Новый Мир ( № 8 2011) - Новый Мир Новый Мир

резон вполне из жизни.

На меня дохнули века

достойным аскетизмом.

Хозяйка сказала, что почём.

Вялый пучок причислила к браку.

Потом мы с бабулей охотно болтали

                                        о том о сём.

А вскоре беглеца привычная потянула клоака.

Последняя отрада

Славу добывали пером, рубились

                                        саблями.

Лавры хмелили, поднимали тонус.

А он посадил и вырастил яблоки.

И их назвали антоновскими.

…Поздней осенью, как последняя

                                        отрада,

бередит по холодку аромат тонкий.

Это тянет из сада

ветерок с антоновки.

Подарок художника

                                Александру Сеничеву

На холсте ещё краски сырели,

и ты предложил денька два подождать.

Но я в восхищении схватил, казалось, дышащие

                             цветы сирени,

только что отряхнувшиеся от дождя.

Среди многих картин на вернисаже

по своеобычному мазку, характерным линиям

твои работы я узнаю сразу.

А в первую очередь именно по ощущению

                                напористого, живительного ливня.

Глядя на них, бодрящий возвращается голод,

забытые бередят чувства.

Взбалмошная кликает молодость.

И чуточку становится грустно.

…Я не знаю секрета твоего мастерства,

да и ты вряд ли знаешь это.

Как не знает вечереющая береста

тайны своего колдовского света.

Чужая ноша

Соглашаюсь с зарубежными мудрецами:

много странного в русской душе таится,

загадочного, как ночной покров.

Сочувствует несчастным на разрушенном землетрясением

                              Гаити,

жалеет выбросившихся на канадский берег китов.

О проигранной далёким народом освободительной борьбе

тоже печалится с горечью.

И только о своей судьбе —

нисколечко.

…Вхожу в крестьянские сенцы:

бутыли, самогонный сосуд.

Оставит ли русскую душу

                                       боль вселенская?

Или это её суть?..

Скучные будни

Потомок Соломона, польских шляхтичей

                                        и Даждьбога внука —

такая вот мешанина, —

я пью ароматный чай с посыпанной орехами булкой

в излюбленном кафетерии продовольственного магазина.

Не под стать моему чайничанью

вспомнились дороги,

где дружки отчаянные

не петрили в генеалогии.

Русак ли ты, жид пархатый —

среди отпетых сорвиголов

ценились жульнические задатки,

жиганская кровь.

Исправная эта мерка

определяла положение в воровском клане,

                              в зоне.

…В магазин вошли менты с проверкой —

выглядывают гавриков по физиономии.

Требуют грубо: “Документы покажи-ка!”

Муслят бумаги бесцеремонно, без затей.

Увели вьетнамца и таджика.

Меня, видимо, выручил сложный

                                        родительский коктейль.

Предчувствие

                                 Памяти Г. Б.

Ночь. За окошком фонари мигают.

Снега сторожкий хруст.

Перечитываю стихи твои, Галя.

Мне близка их и боль и грусть.

Мы несхожие с тобой люди —

каждый из нас свою дорожку мостил.

Тогда скажи: откуда

этот цепляющий за сердце,

                                 сродный мотив?

Или на перепутьях трудных,

как попавший в чужую страну,

заблукавшая душа находит струнку,

ответную вызывая волну?..

…То был гром среди ясного неба.

Утратив надежды, цели,

ты отдала себя идольской требе —

бросилась под грузовик с прицепом.

…В стихах твоих тонких, чутких,

но безотрадных, как хлопающая

                                 на верёвке холстина,

я улавливаю предчувствие

громыхающей прицепом махины.

Ожившие переживания

Приспособившийся к новой жизни, в костюмчике

                              незапылённом,

стою над открытым люком теплотрассы.

Тянет настойкой боярышника, водкой палёной —

запахами, отчётливо выделяемыми

                                        из воздушной массы.

Бывший подзаборник, по прошествии

                              лет стольких

нестерпимым желанием горю —

без всякого толку

в забытую спуститься нору.

Моча ли в башку ударила, загульная дурь,

другая какая закрутка —

подвергнуть риску с иголочки гламур

походом в бомжовский закуток.

…Пузырьки гремучие, башмак брошенный —

пробираюсь в темноте, как очкарик

                             в час поздний.

Не всем отсюда удалось выбраться

                                        на свет Божий,

не говоря уж — к звёздам.

Узнаю лежаки, подголовники.

                                        И ощущения, ощущения!

Те же,

и когда я к бродяжьему принадлежал племени.

Видно, как душа кащеева,

они не по зубам времени.

Осуществление мечты

Я сижу в “Крестах”. За решёткой —

близкие и недоступные воды Невы.

Посреди камеры какой-то хмырь

                                        отбивает чечётку

под шумное одобрение братвы.

Глазею отсутствующе на осточертевшую

                              кутерьму,

мечтаю, как объевшийся белены:

оттянуть срок и на ненавистную тюрьму

победно глянуть со стороны.

Я износил не одну арестантскую робу,

вынашивая спесивую

                                 причуду урки.

И вот в туристическом автобусе

по парадному качу Петербургу.

Гид привлекает внимание:

на противоположном берегу знаменитый острог.

Вышла тишина капающего крана.

Я смотрел на краснокирпичную громадину,

                                        где голодовал, дрог.

И почувствовал — торжествовать рано.

Выношенное

Если искренни чувства

и за спиной судьба,

ни к чему искусство,

красивых слов городьба.

Были бы речка знакомая,

прилетающие по весне грачи.

И бессонные окна дома

со спасительным светом в ночи.

Нехитрую эту малость

я выискал не налегке —

на расхристанных дорогах маясь,

ютясь на чужом чердаке.

И хочу, чтоб в моих строчках

за частоколом напастей, бед

стылой, отчаянной ночью

обнадёживающий брезжил свет.

Согревающая щедрость

К нам домой по зиме принесли огромную жёлтую

                              тыкву,

похожую на пузатый надраенный самовар.

Глаза от летнего солнца уже отвыкли,

и их щурил явившийся праздничный жар.