Принцесса Клевская (сборник) - Мари Мадлен де Лафайет

Все вышло как нельзя лучше. Вечером того же дня была сыграна свадьба. На стороне нашей любви была Божья воля. Она же помогла мне вынудить Нуньеса Фернандо безоговорочно подчиниться моим интересам. Мы с Герменсильдой были переполнены счастьем, и огорчало нас лишь ваше отсутствие. Я поведал ей причину вашего отъезда, и вдвоем мы часто с грустью вспоминали о вас, не зная, где вы и что с вами. Я не мог простить себе того, как обошелся с вами, и, считая дона Рамиреса виновником своего неблаговидного поступка, возненавидел его. Их свадьба была отложена, так как Нунья Белла решила ждать возвращения Диего Порсельоса, собиравшего в Кастилии войско.

Между тем меня поддержало большинство провинций, и королю не удалось собрать силы, способные противостоять моей армии. Начались сражения, и в первом же из них погиб дон Рамирес. Нунья Белла тяжело переживала его гибель, и ваша сестра постоянно находилась при ней, помогая перенести утрату. За два месяца я одержал несколько важных побед, и моя матушка в конце концов убедила короля пойти на уступки. Она прибыла в мой лагерь и заявила, что отец решил отойти от дел и готов отказаться от короны в мою пользу, но просит оставить в его руках Самору, где хотел бы провести остаток дней, а также Овьедо, чтобы после своей смерти передать эту провинцию моему брату. Я с радостью согласился на эти выгодные условия и, когда договор был готов к подписанию, отбыл в Леон, где король торжественно вручил мне корону[64]. В тот же день он уехал в Самору.

– Вы, сеньор, – не удержался Консалв, – рассказываете невероятные вещи…

– Потерпите минутку, – прервал его дон Гарсия, – я должен еще посвятить несколько слов Нунье Белле. Я не знаю, доставит вам то, что вы услышите, боль или радость, так как мне неизвестно, какие чувства вы сохранили к ней.

– Никаких.

– В таком случае я могу продолжить свой рассказ с легким сердцем.

Сразу же после подписания мира Нунья Белла вместе с Герменсильдой, теперь уже королевой, вернулась в Леон. Мне показалось, что она очень ждет вашего возвращения. Из разговора с ней я понял, что она искренне раскаивается в содеянном. Мы договорились попытаться найти вас, хотя и понимали, что, не зная, в какой части света вы нашли себе прибежище, сделать это будет весьма непросто. Нунья Белла предположила, что если кто-то и может подсказать, где вас искать, так это дон Олмонд. Я тотчас послал за ним и попросил его сообщить мне все, что ему о вас известно. Дон Олмонд сказал мне, что после моей свадьбы и гибели дона Рамиреса он неоднократно порывался поговорить со мной, поскольку причины, побудившие вас покинуть Леон, отпали сами по себе, но так и не решился на это, не зная места вашего пребывания и полагая, что каких-либо серьезных шансов найти вас у него нет. Он сообщил мне также, что на днях получил от вас письмо, в котором вы просите его писать вам на Таррагону, и высказал мысль, что вы не покинули пределы Испании. Я не замедлил отправить на ваши розыски нескольких офицеров своей гвардии. Из вашего письма к дону Олмонду я понял, что вы ничего не знаете о переменах в королевстве, и приказал им в случае вашего задержания ничего вам не говорить, желая быть первым, кто расскажет вам все новости. Несколько дней спустя дон Олмонд также отправился на ваши розыски, считая, что он лучше других справится с нелегкой задачей. Надеясь вас вновь увидеть, Нунья Белла почти не скрывала своей радости. Однако ее отец, который, как и ваш тоже, получил от меня суверенную власть над своей провинцией, обратился к королеве с просьбой отправить его дочь к нему. Герменсильда и Нунья Белла тяжело переживали разлуку, но воспротивиться воле Диего Порсельоса не посмели. Сразу же по прибытии Нуньи Беллы в Кастилию отец выдал ее, против ее воли, замуж за немецкого князя, которого привела в Испанию набожность. Он принял этого иностранца за личность исключительных достоинств и поспешил сыграть свадьбу. Возможно, этот немец и отличается какими-то особыми качествами и незаурядным умом, но ни в его натуре, ни в его внешности нет ничего привлекательного, и вряд ли судьбу Нуньи Беллы можно назвать счастливой.

– Таковы, мой дорогой Консалв, огромные перемены, случившиеся после вашего отъезда, – заключил свое повествование король. – Если вы освободились от прежних чувств к Нунье Белле и сохранили ко мне хоть толику прежней привязанности, вы наверняка сможете почувствовать себя здесь таким же счастливым, каким были раньше, а я буду несказанно рад вновь обрести столь верного друга.

– Вы слишком добры ко мне, ваше величество, – ответил Консалв, – и я не нахожу слов, чтобы выразить вам свою признательность. Но мое сердце еще не излечилось от тоски, к которой приучили его несчастья и одиночество.

Дон Гарсия удалился, пожелав другу покойной ночи, а Консалва препроводили в приготовленные для него во дворце покои. Оставшись наедине с собой, он с горечью отметил, что почти не испытывает радости по поводу столь благоприятных для него перемен, объяснив себе это тем, что все его чувства вытеснены страстью к Заиде.

«О Заида, – мысленно обратился он к ней, – вы одна могли лишить меня радости, которую другой испытал бы при виде столь благосклонного поворота в своей судьбе. Я обрел несоизмеримо больше, чем когда-то потерял: мой отец получил над своими владениями суверенную власть, моя сестра стала королевой, все, кто меня предал, сурово наказаны. Но счастье меня обошло. Я готов пожертвовать всем, чем одарила меня судьба, только ради того, чтобы вновь вернуть тот блаженный миг, когда я увидел вас в лодке посреди реки».

Утром весть о возвращении Консалва тотчас облетела дворец. Король усердствовал в проявлении к нему самых теплых чувств и, как бы стараясь загладить свою вину, делал это на глазах у всех. Но эти очевидные знаки внимания не могли вернуть Консалву душевного покоя. Как он ни старался, ему не удалось скрыть своей печали от короля, который, заметив переживания друга, заставил его открыться. Консалв, уступая королевской воле, рассказал о своей любви к Заиде и о всем, что произошло с ним после его поспешного отъезда из Леона.

– Вы были правы, сеньор, – признался в конце своего повествования Консалв, – когда не соглашались с моими уверениями, будто полюбить человека можно, лишь хорошо узнав его, и я жестоко наказан за свое неверие – меня обманула женщина, о которой, как мне казалось, я знаю все. Со мной случилось то, что шло вразрез с моими убеждениями, – я полюбил Заиду, не зная о ней ровно ничего, как, впрочем, не знаю ничего и сейчас. Завидное положение, которое я занимаю сегодня при дворе благодаря вашему ко мне расположению, не может вернуть мне радость жизни.

Знаток сердечных дел, король не мог не оценить глубины переживаний друга и не предложить ему своей помощи. Он принял горе Консалва близко к сердцу и пообещал ему сделать все, чтобы получить о Заиде хоть какие-то сведения. Было решено послать в Тортосу людей, чтобы разузнать у владельца дома, в котором ночевала Заида, кто она, откуда родом и куда держала путь. Консалв, давно уже желавший дать о себе весточку Альфонсу, решил воспользоваться случаем, чтобы написать ему о своих приключениях и заверить в верности дружбе.

Тем временем мавры, пользуясь неурядицами в Леонском королевстве, захватили без объявления войны ряд городов и продвигались все дальше на север. Дон Гарсия, уязвленный в своем самолюбии и наслышанный о воинской доблести Консалва, решил двинуть войско против узурпаторов и вернуть потерянные территории. Вместе со своим братом, доном Ордоньо, он собрал большую армию и поставил во главе ее своего друга. Одержав ряд громких побед, Консалв за короткое время добился значительных успехов, вернул захваченные маврами города и осадил Талаверу[65], крупный город и почти неприступную крепость. Король Кордовы Абдерам[66], сменивший на престоле Абдалу, решил лично возглавить войска, собранные для борьбы против леонского короля, и двинул их на помощь осажденной Талавере. Дон Гарсия и его брат взяли под свое начало большую часть королевской армии и направили ее против Абдерама, оставив Консалва у стен осажденного города. Консалв с легким сердцем подчинился приказу – его не волновала ни смерть на поле брани, ни слава победы. О Заиде так ничего узнать и не удалось, и все его мысли были посвящены только ей. Он мечтал о встрече, и никакое положение при дворе, никакие почести не могли скрасить его безотрадную долю, которая толкала его в пекло самых яростных сражений. Король двинулся навстречу Абдераму и к концу дня вышел к хорошо укрепленным позициям врага. Несколько дней соперники стояли друг против друга, не решаясь завязать сражение: Абдерам не хотел покидать своих укреплений, дон Гарсия не располагал достаточными силами для нападения. Консалв, со своей стороны, убедился, что с оставленным ему войском осаду продолжать не только бессмысленно, но и опасно. Полностью окружить город он не мог, и каждую ночь к маврам просачивалось подкрепление. Сдерживать их вылазки становилось все труднее и труднее, и Консалв отважился на отчаянный шаг. Он решил воспользоваться небольшой брешью, которую уже проделал в обороне мавров, и бросить свое небольшое войско на штурм крепости, надеясь неожиданными действиями совершить невозможное. Хорошо все продумав и отдав нужные распоряжения, перед самым рассветом он первым бросился на врага, увлекая за собой солдат отчаянной храбростью и безудержным желанием победить. Чудо свершилось, и через два часа Консалв овладел городом. Он предпринял все меры, чтобы не допустить грабежей, но удержать от бесчинств жаждавших военной добычи победителей не смог.