Сверхновая американская фантастика, 1996 № 08-09 - Лариса Михайлова

О «Гиперионе» я впервые узнал из статьи ныне покойного писателя и переводчика Александра Щербакова, опубликованной в «Интеркоме» N 1 (3) за 1992. Там же сообщалось и об осуществленном первом переводе первого романа (где он, кстати, тот перевод?). После этого оставалось только с нетерпением ждать самой книги. Конечно, не все из обещанного мэтром сбылось наяву. И мало что, честно говоря, роднит романы Дэна Симмонса со Стругацкими, неужто, в самом деле, Бродяги похожи на Странников, а сверхнаркотик флэшбэк — это тот самый знаменитый слег?! И в «Падении Гипериона» не обнаружилось обещанной сложнейшей и тщательно прописанной системы миров, планет… Результат сочинения романа с помощью компьютерных сетевых графиков оказался не столь уж впечатляющим, знаем мы романы и покруче, возьмите того же Желязны или Френка Херберта… А в Дэне Симмонсе подкупает иное: мудрость отшельника со Скалистых гор, постигшего сущность Красоты и Боли. Только, помнится, еще Федор Михайлович (Достоевский) горевал о людях, которые «провозгласили, что страдание есть красота, ибо в страдании лишь мысль. Они воспели страдание в песнях своих»[38]. Что ж, будем благодарны за возвращение к этой мысли.

В послесловии к «Эндимиону», написанном переводчиком Кириллом Королевым, утверждается, что герои фантастики пассионарны все без исключения. Конечно, это не так. Все гораздо сложнее. И номинальное применение к творчеству автора, которое в данный момент привлекает внимание публики, модной терминологии вряд ли что-то объяснит.

Не всегда, как известно, то, что собрало в свое время за рубежом множество премий, оказывается интересным для нашего читателя. Здесь тот самый случай, когда роман с удовольствием читаешь по-русски. Совсем недавно соавторы перевода «гиперионовской» дилогии получили премию «Странник». Правда, можно заметить стилистическую разницу, внесенную переводчиками в три романа Симмонса. Язык «Падения» в отличие от «Гипериона» [«…Три недели в большом доме-дереве под гнущимся стволом дерева-мачты, дельфины-пастухи, сопровождавшие нас, словно почетный эскорт, тропические закаты, превращавшие каждый вечер в чудо, звездный балдахин над нами по ночам и фосфоресцирующая кильватерная струя — тысячи переливающихся вихрей, словно вобравших в себя сияющее великолепие созвездий…» — с.583] выглядит не столь цветистым, но строгим и даже холодноватым, а в «Эндимионе» еще меньше метафоричности и изящества, но он энергичнее, чем первые два романа (ср.: «Разреженный воздух снаружи буквально искрился. Небо над головой было, как везде на Гиперионе, лазурным, однако над южной стеной каньона уже мерцало марево.» — с.126). Но может быть так и надо, ведь повествование в «Эндимионе» ведется от лица простого парня, выходца из пастушеского клана первопоселенцев Гипериона.

Остается только надеяться, что в недалеком будущем мы будем иметь возможность прочесть и четвертый роман — «Восход Эндимиона», который только издается сейчас на английском…

Максим Борисов

Инвариант

Продолжаем публикацию глав книги А. де Токвиля, находящейся в центре дискуссий в современной Америке. Предыдущие главы:

Предисловие к журнальной публикации. Введение. Гл.1. Внешние очертания Северной Америки. — № 4, 1994; Гл. II. Происхождение англоамериканцев и как оно сказалось на их будущем. — № 5, 1994; Гл. III. Общественный строй англоамериканцев, Гл. IV. О принципе народовластия в Америке. — № 6, 1994; Гл. V. Необходимость изучить происходящее в отдельных штатах, прежде чем перейти к описанию управления всем Союзом. — № 1–2, 1995; Гл. VI. Судебная власть в Соединенных Штатах и ее влияние на политическое устройство общества; Гл. VII. О федеральной конституции. — № 4,5–6 1995; Часть вторая. Гл. I. На чем основывается утверждение, что в Соединенных Штатах страной управляет народ. Гл. II. О партиях в Соединенных Штатах. Гл. III. О свободе печати в Соединенных Штатах. Гл. IV. О политических объединениях в Соединенных Штатах. — № 1–2, 1996; Гл. V. О демократическом правительстве в Америке. — № 3–4, 1996; Гл. VI. Реальные преимущества демократической формы правления для американского общества. — № 5–6, 1996; Гл. VII. — О всевластии большинства в Соединенных штатах и его последствиях. — № 7, 1996.

Алексис де Токвиль (1805–1859)

Демократия в Америке[39]

Большинство не может все делать само. — Его суверенную волю в общинах и округах выполняют должностные лица.

Ранее я выделил два вида централизации: правительственную и административную.

В Америке существует только первая, вторая несвойственна этой стране.

Если бы американская государственная власть имела в своем распоряжении оба вида правления и к своему праву всем командовать присоединила бы способность и привычку все исполнять самой; если бы, установив общие принципы правления, она стала вникать в детали его осуществления в жизни и, определив главные нужды страны, дошла бы до ограничения индивидуальных интересов, тогда свобода была бы вскоре изгнана из Нового Света.

Но в Соединенных Штатах большинство, у которого часто вкусы и наклонности деспота, пока не владеет самыми совершенными средствами тирании.

Американское правительство всегда занималось только небольшим количеством тех внутренних проблем своих республик, значимость которых привлекала его внимание. Оно никогда не пыталось вмешиваться во второстепенные дела своих штатов. У него даже и намерения такого не было. Большинство, став почти абсолютным, не увеличило функций центральной власти, оно лишь сделало ее всемогущей в пределах отведенной ей сферы деятельности. Деспотизм может быть крайне тяжелым, но он не может распространяться на всех.

Как бы ни увлекали большинство в государстве собственные страсти, с каким бы пылом оно ни бросалось на реализацию своих собственных проектов, оно не сможет добиться того, чтобы везде одновременно и одинаковым образом все жители страны подчинились его желаниям. Издавая приказы, центральное правительство, отражающее его волю, вынуждено полагаться на исполнителей, которые часто от него не зависят и деятельность которых оно не может постоянно направлять. Муниципалитеты и администрация округов, как подводные камни, сдерживают и рассекают волну народной воли. Если закон носит притесняющий характер, свобода отыщет выход в самом исполнении закона, и большинство не сумеет вникнуть в детали и, осмелюсь сказать, в глупости административной тирании. Оно и не представляет себе, что может это сделать, так как у него нет целостного представления о размерах своей власти. Ему известны лишь его природные силы и неведомо, до какой степени умение может развить их.

Следующая мысль заслуживает внимания: если когда-нибудь демократическая республика, подобная Соединенным Штатам, появится в стране, где абсолютная власть уже установила, узаконила и сделала привычной административную централизацию, скажу откровенно, что в такой республике деспотизм будет гораздо невыносимее, чем в любой абсолютной монархии Европы. Только в Азии можно найти что-нибудь подобное.

О том, как полезно исследовать свойства законности. — Легисты призваны сыграть серьезную роль в зарождающемся обществе. — Деятельность легистов развивает у них аристократический образ мыслей. — Случайности, воздействующие на их образ мыслей. — С какой легкостью аристократия объединяется с легистами. — Какую пользу деспот мог бы извлечь из деятельности легистов. — Чем объясняется, что легисты образуют тот единственный аристократический слой в обществе, который способен соединяться с демократическими слоями. — Особые причины, благодаря которым мысли английского и американского легистов облекаются в аристократическую форму выражения. — Адвокаты и судьи составляют американскую аристократию. — Какое влияние оказывают легисты на американское общество. — Как дух законности проникает в легислатуры, администрацию и в конце концов прививает народу некоторые черты, свойственные административной власти.

Когда познакомишься с американским обществом, изучишь его законы, то видишь, что власть, данная здесь законоведам, их влияние на правительство служат сегодня самой мощной преградой нарушениям демократии. Это, на мой взгляд, является следствием какой-то общей причины, которую полезно рассмотреть, ибо она может снова появиться в каком-нибудь другом месте.