Идол липовый, слегка говорящий - Николай Бахрошин

Ему не ответили. Еще несколько мгновений все молча играли в гляделки. Потом один из казаков с лычками сержанта на погонах ( или урядника, согласно старорежимным званиям?) выразительно повел стволом автомата. Саша понял его, осторожно снял с плеча ружье, положил на землю. Тот опять дернул стволом, нахмурился. Саша сообразил, оглянулся на Ирку, забрал ружье у нее. Ее пальцы, сведенные на ремне, пришлось разжать чуть ли не силой. Он успел ободряюще улыбнуться ей, но вряд ли улыбка получилась сильно оптимистичной. Скулы были какие-то деревянные.

Положив второе ружье, Саша снова глянул на казаков. Насупленные брови, каменные лица, подозрительные взгляды из-под козырьков фуражек.

– Есть еще ножи, – сказал он честно.

Ножи не заинтересовали. Опять молчание в ответ. Черные зрачки автоматных стволов. Пальцы на спусковых крючках. И что теперь говорить? Извольте-с объясниться, милостивые государи? По какому праву сапогом-с и по морде-с?

Он почувствовал, как кто-то подошел сбоку и сзади. Шумно, длинно втянул носом воздух. На них густо пахнуло табаком, ружейной смазкой и еще чем-то сапожно-кожаным. Или, может быть, лошадиным?

– Ну как? – спросил урядник, глядя сквозь них.

Он был выше остальных, крупнее, настоящий богатырь под два метра ростом и почти настолько же широкий в плечах. Глаза молодые, а усы густые, взрослые, со спелым пшеничным отливом. Кончики щеголевато и тоже как-то старомодно подкручены. Чуть заметная раскосина в разрезе глаз придает ему особенно лихое выражение. Видный малый. Наверняка девки от него пищат, вскользь подумал Саша, они на таких всегда западают, подобных чудо-богатырей противоположный пол любит защищать собственной грудью…

– А черт его знает, Лавр… – ответили сзади.

– Нечистого не поминай к ночи, – строго заметил тот.

– Виноват!

– Ну, чем пахнет, Ерошка?

– Вроде пахнут…

– Землей? – оживился Лавр.

– Вроде не землей… – задумчиво сказали из-за спины. – Вроде лесом. Дымом пахнет, одеколоном как будто, еще чем-то…

Чем от них пахнет после многодневного марш-броска по лесу, да еще с привалами на сексуальные упражнения, Саша мог представить. Терпко пахнет, это наверняка. Только при чем тут земля?

– Ты про главное-то гутарь! Землей-то, землей пахнет? – продолжал допытываться урядник.

– Кубыть нет… Не пахнет землей… Бабой пахнет.

– От кого? – спросил Саша, не удержавшись.

Казаки неожиданно и шумно, как гуси, загоготали.

Этот смех разрядил обстановку. Пальцы убирались со спусковых крючков, автоматы, побрякивая, закидывались за спины. Казаки оживились, задвигались и стали еще моложе. Совсем пацаны, играющие в войну, как в сыщики-разбойники. На Сашу с Иркой уже смотрели спокойно, с интересом, даже с веселым, выжидающим любопытством.

Саша пока еще ничего не понимал. Ясно только, что сначала в них увидели каких-то страшных, земляных врагов, а теперь, сориентировавшись по запаху, в причастности к почве больше не подозревают. Интересно, кто это обитает в земле, кого так боятся лихие казаки? Ожившие покойники? Про покойников им еще никто не рассказывал, но, может, здесь само собой разумеется, что мертвым в этих чудных местах не лежится спокойно, а, наоборот, привольно гуляется? Он бы и этому не удивился, что-то он последнее время вообще перестает удивляться… Все-таки, что от них не пахнет землей, удачно… Знать бы еще, что за запах, чтоб ненароком, невзначай не пропахнуть…

– А пахнет землей – это как? – рискнул спросить Саша.

– Дух должон быть. Чтоб в нос шибало, – коротко пояснил Лавр.

– Значит, если пахнет?..

– Тогда – в расход!

– Если дух земляной от вас исходит – значит, вы из подземелья, – пояснил Ерошка, появившись из-за их спин. – Если из подземелья – значит, враги. А с врагами какой разговор? В расход, понятное дело! Врагов мы завсегда на распыл пущаем, у нас с этим строго…

– И многих уже израсходовали? – заинтересовался Саша.

– Пока никого, – честно ответил Ерошка. – Но – как только, так, значит, сразу!

Он был ниже, толще остальных и, пожалуй, моложе. Совсем мальчишка, с рыжими куриными перышками под курносым носом, изображающими из себя усы. Из-под фуражки набекрень картинно курчавился чуб. Когда он улыбался, было видно, что два верхних передних резца у него приподнимаются вверх, словно придерживают толстую губу. А улыбался он почти всегда, поэтому верхняя губа всегда казалась у него задранной, придавая толстощекому лицу особое, хомячье выражение. Забавный он, отметил Саша. Смешной и смешливый одновременно, это сразу видно.

– А вы вообще-то кто? – неожиданно спросила Ирка. Она отлепилась от Саши и смотрела в упор на урядника.

Кстати, хороший вопрос…

– Как это – кто? Лампасов, что ли, не видите? Лампасы же желтые! – шумно удивлялись все. – Выходит, акуевские мы. Были бы красные, были – святопромысловские. А так – акуевские мы, из станицы Акуевка, значит!

Иерархия лампасов местного казачьего войска становилась понятной. В остальном этот ответ мало что объяснял.

– А вы, выходит, с вертолета? Из пассажиров? – в свою очередь спросил Лавр.

Вполне миролюбиво, надо отметить.

Саша и Ирка подтвердили это одновременно быстро.

– А остальные-то? Вас же пятеро должно быть? Говорили, что пятеро пошли…

– Остальные не дошли, – значительно сказала Ирка.

Лавр сдержанно покивал головой, соглашаясь.

А чему удивляться, здесь и не такое случается, говорило его красноречивое молчание.

Все правильно, здесь все время что-то случается, они уже успели убедиться…

От первого испуга Ирка вполне оправилась, отошла от Саши шага на два и теперь быстро, решительными движениями прихорашивалась. Он попытался перехватить Иркин взгляд, предупредить хотя бы глазами, чтоб не трепала лишнего. При людях с автоматами много молоть не стоит, они, автоматчики, как правило, неадекватные, любой треп воспринимают как команду к бою, это он понял еще в военных командировках. Но Ирка даже не глянула в его сторону. Продолжала смотреть исключительно на красавца Лавра. Настолько пристально, что Саша почувствовал укол ревности. Впрочем, лучше укол ревности, чем удар прикладом по почкам, успокоил он сам себя. Однажды ему врезали прикладом такие же молодые ребята, осатаневшие от национальной идеи, спину потом неделю ломило, как при стреляющем радикулите…

– А там кто? – спросил Саша, кивнув на свежий холмик.

– Где? – не понял Лавр.

Он тоже, не отрываясь, смотрел на Ирку с каким-то детским, искренним изумлением.

Та закончила с волосами, но все еще что-то на себе расправляла. Мечтательный, затуманившийся взгляд и машинально кокетливые движения… По-озвольте, сударь… Пока сударыня вам не позволила!