Парфюмер звонит первым - Анна и Сергей Литвиновы

– А что в газетах пишут?

– Ох, не знаю. Мне как-то не до телевизора с газетами было.

– И напрасно.

– А ты считаешь, что Леня в самом деле, – Таня округлила глаза, – имеет отношение к местным преступлениям?

– Все бывает. Поэтому вот тебе, Танюшка, мое первое задание: узнать, что в городе произошло за последние три-четыре дня. Любые ЧП, преступления, несчастные случаи.

– Может, у Эрнеста Максимовича спросить?

– Что такое Эрнест Максимович? – сдвинул брови отчим.

– Мой бестолковый заместитель. Черединский его фамилия. Местный светский лев. Знает в Кострове все и вся. И каждое утро прочитывает тридцать газет и три журнала.

– Нет, Таня, – поморщился полковник, – не будем мы его в наше дело втягивать. Я сказал, ты этим займешься – значит, займешься ты, – сказал он тоном, не предполагающим возражений.

– Да, товарищ полковник. Слушаюсь, товарищ полковник.

– Договорились. Теперь дальше. Письмо Леонида у тебя с собой?

– Угу.

– Давай.

Но в сумочку Таня залезть не успела.

И тут… Вдруг выражение лица Валеры переменилось. Оно будто окаменело. Взгляд его устремился вдаль, за Танину спину, словно он увидел нечто ужасное. Таня стала оборачиваться, чтобы посмотреть, что происходит. Но в этот момент отчим крикнул сдавленным шепотом: «Ложись!» – и схватил падчерицу за руку, и сдернул со стула, и бросил вниз, на бетон набережной, и сам упал сверху, прикрыв своим телом ее голову и плечи. Таня, так и не успев понять, что случилось, и ничего не видя, услышала негромкие хлопки – словно рядом кто-то разрывает надутые воздухом пакеты. Хлопки следовали один за другим, через равные промежутки времени: Пах! Пах! Пах! Пах! Таня услышала неподалеку сдавленный крик боли, а потом рядом обрушилось что-то железное.

Наконец отчим привстал, освободил ее голову, и она смогла хоть что-то увидеть. Сперва в поле зрения возник перевернутый пластиковый стол, за которым они только что сидели. Он лежал на боку. Рядом по бетону разлетелись стул, тарелки и шампур с недоеденным кусочком шашлыка. Чуть поодаль валялся опрокинутый мангал. Угли из него рассыпались. Рядом полулежал хозяин кафе. Его лицо было бледным и перекошенным. Рукой он зажимал свою ногу – из нее хлестала кровь – и вполголоса ругался по-армянски. А в перспективе, на расстоянии метров двадцати, Таня увидела, что прямо по пешеходной зоне набережной от них не спеша удаляется мотоцикл. На нем сидят двое, оба в непроницаемых шлемах и черных рубашках, и второй, тот, что сзади, оглядывается и, не отрываясь, смотрит в их сторону, и в его опущенной руке поблескивает пистолет. И лица его не видно – только глаза в прорези мотоциклетной маски. И глаза эти – холодные, пустые – не предвещают ничего хорошего. Конечно, это дорисовало Танино воображение.

Убийца, кажется, что-то сказал своему товарищу, потому что мотоцикл замедлил ход. «Наверное, сообщил, что мы живы», – отстраненно, будто о постороннем, подумала Таня. И тогда водитель мотоцикла еще больше сбавил скорость. Не спеша развернул свою машину.

И помчался прямо на них. Добивать.

Человек в черном, сидевший сзади, начал вскидывать свой пистолет с глушителем. Таня отчаянно глянула в сторону Валеры, ожидая от него хоть каких-то действий. Хоть какой-то защиты. Но чем ей мог помочь толстый, старый человек?

Однако отчим с неожиданным для его лет и комплекции проворством вскочил на ноги. В руке он сжимал какой-то длинный железный прут. «Боже, это же шампур, – мелькнуло у Тани, – да что он может им сделать?» И в этот момент отчим размахнулся и с силой метнул свое импровизированное оружие в сторону мотоциклистов. До них уже оставалось метров десять, и задний на ходу целился из своей пушки в лежащую Таню. Таня смотрела прямо в лицо смерти и даже не успела осознать это.

И случилось чудо. Заостренный шампур, с силой пущенный отчимом, вонзился в правое плечо пассажира. Рука того дрогнула. Таня увидела, как из дула пистолета все же вылетел горячий плевок. Что-то жаркое пронеслось рядом с ее щекой. И тут до нее донесся хлопок от выстрела и звяк пули, угодившей в мангал. А в следующую секунду мимо нее промчался мотоцикл. Пассажир держался левой рукой за правое плечо. Он выронил пистолет, а может, намеренно бросил его. Пистолет загремел на камнях набережной.

Ни один из двух наездников не обернулся. Мотоцикл съехал с пешеходной зоны и по проезжей части устремился вдаль.

Он быстро исчез в потоке машин.

И только в этот момент к Тане вернулись во всей полноте краски и звуки дня.

Солнце сияло над белым городом. По реке шла ленивая баржа. Велосипедист-мальчик остановился чуть поодаль и, раскрыв рот, смотрел на происшествие. Вяло тлели рассыпанные по бетону угли. Валера стоял в испачканном в пыли костюме и тяжело дышал.

К сидящему на бетоне шашлычнику подскочила жена.

– Сирелиз, инче пата хэль?! – прокричала она по-армянски.

– Индз вираворэльен,[7] – прохрипел ее муж. Его нога была залита кровью.

И тут все, что было вокруг Тани: река, солнце, дымок от углей и даже кровь на ноге шашлычника, и даже озабоченное лицо отчима, – показалось ей, только что избегнувшей неминуемой смерти, невыразимо прекрасным. Она улыбнулась. Видок у нее был сейчас, наверное, дикий: сидит на бетоне и улыбается. Однако чувство эйфории длилось не более полуминуты, вскоре оно стало стремительно исчезать, уступая место панике. И в голове почему-то шумело.

– Ты цела? – озабоченно спросил Валера, наклоняясь над ней.

– Да. Все в порядке. А ты? – через силу ответила Таня.

– Слава богу.

Он помог ей подняться.

– Пошли отсюда.

– Подожди. Вам нужна помощь? – обратилась она к раненому хозяину.

– Какая, слушай, от тебя помощь? – скривился тот, а его жена уже названивала по мобильному телефону: «Але, «Скорая»? Срочно приезжайте, у моего мужа огнестрельное ранение!»

– Вот вам за завтрак и за беспокойство, – Таня достала из портмоне все, что у нее с собой было: пятисотрублевую купюру и стодолларовую бумажку.

– Пошли, – отчим цепко схватил ее под руку.

– А мы не будем ждать милицию?

– Ни в коем случае.

Армянин так и не взял деньги, и тогда Таня разжала руку, и купюры мягко спланировали на бетон к его ногам.

– Пошевеливайся, Татьяна, – Валерий Петрович потащил ее за собой.

Откуда-то издалека, со стороны центральной площади, донесся прерывистый звук сирены. Он приближался.

– Бегом, – коротко приказал Ходасевич.

Они перебежали дорогу и по широким ступенькам стали подниматься к подножию сталинских домов, которыми была застроена набережная. Совсем рядом отсюда, в трех кварталах, находился Танин двор.

Когда они поднялись по ступенькам и готовы были нырнуть в подворотню, Татьяна обернулась и бросила сверху вниз прощальный взгляд на набережную.

Возле столиков уже собралось четверо-пятеро зевак. Они окружили раненого хозяина и склонившуюся над ним хозяйку. Мангал и стол, за которым только что сидели Таня с отчимом, по-прежнему валялись на боку. С подвыванием сирены у места происшествия остановилась машина. Это оказалась не «Скорая», а милицейский «газик». Из «газика» выскочили двое ментов с автоматами.

– Скорее! – прикрикнул на Татьяну Валера.

Она ступила вслед за ним в прохладную подворотню:

– Куда мы идем?

– Подальше отсюда.

– А потом?

– Пока не знаю, – после паузы ответил отчим сквозь зубы.

Они пересекли тихий двор и вышли на спокойную улицу Володарского. Мирно шелестели акации.

– Что это было, Валера?

– Ты что, не понимаешь? На тебя только что покушались. И чуть не убили.

– Меня? А может, тебя?

– Неважно. Может, нас обоих.

– Тогда что нам делать?

Отчим промолчал. Они шли по улицам, удаляясь от реки вверх.

– А здорово ты его! – вдруг нервно рассмеялась Таня. – Р-раз, и поразил копьем, как древний грек.

– Береги дыхание.

Татьяна хотела было сказать, что это ему, толстячку-старичку, надо беречь дыхание, а не ей, которая за два сета здорового мужика способна умотать, но, искоса глянув на посеревшее, озабоченное лицо Валеры, решила благоразумно сменить тему.

– Мы убегаем? Едем в аэропорт? Или на вокзал?

– Не уверен, что это хорошая идея.

– Постой, у тебя весь костюм в пыли.

– После, после, – проговорил отчим, начиная отряхивать светлые брючины на ходу. Таня, пожалуй, впервые видела его настолько растерянным.

– Может, тебе помогут твои товарищи? – предположила Таня.

– Какие еще товарищи?

– Ну, из комитета. То есть из местного управления ФСБ.

Они пересекли главную улицу Красных Партизан и шагали в сторону вокзала.

– Не думаю, – покачал головой Валера. Дыхание его прерывалось; лицо от волнения и физической нагрузки стало землистого цвета.

– Почему?

– Потому что потому.

– Слушай, прекрати «потомукать»! Я не девочка! Говори толком!