Дyxless 21 века. Селфи - Сергей Минаев

Гостевые продюсеры проводят мимо толпы тетенек бальзаковского возраста. Тетеньки сегодня, как, впрочем, и всегда, будут играть народ в различных телешоу и авторских программах. У тетенек собранные, исполненные решимости выполнить миссию лица. И понятно, почему.

Минут через сорок тетеньки будут горевать над судьбой матери и больного ребенка, брошенного сволочью-отцом. А еще через два часа яростно аплодировать девушке, ушедшей от мужа и сына к молодому футболисту. Потом тетеньки рассядутся в коридоре, достанут из безразмерных своих пакетов термосы с чаем и бутерброды и, закусывая, примутся обсуждать прошедшие истории. Девушке из первой программы, над которой горевали, вынесут вердикт «дура», потому что больного ребенка в роддоме не оставила. А ту, вторую, которую поддерживали, дружно назовут «везучей сукой».

Наверняка за подобное гнилое лицемерие черти в аду прибивают людей раскаленными гвоздями к стульям, чтобы те не имели никакой возможности соскочить с просмотра бесконечного телешоу. Пока же функцию чертей отлично выполняют «гостевики»: на теток орут, когда они хлопают не в тех местах, теток вышвыривают из зала, если они позволяют себе что-то комментировать, и пинками подгоняют из студии в студию самых колченогих, если они вдруг замедляют темп перебежки. Впрочем, теткам это нравится. Тетки гордо считают себя работниками телевидения. Есть за что терпеть унижения: их показывают «по ящику», им изредка дают сказать что-то типа «это кошмарная жуткость», а вечером тех, кто хорошо себя вел, пустят похлопать на программу «Один в один».

После тетенек «гостевики» встречают «экспертов в зале» – вторую по степени ненужности категорию гостей. Как правило, это ветераны отраслей, постаревшие звезды эстрады или профессора черт знает каких наук, награжденные дипломами галактических институтов развития межпланетных связей. Каждый такой эксперт приходит на шоу со своей специально заготовленной длинной историей. Девушки, непрерывно разговаривающие по мобильным, делают вид, будто слушают ее, ведя гостя по коридорам телецентра. «У меня же будет время все это рассказать?» – с надеждой интересуется эксперт. «Ну конечно!» – отвечает девушка, не отрываясь от разговора по телефону. Ей незачем было слушать его историю, так как она никогда не прозвучит. Этот человек приглашен, чтобы, в зависимости от сценария, просто сказать «да» или «нет» в поддержку слов ведущего. Это произойдет в возникшей паузе, пока тетки не начнут сбивать в кровь ладони, захлопывая уход на рекламу.

Полузнакомые коллеги с других программ, редакторы и репортеры, проходя мимо, в первые секунды делают попытку улыбнуться глазами, но, оценив мое сиротливое стояние в углу проходной, на всякий случай не здороваются. Вдруг я здесь уже гость? А то и «эксперт в зале». Даже гримеры отворачиваются, обозначая черту между ними, работниками «Останкино», и «простыми людьми».

Основная цель работы в этом заведении большинства людей, особенно второстепенных профессий – подтверждение собственной значимости. Возможность сказать в кругу друзей: «Того-то я стригла, он урод», «Этого видел в столовой – жирный козел», еще с одним «постоянно курю на лестнице», а другой мне анекдот рассказал. Короче говоря, демонстрация собственной близости к обитателям волшебного экрана. Обладание информацией о том, «как это на самом деле», и якобы связями, недоступными прочим.

Вообще, я уверен, что когда-нибудь здание «Останкино», раздуется от непомерного пафоса собственных работников и, оборвав все физические (духовные давно уж оборваны) связи с остальной Россией, оторвется от земли и медленно-медленно воспарит в небеса. Став новым «небесным градом Китежем», о котором все будут вспоминать то ли как о полузабытой истории, то ли как о сказочной мечте, которой никогда не было. Оставшиеся же построят себе что-нибудь поужасней, уж в этом-то я уверен.

– Как вы ухитрились его сломать-то? – вопрошает меня внезапно материализовавшаяся из воздуха блондинка на высоченной, как у стриптизерш, платформе.

– Да фиг его знает! – Рассматриваю ее, пытаясь понять, сколько же сантиметров в платформе. Пятнадцать? Сорок пять?

– Вам с пропусками не везет, – излишне круто забирает она бедром и ударяется о стенку турникета.

– Почему?

– То ломается, то теряете. Вчера ж уже меняли.

– Вчера? – говорю я ей в спину (за весь путь от турникетов до лифта она ни разу не обернулась).

– Вчера.

– Наверное вчера. Ага. Кто же их считает-то, – отшучиваюсь, а самому не смешно. Ни секунды не смешно. Надвигается ощущение какого-то тотального пиздеца. Незнакомой доселе злой силы, перед которой ты абсолютно беспомощен.

– Мы считаем. У нас работа такая.

– Скучная у вас работа.

– Это правда. Вам ассистентка не нужна, кстати? Я бы справилась. – Она отбрасывает со лба прядь волос, давая мне возможность рассмотреть товар, натурально, «лицом».

– Ассистентка? У меня уже была одна, это плохо закончилось. – В этот момент лифт останавливается, двери открываются, и я вижу перед собой Колю.

– Привет, – говорит он тихим голосом.

– Привет. Как дела?

– Нормально. Чего случилось?

– Это я у тебя хочу спросить, что случилось.

– С рейтингом вчерашним все хорошо, я ж тебе написал. А что еще?

– А я вот как раз по поводу вчерашнего. Ничего не хочешь мне рассказать? Как вы ухитрились это сделать-то?

– В смысле? Что сделать?

– Программу, Коля, сделать, – говорю с нажимом. – У вас на такие случаи двойник, что ли, есть?

– На какие такие случаи?

– Меня вчера не было в эфире, Николай Васильевич, – трясу я его за плечи. – Откуда вы парня взяли, который вел вчерашнее шоу вместо меня?

– Ах, ты об этом, – делает он шаг назад. – Сейчас… Сейчас я тебе все объясню. Можно, я только в офис, – отходит он еще на пару шагов, – в офис зайду… А ты пока постой здесь, хорошо?

– А мне с тобой нельзя, что ли? – не врубаюсь я.

– Там технология целая, сам увидишь.

– Технология? Ладно, постою.

– Ты не волнуйся только, – бросает он мне перед тем как рвануть к дверям ньюсрума.

Я нервно хожу по холлу в ожидании его возвращения. Рассматриваю фотографии на стенах, считаю напольную плитку от стены до стены. Наконец Коля возвращается в сопровождении рослых охранников. Он что-то им говорит, указывая на меня, охранники ускоряются, на их лицах появляются угрожающие гримасы. Я не совсем понимаю, что происходит, но инстинктивно начинаю пятиться назад, потом срываюсь на лестницу и вприпрыжку скачу вниз по ступеням.

– Это фанат его, псих больной! – слышу, как кричит Коля. – У него нож может быть или молоток.

– Восьмой, переход на первом этаже перекройте! – Это уже охранник бубнит в рацию.

Проскакиваю три лестничные площадки, вырываюсь в холл первого этажа, слышу нарастающий топот за спиной. Сердце в груди уже не стучит, их теперь два: по сердцу в каждом виске с пульсом минимум двести. Пробегаю мимо главного входа, петляю по коридорам, врываюсь в чью-то студию с разобранными декорациями, дальше – в грузовой коридор, где разгружают ящики, куски эстрады и световое оборудование. Женщина с решительным лицом держит под уздцы… верблюда.

Когда первый охранник практически настигает меня, я успеваю нырнуть под брюхо среднеазиатского зверя. За спиной мат, звуки падения грузного тела, крики из рации. А мне навстречу идут клоуны с размазанным гримом и несовершеннолетние гимнастки – мечта педофила, и карлики с шариками. А вдалеке, между всеми ними, виден свет, пробивающийся через открытые двери ангара. Я, сбивая с ног людей, продираюсь через этот гребаный цирк и выбегаю на улицу.

Из будки рядом со шлагбаумом наперерез бросается тощий мент, мне удается увернуться и выскочить на мостовую. Позади слышится: «Стой, сука!» – и отчаянный визг тормозов где-то сбоку, но я в три прыжка достигаю противоположного тротуара и скрываюсь в парке.

Дочь

Рысью пробежав через парк, у метро «ВДНХ» ловлю такси и, еще не в силах разложить все произошедшее по полочкам, решаю, куда ехать. Страх вытесняет на периферию сознания все, кроме заботы о женщинах и детях. Телефон Оксаны по-прежнему недоступен. Командую водителю ехать к дочери.

Несколько раз звоню в дверь, пока бывшая супруга не соизволит открыть.

– О, – искренне удивляется она, – Богданов, а что это за нежданный визит?

– Привет, – говорю медленно, пытаясь победить одышку, – где Даша?

– На танцах, где же еще?

– На танцах? А сегодня…

– Суббота. Ты же не знаешь, что у ребенка по субботам танцы, ты ничего стараешься не знать. Она уже вернуться должна.

– Вернуться? Ага…

Некоторое время стоим молча. Я не решаюсь переступить порог квартиры, она, кажется, не горит желанием пригласить войти.

– Так и будешь переминаться с ноги на ногу? – Она явно хочет поскорее закончить нашу незапланированную встречу.