Парфюмер звонит первым - Анна и Сергей Литвиновы

– Вот как? – довольно рассеянно откликнулся Ходасевич. Честно говоря, Таня рассчитывала на более бурную реакцию. – При каких обстоятельствах вы встречались?

– Я зашла однажды вечером в то самое кафе на набережной, где в нас сегодня… – Таня не стала говорить «стреляли», поправилась: – Где мы так славно позавтракали. Я там частенько бываю. Ну и увидела их. Они сидели за столиком и ужинали. Наш друг познакомил нас. Вот, говорит, это Давид, возможно, наш будущий заказчик. Они предложили подсесть к ним, грузин на меня сразу повелся, принялся комплиментами сыпать. Но мне он не понравился. Поэтому я садиться к ним не стала, выпила чашечку кофе у стойки (там кофе очень хороший) и сразу ушла.

– А потом про этого Кобишвили вы с интересующим нас человеком разговаривали?

– Нет, ни разу.

– И больше ты их вместе не видела?

– Никогда.

– Это любопытно, – хладнокровно заметил отчим, а дедок-водитель лихорадочно затормозил и громогласно провозгласил:

– Шшштанция!

– Объясни мне наконец, что случилось, – в очередной раз подступила к отчиму Татьяна. – Куда мы едем?

Они сидели в вагоне электрички. Та неспешно тянулась к Кострову, и путь, разумеется, пролегал вдоль навязшего в зубах тихого Танаиса.

– Ничего не случилось, – заверил ее Валерий Петрович. – Во-первых, мне нужно купить себе свежую рубашку. А во-вторых, – так же буднично продолжал отчим, – я расшифровал Ленино послание.

– Ты расшифровал?? – Татьяна вылупилась на полковника.

– Да.

– Когда успел? Ты ведь только и делал, что спал без задних ног!

– Ничего подобного. Я не спал. Я совершал мыслительный процесс.

В глазах отчима сверкнули веселые искорки.

– Ага, при этом всхрапывая.

– Ну, это к делу, которое я имею честь представлять, никакого отношения не имеет.

– Да не может быть, чтобы ты во всем разобрался. Так быстро?! Я два дня голову ломала!

– Элементарно, Ватсон!

– Рассказывай.

Отчим неприметно оглянулся – в вагоне они были почти одни: не считать же трех цыганок с многочисленными детьми, расположившихся на дальней скамейке. Да и кто поедет под вечер в раскаленный солнцем город. Сейчас, наоборот, все на природу стремятся, на левый берег: на дачи, пляжи, загородные участки.

– Вот письмо, – отчим достал из внутреннего кармана послание Лени, протянул Татьяне телеграфный бланк, на котором оно было написано. – Помнишь его?

– Почти наизусть.

Она развернула бланк, и перед ее глазами предстали торопливые строчки:

«Привет, дорогая Таня. Я виноват перед тобой и перед нашим общим делом. Ты вправе спросить, как, наверное, не раз уже спрашивала саму себя: где я и что со мной. Прости, Таня, но мне надо бежать. Я попал в большую беду. В очень большую. Некогда сейчас все объяснять, но документы, которые я прилагаю, могут, наверное, все рассказать. Пойди с ними в камеру хранения ж.-д. вокзала. Никому ничего не показывай и не рассказывай. Только так можем спастись и я, и ты. Извини, что я впутываю тебя в эту историю, но просто больше мне не к кому обратиться.

Жаль, что так все глупо получилось в нашем баре, да и потом тоже. Перед тем как я запечатаю конверт, я хочу сказать главное: я люблю тебя. Я тебя очень люблю. Надеюсь, что когда-нибудь мы встретимся».

– Ты совершенно правильно предположила, – академическим тоном продолжал полковник, – что цифры на обороте представляют собой шифр. Шифр оказался совсем простым, можно сказать, детским. Называется в просторечии «прыжок блохи». Им пользуются с незапамятных времен…

– Ну и?.. – Татьяна не могла не сознаться, что у отчима куда лучше получалось интриговать ее, чем наоборот. – Не томи!

– Числа означают всего-навсего порядковые номера слов в Ленином письме, которые нужно читать, чтобы получить от него еще одно послание.

– И все??!

– Да, и все. Ну, как: сама будешь пересчитывать слова или мне сказать тебе, что получилось?

– Зачем же мне делать двойную работу!

– Итак, первое число, пятнадцать, означает пятнадцатое по порядку слово – «спросить». Затем второе число Лениного шифра: сто четырнадцать. Сто четырнадцатое слово в его письме, по счету, – «конверт»… И так далее. А вместе получается точное указание: «Спросить конверт (в) нашем баре».

– Вот оно что! А я все думала, почему мне казалось странным Ленино письмо! Теперь поняла: какое-то оно избыточное. Слишком много лишних слов. Особенно для записки, начерканной второпях… Да, Валерочка, ты гений.

– Ничего особо гениального на горизонте не наблюдаю. Элементарный шифр. Его солдаты в письмах с фронта использовали, чтобы военную цензуру обмануть.

– И что, мы сейчас едем выполнять Ленино поручение?

– Да, совершенно верно: спрашивать конверт в вашем баре. Ты поняла, о каком конкретно заведении идет речь?

– Думаю, да. Только зачем мы поехали на электричке? – Таня не без опаски взглянула на табор цыган, расположившийся в другом конце вагона. – Почему не взяли машину у нашего хозяина? В гараже у него их полно.

– А зачем им знать? – пожал плечами отчим.

– Кому – «им»? – не поняла Таня.

– Хотя бы прислуге.

– Думаешь, прислуга не узнает, что мы сбежали? – прищурилась на Валерия Петровича Таня. – Могу поспорить: они уже нас ищут! Решили очередного тоника со льдом предложить и обнаружили, что нас нет! Да я тебе больше скажу: они небось уже Глебу Захарычу доложили, что мы куда-то исчезли!

– Вот именно. – Валерий Петрович понизил голос. – «Куда-то исчезли». А не «поехали в Костров, в такой-то бар».

Таня возмущенно спросила:

– То есть ты считаешь, что они за нами следят? И, если бы мы поехали на машине, кто-то из прихлебателей ГЗ проследил бы за нами?

– Не уверен. Но мало ли?

– По-моему, Валерочка, у тебя мания преследования, – отмахнулась Татьяна. – Совершенно необоснованная… И из-за твоих перестраховок приходится тащиться в этой противной электричке…

Она бросила недовольный взгляд на духовитую и пеструю компанию цыган, галдящую на весь вагон, и продолжала ворчать:

– Как, интересно, мы в Кострове от вокзала поедем? На троллейбусе, что ли?

– Вот именно, на троллейбусе, – подмигнул ей отчим. – Самый, между прочим, экологически безопасный вид транспорта. И не только экологически.

Валерий Петрович оставил Татьяну изнемогать от жары в видеомагазине напротив и отправился в бар первым – на разведку.

«Чего б нам не вместе пойти?»

Торчать в магазине ей совсем не нравилось – и жарко, и не до дисков, и какой-то мужик косится, того и гляди пристанет с сакраментальным: «Девушка, который час?»

Впрочем, отсутствовал отчим недолго – по расчетам падчерицы, ровно то время, что понадобилось, чтобы заказать и в среднем темпе выпить чашечку эспрессо.

Валерий Петрович не спеша – настолько не спеша, что Таня еле удержалась, чтоб не броситься ему навстречу, – подошел к ней. Шепнул: «Все тихо, бармен тот же, иди». И с видом знатока принялся рыться в дисках.

По пути в Костров и дальше, в троллейбусе, отчим ей настоящий допрос устроил. И внешность бармена, который тем вечером обслуживал их с Леней, просил описать, и планировку бара, и его приблизительную площадь… Таня, с грехом пополам, на все вопросы ответила – впрочем, отчим все равно оказался недоволен: «На лбу – куча прыщей, и глаза какие-то странные», – это, Танюшка, извини, не описание внешности, а черт знает что». Но что поделаешь, если в бармене она только и заметила, что россыпь ugris vulgaris и глаза «в кучку»?

Таня, переходя дорогу, оглянулась на отчима, видного через витрину, и с любовью подумала: «Настоящий слон. Огромный, нескладный и добрый».

Впрочем, насчет нескладности и доброты полковника Ходасевича иллюзий она не питала. Не сомневалась: Валерочка нескладный только тогда, когда хочет таким казаться. А на самом деле у него все под контролем. Полковник уже убедился: в баре – все чисто (иначе он бы ее туда не пустил). А сейчас отчим страхует ее. И если что-то его насторожит, он обязательно окажется рядом. Прикроет, проконтролирует, поддержит… Поэтому в бар Татьяна заходила без страха.

Бармен узнал ее сразу же, радостно приветствовал из-за стойки:

– О, какие люди – и без охраны!

«Почему без охраны? А Валерочка?» – непроизвольно подумала Таня.

– Привет! – улыбнулась она.

– Мартини? – тут же предложил бармен.

Интересно, это он ее вкусы запомнил или здесь, в Кострове, принято, что все девушки заказывают себе мартини?

– Спасибо, нет, – машинально отказалась Таня. Но потом вдруг подумала: «А почему, собственно, нет? Она сегодня – не за рулем, и рабочий день, когда формально спиртное вроде бы не положено, уже закончился. Да и организму полезно – пусть слегка расслабится, после всех сегодняшних сумасшествий…»