.

Ещё бы не узнать! Кораблинский едва не смял проклятую фотографию в кулаке. Недобежкин этот точно издевается над ним… Однако майор спорить не стал: не позволила его озверевшая совесть.

— Да, — согласился он с покорностью овцы.

— Ну, и кто это? — не отставал Недобежкин, вперив в майора пронзительный взор.

Кораблинский замялся, потому что не знал, как сформулировать ответ. Никанор Семёнов внушил ему, что они охотятся за террористом, распространяющим биологическое оружие, а больше Кораблинский ничего не знал.

— Хорошо, подождём Никанора Семёнова, — кивнул Недобежкин, и в его голосе Кораблинскому послышался сарказм.

Казаченко недолго путешествовал по изолятору. Не прошло и десяти минут, как Никанор Семёнов был запихнут в кабинет его железной рукой и усажен на единственный стул, который оказался свободным. Едва Никанор Семёнов сел — Недобежкин налетел на него, как ураган, и сурово потребовал ответа.

— Ваш гаврик Генрих исчез из морга! — заявил милицейский начальник. — Ваши версии: кто мог его забрать?

По лицу Никанора Семёнова было видно, что тот загнан в тупик. Серёгин даже оторвался от своей кропотливой работы, чтобы понаблюдать за ним. А заодно — и за Кораблинским, который, услыхав сногсшибательную новость, приобрёл на лице оттенок поганки и пошатнулся на стуле, грозя свалиться. Фотография выпала из его бледных пальцев и во второй раз плавно опустилась на пол.

Никанор Семёнов пару раз кашлянул, собрался с мыслями и осторожно начал:

— Вы этого никогда не поймёте. Вы влезли в это дело случайно, и пострадали от него. Вы пострадаете ещё больше, если не выйдете из игры…

— Хватит водить меня за нос! — взорвался Недобежкин. — Любите вы юлить, а я не люблю! Вы свои эти фокусы бросьте, если не хотите, чтобы я пропустил вас по делу, как обвиняемого!

— Я — уполномоченный Интерпола по особо важным делам, — произнёс Никанор Семёнов, не опуская ни спокойствия разведчика, ни царского достоинства. — Я не распространюсь о том, что вы посадили меня в следственный изолятор: жаловаться на мелкие издержки — не мой уровень. Вам необходимо лишь выйти из игры и передать мне всё, что вы собрали по делу о проекте «Густые облака».

— Ваш Генрих тут пел то же самое: и про уполномоченного, и про чудовищные опасности! Я уже эти басни наизусть выучил! — фыркнул Недобежкин.

Милицейский начальник кружил по кабинету и избегал садиться в своё кресло, чтобы в сердцах не навалиться животом на стол.

— Генрих Артерран провёл некоторое количество экспериментов на самом себе, — нехотя выдавил Никанор Семёнов, видя, что этот Недобежкин упёрся рогом слишком прочно для того, чтобы его можно было в чём-либо убедить.

— И что? — продолжал язвить милицейский начальник. — Получил за это ШНобелевскую премию??

— Он изменил себе геном, — продолжал Никанор Семёнов и корил себя за то, что приходится слишком много говорить. — Как абсурдно бы это не звучало — но вы не смогли его убить…

— Вот, что, — отрубил фантастику Недобежкин. — Вы поедете с нами в морг прямо сейчас. Там у нас имеются такие двое — врач и уборщица. Глянете на них, и скажете, что тут к чему. Если вы такой весь из себя — я надеюсь, вы умеете лечить «звериную порчу»?

— Я же сказал вам, не везти его в обычный морг, — вздохнул Никанор Семёнов. — А теперь расхлёбывайте вашу «порчу»! И это не порча, а выборочная блокировка сознания и подсознания…

— Плавали, знаем! — вставил Ежонков, проверяя свои запасы съестного.