Три дня до эфира - Ямалеева Гульназ Фарисовна

В то время когда Саша Снегирёв бежал из плена и пытался дозвониться до отца, Снегирёв-старший находился в квартире балерины Татьяны Павловой и ждал известий от Тихомирова. После утренней встречи с Валькой Кузнецовым Иван Давыдович не мог быть один. Поэтому он, предварительно позвонив, приехал в дом любимой женщины.

Татьяна, сидя на полу, растирала ступни. Снегирёв молча наблюдал.

— У вас, балерин, потрясающая пластика. Казалось бы, делаете что-то обычное, а выглядит как произведение искусства.

— Нас этому семь лет учат в хореографическом училище. Так что не удивляйся.

— Я восхищаюсь.

— Хочешь ещё кофе?

— Нет-нет, ты на меня не обращай внимания. Занимайся своими делами. Я просто не могу находиться один. Впервые в жизни я понял, как одиночество может тяготить.

Татьяна хотела что-то ответить, но, видимо, не найдя слов, встала, вытерла руки о полотенце и обняла Снегирёва за плечи:

— Иван, это очень хорошо, что ты сюда приехал.

— Извини, если я что-то нарушил… Может быть, у тебя были какие-нибудь планы?

— Да, именно, у меня был огромный план. — Татьяна шутливо округлила глаза. — План затащить наконец тебя к себе в гости.

Снегирёв засмеялся. Наверное, впервые за последние два дня он смог засмеяться и сам удивился, с какой лёгкостью Татьяне удалось развеять его мрачное настроение. Женщина села на подлокотник кресла и взяла его за руку.

— Иван, перестань хмуриться, в конце концов, милиция обязательно найдёт мальчика. Я в этом уверена. И все будет хорошо.

— Устал… — Снегирёв закрыл глаза. — Я устал ждать, устал вздрагивать от каждого звонка. Я боюсь включать телевизор. Я боюсь думать о сыне. Самое страшное в жизни, Танюша, — это неопределённость.

— На свете много чего страшного и кроме твоей неопределённости.

— Я об остальном даже думать не хочу…

— Иван… я хочу спросить… — начала Татьяна осторожно. — Ты вчера звонил мне и сказал, что собираешься отказаться от выборов. Это правда?

Снегирёв отрицательно покачал головой.

— Ты будешь участвовать в выборах?

— Я обязан.

— Обязан? Не понимаю…

— Наверное, это будет звучать по-мальчишески, но я всегда верил в высшую, справедливость. Когда обстоятельства тебя зажимают в угол и кажется, что уже ничего не поможет, вдруг наступает нечто… не могу объяснить это словами. У тебя неожиданно появляются силы, тебе везёт, твои враги терпят поражение накануне неминуемой победы… Вот это все я и называю высшей справедливостью… Я в неё верил и продолжаю верить. А мой звонок… Это была минутная слабость.

Глава 16

РАСПРАВА

Слепой удивлённо поднял голову. За последние годы он привык прислушиваться к звукам и шорохам. Слух его настолько обострился, что слепой мог различать малейшие нюансы и по ним угадывать, что происходит вокруг. Звуки он подразделял на два типа: мирные и опасные. Тот шум, который раздавался вдали, безусловно относился к разряду опасных. Почему он так решил, слепой не мог бы сформулировать точно, но какое-то шестое чувство подсказывало, что приближается катастрофа.

Метрах в двухстах от железного вагончика остановилась машина. По звуку колёс и работе двигателя мужчина определил, что это не мусоровоз. Подъехавшая машина была намного легче. Она тихо остановилась, мягко хлопнула дверца. Слепой насторожился. Подъехавшая машина принадлежала к разряду дорогих. Птицы такого полёта не часто заезжали в эти места.

— Один, второй, третий… — подсчитал слепой вышедших из машины.

Люди, стараясь производить поменьше шума, осторожно двинулись вперёд.

Их тихие голоса уносило ветром, и слова невозможно было разобрать. По всей видимости, они что-то искали. Под тяжестью их ног скрипели коробки, которые неделю назад завёз сюда огромный грузовик. Слепой понял, что мужчины приближаются к вагончику, и инстинктивно вжал голову в плечи.

— Далеко он уйти не мог, — ветер донёс голос одного из приехавших, — он где-то здесь.

— Ну и вонища-а-а, — недовольно отозвался второй.

— Где его здесь найдёшь?! — Третий мужчина обладал характерным гнусавым голосом. Он говорил лениво, чуть растягивая слова. — Он может за любой кучей спрятаться. Вон сколько говна сюда навезли.

Слепому этот голос показался знакомым, и он насторожился.

— Тише… — раздался вновь голос первого. Они остановились. На минуту вокруг все затихло, только лёгкие удары дождевых капель гулко долбили по металлической крыше. Слепой насторожённо прислушивался. Один из мужчин пнул ногой консервную банку и чертыхнулся. Другой вынул из кармана пачку сигарет и закурил.

— Н-да-а-а, — произнёс он затянувшись, — ищи тут ветра в поле.

Мальчишка, наверное, уже давно деру дал. Чего ему тут отсиживаться.

— Тихо, вы! — шикнул на него первый, которого слепой определил как главного. — Приказ был найти мальчишку, и мы его найдём. Иди-ка, Миха, в ту сторону, посмотри. А я тут порыщу.

— Валерка, может, он тут прячется? — Мужчина, чей голос был таким знакомым, пнул ногой дверь вагончика.

— Да вряд ли!

Не нравились слепому ни эти люди, ни их машина, ни разговор. На мгновение он затаил дыхание. Возникшая мысль ошпарила кипятком: «Они приехали за мальчишкой… За тем самым…» Слепой нервно заёрзал в углу. С того момента, когда Скворец повёл маленького гостя в город, прошло не более пятнадцати минут, скоро они должны вернуться. Мужчина подсчитал, сколько мальчишкам понадобится времени, чтобы сбегать туда и обратно, и замер.

Он не знал, кто этот мальчик и откуда он пришёл, что это за люди, которые его ищут, но интуитивно сознавал, что новому другу его сына грозит опасность. Эти трое, приехавшие на дорогой машине, не внушали ему доверия.

В этот момент кто-то злобно пнул дверь ногой, та скрипнула и открылась.

Незнакомец вошёл. Слепой отчётливо слышал тяжёлое дыхание постороннего. Мужчина ударился головой о косяк, сплюнул, пошарил рукой в темноте, наткнулся на сломанный стул и чуть не потерял равновесие.

— Тут сам черт ногу сломит, — прошептал он и сделал шаг вперёд. — Есть тут кто? А? Малыш, ты тут?

Не рискуя двигаться дальше в темноте, незваный гость остановился и прислушался. Слепой сидел не шелохнувшись. Незнакомец, вытянув руку вперёд, сделал шаг вперёд.

— Малыш, иди сюда, иди… — позвал он. Ответа не последовало, тогда мужчина нащупал стул, о который он минуту назад споткнулся, и, схватив его за ножку, с силой размахнулся. На пол с грохотом полетели пустые консервные банки, тряпьё.

На шум в вагончик вбежал другой мужчина, он широко распахнул дверь и крикнул в темноту:

— Эй, ты че?!

— Мальца ищу! — отозвался человек со стулом в руках.

— А че грохот такой?

— Да тут темень, ни черта не видно. Я на всякий случай тут помахал…

— Давай выходи, нечего шуметь!

Слепой с облегчением вздохнул, когда мужчины вышли. Их тяжёлые шаги затихали, казалось, опасность миновала. Он осторожно выбрался из своего укрытия и на коленках дополз до двери. Посторонних уже не было слышно. Слепой приоткрыл дверь и выбрался наружу. Холодные капли дождя падали на лицо, и он подумал о сыне и маленьком госте, которые, наверное, промокли до нитки. Сейчас было самое время разжечь костёр, но он не рисковал обнаружить своё присутствие, пока опасные люди не уехали с пустыря. Он сел на покосившуюся от времени подножку вагона и вынул пачку папирос.

— Закурим?

От неожиданности слепой вздрогнул, мурашки пробежали по его телу.

Гнусавый мужской голос раздался совсем рядом, почти над ухом.

— Ты чего, дед, струхнул? — как-то подозрительно ласково произнёс незнакомец и подсел рядом. — Я ж не мент, чего меня бояться?

— А я и не боюсь, — произнёс слепой и нашарил в кармане коробок со спичками.

— Боишься, старик, боишься.

Слепой молча закурил. Он чувствовал, как предательски дрожит рука, но совладать с собой не мог. Эта странная манера растягивать слова кого-то ему напоминала, но он никак не мог вспомнить кого.