Десятые - Роман Валерьевич Сенчин

– Что он? – спросила Лёся, когда Трофим сел за руль.

– Да подрался опять с Юркой и Димкой… Страдает… Вправил ему мозги, не знаю только, надолго ли.

Жена вздохнула:

– Ох, хорошие ведь люди…

– Да, хорошие, – без всякой иронии согласился Трофим, – прекрасные люди. Поэтому и вот так у них всё… Брошеные дети, нидадаи…

Трофим нашел в кармашке двери тряпку, тщательно вытер руки. Завел машину. Тронулись дальше.

С лесом в этих местах было неважно. Равнины, поля… Точно как у Есенина: «Спит ковыль. Равнина дорогая, и свинцовой свежести полынь…»

Вокруг многих домов в старой части деревни нет заборов, у некоторых хозяев и ворота отсутствуют – жерди вместо них, чтобы скотина не зашла. Правда, коров, лошадей ни у кого давно нет. Свиньи и куры далеко не у всех.

Может, и все бы держали, но с кормами беда. Раньше, говорят, здесь была ферма, так воровали оттуда зерно, комбикорм, а теперь – негде. Старушки покупают в автолавке пшено, овсянку курам. Овсянка, продавщица смеется, самая популярная тут крупа…

Поначалу и свою усадьбу Трофим не хотел огораживать. Обозначить границы легкими пряслами, и всё. Чего сидеть как в крепости?.. Но сперва одни соседи поставили глухой забор из профлиста, потом другие выклали кирпичную стену метра в три высотой; сзади натянули рабицу и насажали малину и шиповник. В конце концов Трофим заказал крепкие стальные ворота и профлист под дерево на лицевую часть. Что ж, мало ли что… Он часто в отъезде, а от отморозков хоть какая-то защита. Пока лезут, Лёся, старший сын Егор приготовятся к обороне. А дать отпор у них есть чем.

Вот и гнездо. Все цело вроде. Дом желтеет свежим еще деревом… Остановились перед воротами; Егор без напоминаний взял у Лёси ключи, пошел открывать.

Трофим смотрел на скупые и точные движения сына и любовался им. Взрослый парень, пятнадцать лет… Горько, что никому из отчичей и дедичей его не показать – все давно ушли. В своих книгах Трофим пытался воскресить их, продлить их жизнь: в одном романе его герой разговаривал с прадедом, в нескольких вещах возникали деды, опекающие и учащие уму-разуму внука, почти в каждом тексте появлялся отец, но на самом деле о прадеде Трофим только слышал от бабушки, дедов знал по фотокарточкам, отец умер, когда ему было всего-то тринадцать лет. Переехали из обезлюдевшей родной Воскресенки, и через неполный год отец не проснулся… Уснул вечером, а утром оказался холодным и твердым. Не проснулся, будто не захотел больше видеть этот мир.

А ведь в нем, мире этом, много хорошего. Вопреки горам дерьма и морям гадости – много хорошего. Вот Егор, посмотри на него, посмотри. А на заднем сиденье еще трое ребятишек с твоими волосами, твоей кровью…

Совсем недавно, с год назад, Трофим, случалось, невольно ощущал себя маленьким. Ребенком в обличье волосатого жилистого мужика с лысым теменем… Он мог покапризничать, из-за какой-нибудь ерунды поругаться, а вернее, пособачиться с Лёсей. Перед детьми показать свою слабость, неуверенность. Продемонстрировать удаль в компании. Мог выпить бутылку водки, запивая каждую стопку пивом, чтоб удивить, что не пьянеет, не падает. А этой весной как-то вдруг по-настоящему повзрослел.

Ну не вдруг, конечно. Весной очень многое изменилось, словно в окружающей его и его семью, и миллионы людей вокруг темной комнате, где они все были заперты многие годы, выли с тоски, бесились, сходили с ума, открыли окна. И хлынул живительный воздух. Одни испугались сквозняков и стали кутаться, другие закричали, чтоб закрыли окна, но большинство возликовали. Некоторые полезли в окна, чтоб перестроить, расширить эту затхлую комнату… Трофим увидел будущее. Будущее и для себя, и для своей семьи, для тех миллионов, которые вновь стали народом. Есть и уроды, есть трусы и просто глупцы, но их меньшинство. Не абсолютное, но меньшинство.

Еще есть вечно сомневающиеся, которые рассматривают любое явление, каждое событие «с одной стороны, с другой стороны»… Трофим часто бывал в числе таких, хотя в принципе с ранней юности, с того момента, когда его родители-учителя были вынуждены покинуть родную Воскресенку, которую где-то там наверху решено было превратить в заросшую крапивой пустошь; когда из уважаемых людей – там, в деревне, – родители превратились в лишних, ненужных, которым (и их детям: Трофиму и дочери Софье) подчеркнуто из милости выделили две комнаты в грязной разваливающейся общаге, куда селили всякий сброд… Да, с тех пор Трофим знал, за что он будет бороться, какой он хочет и стремится видеть страну. Правда, то и дело отвлекался на нюансы, детали – на эти пресловутые «с одной стороны, с другой стороны»…

Но наступают в истории моменты, когда сомневаться нельзя, отвлекаться на нюансы и взвешивать просто преступно. И этой весной наступил исторический момент. И Трофим стал твердым и непреклонным. Кто-то, конечно, тут же завопил про то, что продался режиму, про отупение, зажратость… «Зажрался Гущин своими гонорарами и премиями, – прочитал он недавно в «Фейсбуке», – и решил заняться расширеньем России. Гонит люмпенутых захватывать западные территории. Пиши книжки, дурилка, а то повторишь участь товарисча Троцкого!»

Подобных выкриков были тысячи, но больше было слов поддержки. И Трофим с каждым днем чувствовал, что становится взрослее и крепче. И главное, жена видела его перемену. Раньше ее явно раздражали его частые отъезды, иногда многонедельное отсутствие дома. Хоть и понимала, что это для дела, что он работает и зарабатывает всё больше не столько сидением за письменным столом, а именно такими вот поездками; зарабатывает не всегда живые деньги, а известность, которая принесет деньги чуть позже, но часто не могла сдержать обиду, что он едет, а она с детьми здесь и здесь; иногда ревновала к поклонницам его прозы; боялась за него, скучала, говорила, что ей одной трудно… Теперь же Лёся отпускала беспрекословно, давала ему почувствовать, что понимает всю важность его дела, нужность именно этой поездки. Отпускала спокойно и твердо.

И когда после месяцев призывов в интернете, разнообразных СМИ поддержать тех, кто борется за Новороссию, Трофим сказал ей, что ему нужно побывать там самому, самому увидеть, услышать, пожать руки тем, кто сражается, Лёся просто сказала: «Да, ты прав. Поезжай».

Завтра он едет туда снова. На этот раз поведет три грузовика с вещами и продуктами тем, кто решил встретить зиму в разрушенных, разоренных городах и селах. В их родных городах и селах. Наших…

Две недели назад Трофим бросил клич в соцсетях, что собирает деньги на гуманитарную помощь,