Сын Архидемона. (Тетралогия) - Александр Рудазов

– Олег? – раздался удивленный голос. – Это ведь ты?

– Вы всегда так тихо подкрадываетесь, падре? – устало спросил я, поворачиваясь к отцу Сардо.

Кардинал–эльф подошел абсолютно бесшумно. Лисий шаг у них буквально в крови. И Направление они каким–то образом приглушают.

Дивный Народ, что тут еще скажешь? Эльф и волшебство – понятия неразделимые.

– Не думал встретить тебя в городе, – вежливо произнес кардинал. – Что ты здесь делаешь?

– Любуюсь пейзажами. А вы какими судьбами, падре?

– Навещаю старого знакомого.

– Тоже эльфа?

– Нет, он из племени Адама. Если желаешь, можешь составить мне компанию – возможно, ему будет любопытно…

– Любопытно увидеть живого демона? Ох, кто бы знал, как мне надоело постоянно быть ходячей диковинкой… Я вам что, зверушка в клетке? Музейный экспонат?

– Прости, если невольно обидел тебя. Я не подразумевал ничего такого. Я имел в виду, что моему знакомому может быть любопытно побеседовать с тобой – он естествоиспытатель.

– Значит, все–таки экспонат. Ну ладно, я тут все равно без дела хожу, [цензура] пинаю… Это далеко?

– Нет, совсем рядом. В конце той улицы, за углом.

– Тогда показывайте дорогу.

После дождя улицы Ромеции похожи на красавицу, вышедшую из душа. Чистые, свежие и очень–очень мокрые. Пыль с камней исчезла, они сияют на солнце умытыми боками. То тут, то там открываются двери – жители, попрятавшиеся от короткого летнего ливня, снова выползают наружу.

– А я не видел вас на мессе, падре, – вспомнил я. – Отцов Щубута и Крэйга видел, а вас нет.

– Я не хожу на мессы, – спокойно ответил отец Сардо. – Мне это уже не нужно.

– Не нужно?..

– Душа – вот лучший храм Божий. Кто молится в душе, для того весь мир стал храмом. Апостол Павел говорил, что поклоняться Богу следует не в храме и не на горе, но в духе и истине.

– Ну, вам виднее. Нам сюда?..

– Да, сюда. Осторожно, ступеньки скользкие.

Дом, в который привел меня кардинал, ничем не выделяется на общем фоне. Два этажа, скрипучая рассохшаяся лестница. Дверь не заперта, внутри никого нет.

– Исаак, ты дома? – негромко позвал отец Сардо.

– Наверху! – послышалось со второго этажа. – Поднимайся, я тебе кое–что покажу!

На втором этаже оказалась химическая лаборатория. Точнее, не химическая, а алхимическая. Булькающие реторты, извивающиеся стеклянные трубки, полыхающие синим светом горелки. В распахнутое настежь окно льется дневной свет.

И среди всего этого – хозяин. Мужчина лет пятидесяти. Длинноносый, с внимательным взглядом, густыми бровями и волнистыми локонами, спускающимися до плеч. Еще не старый, но уже седой, как лунь.

– Я с другом, Исаак, – кивнул на меня кардинал.

– Твой друг – мой друг, – рассеянно ответил алхимик, даже не глядя в мою сторону. – Посмотри, Сардо, я наконец–то нашел решение! Посмотри!

Он протянул эльфу треугольную колбу с ярко–желтой тягучей жидкостью. Отец Сардо с любопытством взял ее и посмотрел на свет.

– Это ведь золото? – недоверчиво спросил он, покачивая колбу туда–сюда. – Жидкое золото?

– Иного я от тебя и не ожидал, Сардо. Я знал, что ты сообразишь с первого взгляда.

– А чего вы так таращитесь–то? – не понял я. – Что, никогда расплавленного золота не видали?

– Твой друг – не естествоиспытатель, Сардо, – искривил губы в усмешке алхимик. – Он не понял, что это золото вовсе не расплавлено. Для того, чтобы просто расплавить золото, совсем не требуется алхимический горн – достаточно обычного кузнечного.

– И в чем же тут тогда прикол? – полюбопытствовал я.

– Это настоящий прорыв в алхимической науке, – охотно ответил хозяин дома, забирая у эльфа колбу. – Известно, что золото состоит из взаимно притягивающихся частиц. Назовем их сумму первым соединением, сумму их сумм – вторым, сумму сумм сумм – третьим. И так далее. Ртуть и царская водка могут проходить через поры между частицами последнего соединения, но не через иные. Если бы растворитель мог проходить через другие соединения, иначе, если бы можно было разделить частицы золота первого и второго соединений, то золото сделалось бы жидким и текучим. Если бы золото могло течь, то оно могло бы быть превращено в какое–нибудь другое вещество. Ты понимаешь мою мысль?

– Кажется… – неуверенно ответил я. – Если я правильно разобрался в терминах, то это… это что же, расщепление атомного ядра?!

– Я не совсем понимаю, о чем ты говоришь… – теперь задумался уже алхимик. – После долгих исследований я наконец нашел способ разделить частицы золота – эврика, Сардо! – оно стало жидким и текучим, оставаясь при этом совершенно холодным. Чувствилище Божье приоткрыло нам еще одну из своих тайн, и теперь исследования переходят в совершенно новую стадию!

– Расщепление атома… – прошептал я, глядя на седого ученого с благоговейным ужасом. – Расщепление атома на лабораторном столе… в семнадцатом веке… охренеть можно!

– Сардо, кто этот монах? – с беспокойством посмотрел на эльфа алхимик. – Он говорит загадочные вещи.

– Позвольте представить вас, – мягко улыбнулся кардинал. – Исаак, это Олег. Он не монах – это то самое удивительное существо, которое доставил в Ватикан отец Роже. Олег, ты не мог бы…

Я молча снял капюшон, открывая трехглазую харю с огромной пастью и полукруглым гребнем на макушке.

К чести ученого надо сказать, что он даже не дрогнул. Лицо на мгновение окаменело, но потом на нем проявился какой–то неописуемый восторг.

– Демон! – восхищенно округлились глаза алхимика. – Живой, настоящий демон! В моей лаборатории! Поразительно, Сардо, просто поразительно! Я сам ожидал показать тебе нечто поразительное, но – признаю! – ты поразил меня куда сильнее! Но что же мы стоим? Присаживайтесь, присаживайтесь! Служанка отправилась за продуктами, но должна вернуться с минуты на минуту… если, конечно, не заболталась с кумушками на рынке. Надеюсь, вы останетесь у меня на ужин?

– Разумеется, Исаак. Мне будет крайне любопытно выслушать рассказ о твоем последнем исследовании. Олег, позволь представить тебе моего друга – сэр Исаак Ньютон из Линкольншира.

Я вторично офигел. Ньютон! Живой Ньютон во плоти! Стоит прямо передо мной и распинается о алхимических ядерных реакциях!

Через полчаса мы уже разговаривали о всякой всячине за холодной телятиной. Сэр Исаак Ньютон оказался человеком любознательным и словоохотливым – он увлеченно рассказывал о своих изысканиях и столь же увлеченно расспрашивал меня. О многом расспрашивал, но больше всего – о ядерной физике. Жаль только, что мои собственные познания на этот счет относительно скромны. Я мало что сумел поведать – разве что терминологию двадцать первого века. Понятий «атом», «молекула», «ядро» и прочих Ньютон, конечно же, не знал, заменяя их бесхитростными «первое соединение», «второе соединение», «третье соединение».