Хранитель истории - Тэффи Нотт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какие настройки? Они даже не ходят. – Я насупилась. Ему мой медальон трогать можно, а мне его часы нельзя, что ли?
– Сейчас посмотрим. – Парень наконец нашёл ключ и принялся заводить часы. Поворот, ещё один. Механизм внутри металлической коробочки проворачивался с вкусным пощёлкиванием. Я поймала себя на том, что тоже, задержав дыхание, наблюдаю за действиями Уварова. Вдруг всё же, поможет?
Но чуда не произошло. Часы послушно затикали, но так и остались обычными часами.
Весь ужин мы с Уваровым развлекали Голицына выдуманными рассказами из нашего общего детства. Мне насилу удалось привести Николая в себя после сокрушительного поражения с часами. В оставшиеся время условились об основных вехах биографии, я рассказала наскоро выдуманную легенду. И теперь мы врали напропалую. Про украденные в саду зеленые яблоки, про матушку Николая, которая была родной сестрой моей, рано погибшей матери и воспитывала меня как собственную дочь.
Напряженный, поначалу, Сергей Александрович очень скоро расслабился, смеялся над нашими выдуманными историями, расспрашивая какие-то незначительные тонкости. А вот Николай заметно дергался. Я понимала почему – понять, что ты застрял в прошлом без возможности вызвать помощь, не самая приятная вещь на свете. И полностью разделяла его чувства.
Уваров едва досидел до конца ужина, после которого поспешил с нами раскланяться.
– Я только вернулся, есть пару срочных дел, которые не требуют отлагательства. – Он виновато взглянул на Голицына.
– Какие дела, Николай! Ночь на дворе. – Притворно-обеспокоенно воскликнула я, прижимая ладонь к груди. За что была вознаграждена полного упрека взглядом.
– Обещаю вернуться как можно скорее. – На том и распрощались.
Мы с графом снова разместились в гостиной, но теперь уже совсем в другом положении. Голицын сел у камина, пытаясь забить свою трубку, а меня неожиданно потянуло к инструменту.
– Рад видеть Вас в столь приподнятом настроении. – Донеслось до меня от камина.
– Есть веская причина. – Улыбнулась я, поглаживая клавиши. – Мы с Николаем не виделись уже очень много лет.
Наверное, недаром говорят, что музыка – лучшее отражение нашего настроения. Обычно это откликалось в моем плейлисте в наушниках. Но теперь в распоряжении был лишь инструмент, память и… голос.
С моих плеч свалилась такая гора, когда я поняла, что спасена. И дело было даже не в том, что с Николаем мои шансы на возвращение домой резко возросло. Это было будто фоново, само собой разумеющиеся. А вот то, что я была оправдана в лице Голицына, что моей криво слепленной легенде нашлось подтверждение – заставляло мою душу петь. И не только душу.
Пальцы сами нащупали нужные клавиши, и полилась нежная мелодия, всплывшая в памяти, будто сама собой.
– Поутру, на заре, по росистой траве я пойду свежим утром дышать. – Пела я не ахти, не сравниться с Натальей Юрьевной Салтыковой, которая щебетала соловьем. Но сейчас желание петь было сильнее моих умений. – И в душистую тень, где теснится сирень, я пойду свое счастье искать.
Тихий проигрыш я старалась сделать ещё тише, чтобы максимально придать клавесину мягкое звучание фортепьяно. И это позволило мне услышать аккуратные шаги графа.
– В жизни счастье одно мне найти суждено. И то счастье в сирени живёт. На зеленых ветвях, на душистых кистях, мое бедное счастье цветёт. – Я тихонько закончила романс, улыбаясь своему неожиданному желанию. Но едва была доиграна последняя нота, как мою ладонь накрыла мужская. Я замерла, боясь поднять глаза.
– Вера Павловна. – Голос Сергея Александровича был тихим, будто бы чуть сдавленным. – Простите меня.
Мужчина опустился на одно колено передо мной, и только сейчас я позволила себе посмотреть на него, не удержавшись от улыбки.
– Вы в своем праве. – Его рука по-прежнему сжимала мою ладонь. - Я бы на Вашем месте забеспокоилась ещё раньше. Хорошо, что Николай появился так вовремя, иначе бы не знаю, что делала…
– Не только за это. – Прервал меня Голицын, качнув головой.
– А за что ещё? – Я захлопала глазами, непонимающе глядя на мужчину.
– За это. – И граф подался навстречу, не позволяя мне ускользнуть от его уверенного поцелуя. Да и, честно говоря, мне не очень-то хотелось. Я отвечала на поцелуй с непередаваемым облегчением на сердце.
Не знаю, сколько мы просидели так, касаясь друг друга, целуя снова и снова, пока не кружилась голова. Мои пальцы порхали по любимому лицу, стараясь запомнить каждую его черточку не только глазами, но и прикосновениями. Его руки гладили мои плечи, руки, спину. Я зарывалась пальцами в шелк волос, прижимаясь ближе, слушая, как бьется навылет его сердце. Пока голоса за дверью не заставили нас отпрянуть друг от друга. Снова.
Я быстро опустила голову, утыкаясь взглядом в клавиши, а Голицын широким шагом пересек гостиную и встал у камина. Только горящие щеки и растрепанный вид выдавал нас с головой.
– Я же говорил, что быстро управлюсь. – На пороге появился Николай. – Велите подать чаю, Сергей Александрович. На улице черт знает что творится.
Остаток вечера мы провели втроем. Я рассказывала про свою жизнь у Толстых, не скупясь на красочные эпитеты в сторону генерал-губернатора и его дражайшей супруги. Голицын одобрительно посмеивался, а Уваров больше поджимал губы. Тому явно не нравилось, что я вступила в столь близкие отношения с верхушкой Петербурга. Однако и Николай все же пару раз, но улыбнулся, что я считала своей личной победой. Вот сухарь черствый.
Когда выдалась минутка наедине, Николай сообщил, что с машиной времени его постигла неудача.
– Я же говорила! – Чуть не вскрикнула я, вовремя прикрывая рот ладошкой.
– Тише вы. – Уваров поморщился. – Это лишь значит, что мы оба в большой-большой беде.
И, увы, он был прав.
Глава 17
Я питала надежду, что теперь, когда особняк вновь наполнился живыми голосами, кроме нашего с Аглаей молчаливого согласия, когда вернулся Голицын и у меня неожиданно нашёлся «брат», то в доме станет гораздо веселее. Но я сильно ошибалась.
Сергей Александрович с утра, даже не выпив чашки кофе, уезжал во дворец. Император по своему обыкновению предпочитал решать все важные государственные дела в первой половине дня, которая, иной раз, растягивалась до самого вечера. И Голицын, всё ещё обязанный участвовать в рискованном проекте дипломатической миссии в Японию, каждый день по многу часов проводил в Петергофе и на
