Русская любовь Дюма - Елена Арсеньева

Имею честь удостоверить ваше сиятельство в совершенном моем почтении и преданности.

Гр. Орлов».

Генерал-губернатор Москвы ответил шефу жандармов следующим секретным письмом:

«Это происшествие объясняли следующим образом: г. Сухово-Кобылин, прожив несколько лет в любовной связи с Деманш, изменил ей и стал ухаживать за другою. Мучимая ревностию Деманш следила за каждым шагом своего любовника и в тот вечер, когда, не дождавшись ответа на посланную к нему записку, ушла со двора, застала у него соперницу, и убийство Деманш было вынуждено необходимостию спасти репутацию соперницы.

Молва сия получила большое вероятие, когда, при производстве обыска в квартире г. Сухово-Кобылина, следователи нашли в задней комнате на стене два кровавых пятна, а при выходе из этой комнаты, в сенях, между кухнею на полу, несколько таких же пятен и подток крови под стоявшими там бочонками. Все это подало следователям повод подозревать г. Сухово-Кобылина если не в убийстве, то, по крайней мере, в знании, кем оное совершено, а настойчивое уверение его, что люди его не могли участвовать в убийстве, и неотчетливое объяснение всех действий его в то самое время, когда пропала Деманш, были причиною его ареста, продолжившегося только шесть дней, пока четверо людей г. Сухово-Кобылина не сознались, что убили Деманш без ведома помещика, за жестокое с ними обращение.

Ваше сиятельство, без сомнения, изволит согласиться, что определение степени виновности г. Сухово-Кобылина в убийстве Деманш зависит по порядку от судебных мест, и как до окончательного приговора оных нельзя дать по сему предмету положительного отзыва, то я и полагал бы предоставить г. Сухово-Кобылину ожидать решения Правительствующего Сената, куда дело об убийстве Деманш поступит окончательно».

Под именем той «другой», под именем «соперницы», с которой Сухово-Кобылин изменил своей француженке, вся светская Москва мгновенно и единогласно назвала Надежду Ивановну Нарышкину.

Оказывается, воистину нет ничего тайного, что не стало бы явным, и Наденьке только чудилось, будто их с Александром Васильевичем связь была от всех в секрете. Это был секрет Полишинеля, и если прежде о нем шушукались кулуарно, то теперь натурально звонили во все колокола и обсуждали на всех перекрестках. А она-то думала, что никто ничего не видит и не знает!

Разразился скандал, страшный скандал – из тех, которые разрушают семьи и сводят людей в гроб.

В гроб, по счастью, никто не сошел, хотя барон Кнорринг надолго слег с сердечным припадком, – но семья Нарышкиных была фактически разрушена. Сначала Александр Григорьевич стоически делал хорошую мину при плохой игре и уверял, что молва на его добродетельную супругу клевещет, однако сам своим словам не верил ни единой минуты, и если Наденька не отведала кулаков оскорбленного и вконец взбесившегося супруга, то лишь потому, что своевременно скрылась под крылышком маменьки, в родительском доме. Здесь она немедленно слегла в постель, мучимая постоянными приступами тошноты, которые сначала приписали нервному расстройству.

Съезжая от супруга, Наденька прихватила с собой дочь, и, следует заметить, поступила весьма предусмотрительно, потому что Александр Григорьевич Нарышкин вскорости заговорил-таки о разводе с преступной женой и о передаче Ольги под его, отцовскую, опеку. Последней каплей, переполнившей чашу терпения, была просьба Сухово-Кобылина к господину Нарышкину – подтвердить его алиби. Конечно, это был верх безнравственности, учитывая слухи… А потом обнаружилось: мадам Нарышкина беременна, и отнюдь не от законного супруга! Дело было совершенно не в нервном расстройстве, оказывается…

Понятное дело, Александр Григорьевич никакого алиби подтверждать не стал, а навсегда расплевался с бывшим своим приятелем, украсившим его голову ветвистыми рогами и предавшим его имя позору. Теперь надлежало обратиться в Синод и к государю императору с просьбой о разрешении на развод с Наденькой (забегая вперед, следует сказать, что разрешения дано не было). Супруги могли разъехаться, но должны были оставаться прикованными друг к другу.

Этому очень обрадовался барон Кнорринг, который жаждал примирения с зятем. Разъяренный скандалом, он требовал от дочери не больше и не меньше, как проползти на коленях от родительского дома до дома Нарышкина – по улицам и мостовым, прилюдно!

– Может, мне еще и лицо себе расцарапать, власы выдрать и голову пеплом посыпать? – пробурчала себе под нос Наденька и, хоть вслух сего сказать не решилась, однако про себя подумала, что папенька того-с, через край хватили-с. Конечно, она виновна… Однако виновна прежде всего в том, что плохо прятала концы в воду. Как говорится в народе, не тот вор, кто украл, а тот, кто попался.

Да если даже и так! Даже если она и попалась! Подумаешь, беременность… Ну что ж, дело житейское! Мало ли скандалов разражается в свете? Молва – что пчелиный рой: налетит, погудит, пожалит – да и прочь унесется. И рой этот в свое время носился вокруг очень многих Наденькиных знакомых – тех, которые теперь выступают поборниками добродетели. Как говорят англичане, у каждого в шкафу свой скелет. Взять хотя бы того же генерал-губернатора Закревского, отца Наденькиной любимой подруги Лидуси. Его «скелет», правда, обладает античными формами, носит знаменитое прозвище Медной Венеры и до сих пор славится своими похождениями.

Известно: ничто так не утешает в минуты, когда весь мир поворачивается к тебе даже не спиной, а тем, что находится несколько ниже спины, да еще испускает при этом неприличные звуки, – ничто так не утешает, как смакование прегрешений ближнего своего. И Наденька, на миг отвлекшись от переживаний, с упоением вспомнила один недавний совершенно потрясающий случай, приключившийся с супругой генерала Закревского…

В первую минуту Лидия была ошеломлена, а потом буйно расхохоталась:

– Да вы спятили, мсье! Это фамильная драгоценность! Да я ее ни за что не отдам!

– Отдадите, – так же весело засмеялся Шуазель. – Никуда не денетесь. Потому что иначе не получите перстня. Не получите денег в банке… И вообще, разразится страшный скандал в вашем семействе: ведь перстень ваш – тоже фамильная драгоценность!

Черт! Дьявол! Он все знает! Он давно и тщательно готовил эту месть, от него так просто не отделаться! Что же делать, как выпутаться?!

Лидия вспомнила свой замысел разыграть обморок и, жалобно застонав, поникла было на сиденье, однако Шуазель грубо тряхнул ее:

– Оставьте свои дамские штучки! Иначе пожалеете.

Теперь он держал ее за руку, и Лидия понимала, что ей не вырваться, не сбежать. Попалась…