Святыня - Джеймс Герберт

— Начинаешь ощущать атмосферу, Джерри? — спросила Сью, взглянув через голову сына на репортера.

Фенн что-то хмуро буркнул. Пока он был еще не готов что-либо признать. Когда они приблизились к пешеходному переходу, машина затормозила, и собравшиеся на тротуаре приветственно замахали им, спеша перейти улицу. Маленькие дети вцепились в руки родителей, дети постарше держались за более крепких товарищей. Последним был мужчина средних лет в инвалидной коляске, которую толкал человек помоложе; их внешнее сходство говорило, что это отец и сын. Инвалид улыбнулся Фенну и оглянулся через плечо на сына, показывая, что надо везти быстрее.

Когда путь освободился, Фенн наконец вдавил педаль акселератора, зная, что сзади скопились машины. Они двинулись следом, как конвой, за малолитражкой репортера.

Он посмотрел в зеркало заднего вида, удивленный тем, как быстро создал пробку, и проговорил:

— Надеюсь, не все собираются туда же.

— Думаю, тебя ждет сюрприз, — ответила Сью.

Фенн обгонял группы людей, шедшие по обе стороны дороги, дома стояли все реже, пока не остались одни луга и деревья. Даже стойкий моросящий дождик не мог омрачить радость, словно исходящую от пешеходов.

Вскоре показались припаркованные у дороги машины, съехавшие двумя колесами на траву.

— Не верится, — сказал Фенн, когда им пришлось проехать мимо входа в церковь.

— Я говорила, ты удивишься. — В голосе Сью не было и намека на торжество.

Он осматривал обе стороны дороги, выискивая, куда бы зарулить.

— И что, так всегда после того воскресенья?

— Нет. Бывало много народу, но не настолько. Очевидно, слух распространился.

— Ты не сказала мне, откуда ты его узнала.

Увидев открывшуюся дверь автомобиля, Фенн взял в сторону. Из машины высунулись две металлические палки, а за ними показались плохо слушающиеся ноги. Когда Фенн проехал мимо, водитель только еще вылезал, чтобы помочь инвалиду.

— В прошлую среду я была здесь на вечерней службе. И подслушала разговор двух прихожан.

Фенн рискнул быстро взглянуть на нее.

— Ты была на вечерней службе? На этой неделе?

— Да, Джерри.

— Понятно.

Он втиснулся позади последней машины в веренице.

— Наверное, сойдет, — иронически проговорил он. Малолитражка стукнулась о поребрик, и впереди почти тут же пристроилась другая машина — Ну-ка, Бен, пора вылезать на дождь.

Мальчик уже в нетерпении толкал спинку сиденья матери. Сью вышла и подвинула сиденье вперед, чтобы Бен мог вылезти. Фенн захлопнул дверь и поднял воротник куртки.

— Прекрасный денек для вшивого праздника, — пробормотал он себе под нос и поглубже засунул руки в глубокие карманы, нащупав там увесистый предмет: на этот раз после стонов фоторедактора «Курьера», которому не понравились снимки портативным фотоаппаратом, Фенн взял попользоваться «Олимпус». Если (и это было большое если) что-нибудь случится, он будет наготове. В другом кармане лежал миниатюрный магнитофон — рождественский подарок Сью. Втроем они направились к церкви, Сью взяла Фенна под руку, Бен бежал впереди.

Все новые автомобили останавливались за малолитражкой. В церковных воротах толпился народ, и Сью пришлось схватить Бена за руку и вести рядом с собой, чтобы его не затолкали. Фенн оглядывался по сторонам, рассматривая наэлектризованную толпу. Он был ошеломлен и все больше заражался всеобщим возбуждением. Даже если ничего особенного не случится — а он был уверен, что так оно и будет, — у него уже есть милая история в продолжение предыдущей. Может, с его стороны было бы некоторым преувеличением сказать, что церковь Святого Иосифа осадили паломники, верующие и просто любопытствующие, но это не так уж далеко от правды. Репортер недоуменно покачал головой: какого черта они ожидают увидеть? Еще одно чудо? Он подавил смешок. Теперь Фенн был в восторге, что Сью убедила его прийти сюда. Это совсем не пустая трата времени.

Все трое, Фенн, Сью и Бен, протиснулись через ворота и оказались в медленно двигающейся толпе. Фенн заметил, что какая-то молодая девушка лет пятнадцати или шестнадцати, не больше, вся трясется, а потом понял, что ее судорожные движения вызваны не просто возбуждением: Фенн уже встречался с подобным недугом. Движения девушки были неуклюжи, руки некоординированно дергались, и с обеих сторон ее поддерживали мужчина и женщина — вероятно, родители. Если он не ошибся, девушка страдала какой-то формой хореи, весьма вероятно, Пляской святого Витта, поскольку Фенн видел такие же симптомы у молодой женщины, у которой брал интервью в брайтонской больнице, когда писал репортаж о неизбежном закрытии больницы из-за сокращения правительственных расходов. Фенну не нравились такие поручения, так как при виде больных он и сам начинал чувствовать себя нездоровым, но, по крайней мере, его репортаж со многими мучительными интервью пациентов помог сохранить больницу. Ее будущее оставалось неопределенным, но неопределенное будущее лучше, чем вообще никакого.

Он отодвинулся в сторону, давая пройти родителям с девушкой, и отец благодарно улыбнулся ему. За воротами толпа поредела, хотя вереница паломников тянулась до самой двери в церковь. В этой череде было несколько инвалидов, которым, как и молодой девушке, помогали другие. Фенн, Сью и Бен прошли мимо истощенного с виду мальчика в инвалидной коляске, беззаботно болтающего с окружившей его семьей; его большие, навыкате глаза сияли каким-то внутренним оживлением. Фенн видел грустную улыбку матери мальчика, и в ее выражении также сквозила надежда, отчаянная надежда От этого Фенну стало неловко, словно он подглядывал за тайными несчастьями других. Впрочем, не только оттого: он должен был стать свидетелем их разочарования. Несмотря на свое сочувствие к их несчастьям, репортер не мог понять такую доверчивость. То, что случилось с маленькой Алисой Пэджетт, было капризом природы, от которого в мозгу девочки сдвинулось что-то подавлявшее непослушные нервы, и от этого вернулись внешние чувства, на самом деле физически никуда не исчезавшие. А эти люди думают, что опять может произойти такой же случайный процесс, теперь уже у них или у их близких. Фенну пришлось признать, что в этом была какая-то странная трогательность. И это вызывало злость, потому что он не любил, когда такая вопиющая глупость пробивала брешь в его защитной стене цинизма Эта злость обратилась на церковь, лелеявшую и поощрявшую подобное невежество, и к тому времени, когда они добрались до паперти, злоба, переросла в пылкое негодование.