Его Кукла (СИ) - Горячева Ирина

— Отец, прошу. — Не выдержав, поднимаюсь со стула и встаю так, чтобы закрыть Рисая собой от гнева отца. — Я всё объясню.

Накрываю ладонью и крепко сжимаю шкатулку, которую вручил мне мой двуликий. Я уже готова рассказать на ходу сочинённую историю про то, что Рисай просто привёз мне забытую вещь — эту самую шкатулку.

Глупая версия, да и сама затея. Знаю. Но я готова на всё, лишь бы отец позволил Рисаю просто уйти.

Отец медленно переводит взгляд с Рисая на меня.

— Не думал, что увижу, как великий Рисай Диррон прячется за юбкой. — Его брови сползаются к переносице, а глаза темнеют.

Предвкушая знатный скандал, на нас уже начинают украдкой поглядывать посетители «Чёрного айсберга».

Марина наконец выходит из ступора и, сделав шаг к мужу, дотрагивается до его локтя.

— Эл, подумай о репутации, — говорит она тихо. — Не стоит выяснять отношения здесь. Идёмте, обсудим всё в моём кабинете.

Взгляд отца тотчас светлеет.

— Ты права, Марина. — Он кивком указывает на дверь, ведущую к служебным помещениям. — За мной! Живо!

Отец разворачивается и шагает по проходу в сторону двери, а мы все гуськом, как провинившиеся следуем за ним. Я иду последней, уставившись в напряжённую спину Рисая и нервно постукивая пальцем по шкатулке.

Как только мы оказываемся в рабочем кабинете Марины, наместник закрывает дверь и жестом указывает на два дивана возле стены.

Оспаривать приказ не решается никто.

— Итак, господин Диррон! — Замерев в центре комнаты, отец гневно смотрит на того, кого когда-то считал другом. И к кому сейчас обращается подчёркнуто официально. — Вы нарушили приказ самого Императора и покинули Призон! Вы совратили мою дочь! Хотите что-то сказать мне в своё оправдание?

— Боюсь, в силу вашей предвзятости, наместник Керташ, у вас сложилось неверное представление о моих поступках. И о мотивах. Мой дядя Император Круран Ашенафи никогда не отправил бы меня в эту клоаку, которую все почему-то считают местом, пригодным для жизни. Пусть даже и преступников. — Он пытается встать, но отец взглядом придавливает его обратно к дивану. И Рисай продолжает, переходя снова на «ты»: — Во-вторых, Элрой, я нашёл и вернул твою живую дочь! Ну и, в-третьих…

— Довольно, Рисай! Твои «заслуги» дают мне право здесь и сейчас казнить тебя. И я всё ещё не сделал этого лишь потому, что благодаря тебе нашлась Дарья. — Отец скользит взглядом по нам обоим. По мне и по своему бывшему другу. — Потому что твоя смерть причинит ей чёртову боль!

— Тогда давай, перестанем собачиться у неё на глазах?! — не скрывая нотки сарказма в голосе, предлагает Рисай. — Если ты не собираешься воспользоваться своим грёбаным правом казнить меня, давай, покончим с враждой. Здесь и сейчас! Раз и навсегда!

— Ты предлагаешь мне мир?! — Наместник усмехается. — После всего, что натворил? Не поздновато ли ты спохватился, Рисай?

— Лучше поздно, чем никогда, — парирует Рисай. — Так ведь говорят земляне?

— У меня есть другое предложение, Рисай. — Отец складывает руки на груди. Он по-прежнему холоден с бывшим другом. — Я отменю твой приговор. Но ты сегодня же уберёшься из столицы и забудешь о Дарье. Вернёшься — будешь казнён!

— Отец, пожалуйста, не надо! — Я вскакиваю возмущённо, но под тяжёлым взглядом отца отступаю.

Мой любимый двуликий резко вскидывает голову и с вызовом глядит на наместника.

— Ты на моём месте поступил бы так же, Элрой?

Наплевав на предостерегающий жест моего отца, Рисай всё-таки поднимается с дивана и двумя шагами сокращает расстояние, разделяющее его и наместника.

— Элрой, когда-то ты рисковал всем ради своей женщины. Тогда для меня это было глупо и дико. Теперь я понимаю твои чувства. Моя жизнь неразрывно связана с Дарьей и бессмысленна вдали от неё. Всё как у тебя с Мариной… Прости, но я не стану убегать, поджав хвост. И тем более никогда не откажусь от Дарьи.

— Эл, милый, — вступается за нас Марина, всё это время наблюдавшая за спором со стороны. — Может, вам с Рисаем, правда, стоит попробовать с чистого листа?

Решив, что пришло время, и мне пора взять свою судьбу в собственные руки, срываюсь с дивана и бросаюсь к отцу. Висну у него на шее и шепчу:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Пожалуйста… Пожалуйста, дай Рисаю шанс.

Слышу, как быстро начинает грохотать в груди сердце отца. Кажется, он сейчас борется сам с собой.

Наконец, после нескольких минут внутренней борьбы, отец вздыхает.

— Хорошо. Но не ради тебя, Диррон. Ради дочери! Я подумаю, что можно… — Его руки сжимают меня сильнее. — Дарья?

— Спасибо, папочка. Спасибо…

Голова кружится от радости. Сердце колотится, выпрыгивая из груди…

— Дочка, тебе плохо?

Нет-нет. Мне хорошо… Сейчас, когда все самые близкие и любимые люди рядом, мне хорошо…

Так я хочу сказать, но от внезапного приступа острой боли на миг перехватывает дыхание. Словно кто-то невидимый по живому режет живот.

От боли на глаза наворачиваются слёзы.

И я выскальзываю из объятий отца и падаю в темноту…

Глава 24. Помощь приходит, когда не ждёшь

Рисай

— Дочка, тебе плохо? — Элрой подхватывает дочь, успевая поймать за мгновение до того, как она падает.

— Дарья! — Я бросаюсь к моей бедной девочке, но Марина преграждает мне дорогу.

— Стой, Рисай! Ты ничем не поможешь.

— Откуда тебе знать, женщина?! — Рычу на неё не из-за желания принизить или оскорбить, а из-за охватившего отчаяния. — Может, только я один и способен помочь?

— Тогда ты выбрал не те слова, что могут спасти, Рисай.

Делаю вдох и понимаю, что она права.

Как же так?! Ну, как же так?!

Неужели проклятая шкатулка, которую всучила мне Марта — просто пустышка? Неужели она — не решение всех проблем и не спасение?

В голове набатом звучат слова ведьмы: «И один невинный заплатит жизнью, чтобы выжил другой».

Элрой, присев, осторожно шлёпает Дарью по щеке, пытаясь привести в чувства, но она совершенно ни на что не реагирует.

— Эл, девочку нужно срочно в больницу! — Марина в этой ситуации оказывается единственной, кто ещё в состоянии мыслить здраво. — Летите сейчас же! А я свяжусь с доктором Амра́ни.

Элрой поднимается вместе с Дарьей и, прижимая её к груди, собирается уходить.

Если всё происходящее правда, а не дурной сон, значит, очень скоро кому-то придётся выбирать между Дарьей и ребёнком. Спасти смогут только одного из них.

Проблема в том, что для меня этот выбор очевиден.

— Элрой! — окликаю я бывшего друга.

Он поднимает на меня глаза. Злые, насквозь пронзающие острыми осколками льда. Но мне плевать. На то, что он думает обо мне. На его злость. Плевать на всё на свете. Даже на собственную судьбу.

Не дожидаясь, что Керташ ответит, выпаливаю:

— Я сделаю, как ты прикажешь. Только спаси их обоих.

Наместник, так ничего и не ответив, отворачивается и быстрыми шагами выходит из кабинета. Через стеклянную дверь вижу, как Элрой приближается к выходу из кондитерского салона.

Долгим взглядом в спину провожаю бывшего друга, уносящего в неизвестность мою женщину и моего ребёнка, который ещё даже не родился.

Слышу голос Марины, спешно что-то объясняющей доктору по галакому, но смысл слов доходит до меня с трудом.

Впервые за всю свою жизнь я отдал бы всё на свете, включая саму эту жизнь, лишь бы спасти кого-то… Тех, кого люблю.

Элрой исчезает за закрывшейся дверью, а я поворачиваюсь к Марине, подсознательно ища понимание и поддержку.

— Больше всего в жизни я хотел бы быть с ними и помочь, — произношу, глядя на неё. — И больше всего сожалею, что не помог Элрою, когда он просил спасти тебя. Наверное, это расплата…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Это просто урок, Рисай. — Марина убирает галаком в сумку и поднимает на меня взгляд. Не тот взгляд трепещущей перед двуликим монстром землянки, который я помню. У неё взгляд сильной уверенной в себе женщины. Женщины наместника Земли. — Всё, что было тогда, осталось в прошлом. А я не живу прошлым. Сейчас ты ничем не поможешь. — Она жестом показывает мне на диван. — Присядь, прошу.