Святыня - Джеймс Герберт

— Пожалуйста.

Монсеньер Делгард твердо вклинился между спорщиками, его большие ладони поднялись на уровень груди, словно сдерживая дальнейшие реплики. Он не повысил голоса, и тон не стал жестче, но его слова нельзя было проигнорировать.

— Несомненно, вы продолжите свою дискуссию — вы должны получить ответ на свои вопросы, мистер Фенн, а вы, святой отец, можете извлечь пользу, выслушав более объективное воззрение на все это дело, — но сейчас для этого не время и не место. Предлагаю вам удалиться, мистер Фенн, и вернуться сегодня же чуть погодя.

Это вряд ли было предложение, скорее приказ, которому репортер неохотно решил повиноваться.

В интересах дела Хэган был нужен ему как союзник, а не как противник; сама же беседа не сулила никакой пользы. Однако, всегда стремясь повернуть ситуацию в свою пользу, как бы мала эта польза ни была, Фенн сказал:

— Если я приду сегодня вечером, вы мне выделите час?

Отец Хэган открыл рот, чтобы возразить, но монсеньер Делгард быстро проговорил:

— Сколько вам угодно, мистер Фенн. Мы не собираемся урезать ваше время.

Фенн был поражен. Он рассчитывал на полчаса, может быть, минут на двадцать.

— Договорились, — сказал он с улыбкой и открыл дверь.

Церковь была почти пуста и казалась гораздо темнее. Фенн понял, что дождевые тучи стали еще гуще: свет снаружи, проникавший через витражные окна, был слаб и рассеян. Репортер закрыл дверь в ризницу и прошел мимо алтаря к белой статуе Мадонны. Ее глаза без зрачков слепо смотрели на него, каменные губы хранили след милосердной улыбки. Руки изваяния протянулись вниз, ладонями вперед — символ приятия Мадонной всех, кто стоит перед ней.

Для Фенна это была всего лишь каменная глыба, искусное изображение, не несущее в себе никакого значения. Пустые глаза тревожили, потому что были слепыми; сострадательный жест ничего не значил, поскольку был рукотворным, а не шел от сердца.

Фенн прищурился. И статуя исказилась. На ней виднелась еле заметная в тусклом свете, не толще волоса трещинка, бегущая от подбородка к боковой части шеи. «Никто не безупречен», — мысленно сказал Фенн Мадонне.

Он полез в боковой карман за фотоаппаратом, решив, что не следует упускать возможность сфотографировать статую, но тут за спиной послышались шаги, и он обернулся. Мальчик лет пятнадцати-шестнадцати спешил по центральному проходу к алтарю. Словно не замечая Фенна, он обогнул переднюю скамью и направился к ризнице. Постучав в дверь и не дожидаясь ответа, мальчик ворвался внутрь.

Фенн поспешил следом и еле успел, чтобы услышать, как юноша, задыхаясь, проговорил:

— Это Алиса Пэджетт, святой отец. Она здесь.

— Но я велел ее матери сегодня не пускать ее сюда, — послышался голос отца Хэгана.

— Но она здесь, святой отец. На лугу, у дерева! И все идут за ней. Все пошли в поле!

Глава 13

Магия.

Магия во мне,

Магия во мне.

Она в каждом из нас.

Фрэнсис Ходжсон Бернет. «Волшебный сад» [19]

Войдя в ризницу, Фенн лишь заметил мелькнувшие фигуры двоих священников и мальчика: они выходили в другую дверь, ведущую наружу. Мальчики-служки и старший служитель у алтаря по-прежнему стояли, застыв в изумлении. Репортер пробежал через комнату вслед за только что вышедшей троицей. Выскочив из двери, он оказался на кладбище за церковью; двое священников и мальчик спешили по узкой дорожке между могил к невысокой стене, отделяющей церковные земли от луга. Фенн с горящими глазами пустился вдогонку.

Он свернул, увидев, что возле стены столпился народ, многие тревожно смотрели на луг, но по каким-то причинам никто не делал ни шага в ту сторону. Участок стены на углу кладбища был свободен, и Фенн устремился туда. Двое священников пытались протолкаться сквозь толпу зевак, но не могли добраться до стены. Спеша к намеченной цели, Фенн сшиб башмаком кротовью кучу. Трава была сырой и скользкой, и он дважды чуть не упал. Вскоре репортер уже был у стены и прислонился, переводя дыхание. Потом вскочил на нее и выпрямился, дрожащими пальцами нащупывая фотоаппарат.

Алиса в голубом пластиковом плаще стояла перед деревом, глядя на перекрученные ветви, и дождевые капли падали на ее обращенное вверх лицо. Темные, тяжелые облака еще не избавились от своего груза, и серебристо-белый горизонт резко контрастировал с ними. Остальные дети стояли за спиной девочки, словно боясь подойти к ней, опасаясь слишком приблизиться к дубу. Они сбились маленькими группками и молча наблюдали. Все новые дети перелезали через стену и осторожно шли вперед, но не заходили за столпившихся позади девочки. Фенн увидел мальчика-калеку, того, что раньше получал святое причастие, — его переправили через стену и понесли мимо ожидающих к Алисе. Всего в пяти ярдах от нее отец опустился на колени и осторожно положил сына на землю, закутав в одеяло, чтобы уберечь от сырости.

Вперед вывели какую-то девочку, и Фенн по одежде узнал ее — это была та самая страдающая хореей.

Все новые люди проталкивались вперед, неся с собой детей или поддерживая взрослых. Вскоре, по мере заполнения пространства, группы стали не так отчетливы, и больных клали на траву, не обращая внимания на сырость и холодный воздух.

По оценке Фенна, вокруг собралось не менее трехсот человек, одни вышли собственно на луг, другие блуждали вдоль стены, словно она могла послужить защитой. Все притихли.

Репортер ощущал напряжение, и ему хотелось закричать, чтобы избавиться от гнетущего чувства. Оно сгущалось, передаваясь от человека к человеку, от группы к группе, — это была нарастающая истерия, готовая прорваться, достигнув пика. Он поежился от внезапного ощущения страха.

Стараясь побороть дрожь в руках, Фенн навел фотоаппарат. Удачное место на стене открывало ему хороший обзор, и он надеялся, что правильно установил диафрагму для тусклого освещения. «Олимпус» имел встроенную вспышку, но пользоваться ею не хотелось: Фенн чувствовал, что внезапный световой сполох может каким-то образом повлиять на общее настроение, разрушить чары, под которыми все словно находились. Чары? Опомнись, Фенн. Такую же атмосферу может создать футбольный матч или поп-концерт. Просто тут все молчат, и от этого так жутко.

Он нажал на кнопку. Первый кадр: Алиса и дерево. Потом Алиса и толпа у нее за спиной. Потом люди у стены. Хороший снимок, видно опасение у них на лицах. И что-то еще. Страх. Страх и… ожидание. Боже, они томятся по чуду.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});