Русалка - Кэролайн Черри

Петр даже забыл убрать меч в ножны, а положил его на стол и налил в стоящую там чашку водки из кувшина, хотя бы не пролив ничего на стол. Сейчас это было все, на что были способны его руки.

Пока дом потрескивал, из подвала, в котором явно кто-то находился, доносилось недовольное рычанье.

Сейчас Петр ощутил в полной мере, как велико его желанье попасть в Киев или в какое-то другое место, где он смог бы провести хотя бы сегодняшнюю ночь, если на то пошло.

— Всего один ветер? — невнятно пробормотал Ууламетс, обращаясь к нему.

Петр выпил и поднял глаза на старика. Его не покидало болезненное чувство, что Ууламетс, к тому же, знал все окружающее их, а он, Петр, нет. Вслед за ним и Саша знал окружающие места гораздо лучше Петра. А Петр был все еще очень далек от того, чтобы поверить, будто Ууламетс имеет хоть какие-то достаточно добрые намерения по отношению к Саше или к нему. Стальной меч, лежащий на столе, выглядел устрашающе и грозно, как всегда, но, как видно, он был бесполезен при встречах с призраками.

Саша начал подбирать разбросанные связки сушеных трав, уцелевшие чашки и остальные предметы, свалившиеся на пол один Бог знает откуда.

— Иди, иди, — сказал старик, помахивая рукой Петру, и тот взял чашку, подхватил свой меч, ножны и отправился к одеялам, чтобы присесть там, пока Саша убирал комнату.

Петр сидел, мрачно думая о том, что он здесь бесполезен. Он был абсолютно бесполезен и для старика, и для Саши, если учесть, что в этом месте почитались законы волшебства, а никак не настоящий живой ум. И потому у него не было каких-либо внутренних побуждений встать и помочь ему. Это был в полном смысле сашин старик, поэтому пусть он и работает на него. Старик же хотел использовать Сашу в качестве приманки для этого странного призрака, потому что выяснил для себя, что тот обладает достаточной ловкостью и уменьем, так что его, Петра Кочевикова, приберет к себе какой-нибудь черный бог, если он окажется достаточно глуп и останется здесь, находясь фактически за пределами того, чего так хочет Саша.

А может быть, этого, на самом деле, хочет сам старик? Как знать?

И Саша стал для него почти столь же бесполезным. Он очень изменил свой образ мыслей и свои привязанности. Кто знает, почему? Может быть, старик «околдовал» его, втягивая в свои дела?

Но если все происходящее вокруг Петра совершалось лишь благодаря волшебству, а сам Ууламетс был непревзойденным мастером в этом деле, то Петру казалось, что единственное, на что могли рассчитывать и он, и Саша, это сбежать отсюда еще до того, как старик сумеет впутать их обоих в свои таинственные планы.

Но что он надеялся найти в Киеве? Еще одного Дмитрия Венедикова или других таких же приятелей, какие окружали его в Воджводе? Саша был его единственным другом, каких у него еще никогда не бывало, который сносил любое неудобство со стороны Петра, и был единственным, который, знает Бог, заботился о нем в пути через этот лес и защищал от призрака.

Так почему же он так или иначе должен идти в Киев, когда его друг находится сейчас здесь, в полном распоряжении Ууламетса?

Он поставил чашку, вложил меч назад в ножны и бросил ревнивый взгляд в сторону Ууламетса, который сидел за столом, склонив голову на крепко сжатые узловатые руки. Его губы не переставая двигались, произнося, должно быть, какие-то одному Богу известные заклинания, которые могли исполниться, а могли и не сбыться: у Петра все еще были сомнения на этот счет, особенно, если это касалось призраков. Ведь никогда не было никакой уверенности в том, что колдовство даст нужный результат. Не было никакой уверенности даже и тогда, если бы сработала какая-то часть колдовства, которое Ууламетс направляет против… Бог весть кого.

И наконец, после таких раздумий, Петр сказал, даже не пытаясь подняться с места:

— Так что же мы собираемся с ней делать?

Однако Ууламетс продолжал бормотать, похоже разговаривая сам с собой. Саша перестал подметать пол и теперь стоял, опираясь на метелку и глядя на Петра с каким-то неопределенным выражением: возможно это было беспокойство.

— Предположим, что мы нашли ее дерево, — продолжал Петр, ощущая как его захватывает нарастающая волна собственной глупости с каждым словом, слетающим с языка. — И что же затем? Вы вдвоем будете упрашивать ее оставить меня в покое?

При остром уме он всегда старался все расставить по своим местам, но именно в тот момент, когда Саша перестал убирать с пола черепки от разбитых горшков и чашек, Петр почти преднамеренно заставил себя вспомнить то самое лицо, которое совсем недавно парило в ночном воздухе и исчезло, словно уносимое ветром. Он заставил себя пережить еще раз весь страх, который тогда охватывал его. Сейчас он отказывался верить в то, что это было, но продолжал упорно напоминать себе, что он все-таки немного поумнел и теперь, именно по этой причине, собирается поверить в произошедшее с ним, если все это действительно существует здесь и связано именно с этим лесом. А Саша по-прежнему стоял, держа в руках метелку, а в ногах у него лежали битые черепки.

— Учитель Ууламетс говорит, что может вернуть ее назад, к жизни.

— А разве такая разновидность колдовства не является опасной?

Это замечание Саша оставил без ответа.

— И как же он собирается это сделать? — спросил Петр. — Что ему для этого нужно? Могу сказать тебе, что даже я слышал кое-что о средствах для колдунов…

— Я не знаю, что он собирается делать, — сказал Саша. — Он говорил лишь о том, что хочет отыскать место, где она находится постоянно. Ведь он не может ни видеть, ни даже слышать ее. Я сам могу лишь едва-едва видеть ее, вот в чем дело. Но зато ты можешь видеть ее ясно и отчетливо. Разве не так?

Саша явно хотел признания, и вся его поза, выражающая ожидание, подтверждала это. Петр кивнул с явной неохотой и нахмурился.

— Русалка чрезвычайно сильна, — сказал Саша, переходя на полушепот, в то время как старик продолжал что-то бубнить в другом углу комнаты. Саша подошел ближе и уселся на корточках около огня, прислонив метлу к каменной кладке печи. — Учитель Ууламетс сказал, что ей было всего шестнадцать лет, и он до сих пор не знает, что произошло, на самом деле: была ли это лишь простая случайность, или что-то другое. Если она просто утонула, это одно дело: с таким типом русалок очень плохо иметь дело. Но если она утопилась, то это еще хуже.

И сразу последовал вопрос.

— А что именно плохо?

— Да то, что многие были убиты ею.

Петр скривил губы и некоторое время задумчиво рассматривал камни между своих ног.

— Так значит, вот чем она занимается? Ищет мужчин. Я когда-то слышал об этом. И что же она делает с ними?

Он тут же подумал, что это очень глупый вопрос, видя как засмущался Саша. Тем не менее мальчик сказал:

— Я не совсем уверен… И я не думаю, что кто-нибудь может точно сказать это. Они…

—… все умерли, — закончил за него Петр. — Замечательно.

— Вот почему мы не должны отходить от тебя ни на шаг. Потому что мы не знаем.

Петр очень ненавидел это «мы», и его ненависть была неподдельна. Он с хмурым видом взглянул на меч, который все еще сжимал в ладони.

— Русалки спят очень мало, — продолжал Саша, — пока не исполнят свое желание. И если им очень долго ничего не попадается, то они просто увядают. Но если они пробуждаются, особенно самые неистовые из них, то они становятся чрезвычайно опасными. И ведь не только она охотится здесь, кроме нее есть еще водяной.

Петр уставился на Сашу, не скрывая тоскливого выражения лица.

— Да, разумеется, есть еще и водяной, охраняющий реку, и леший, охраняющий лес. Эти таинственные существа есть в каждом уголке, окружающего нас пространства. Они подкарауливают нас везде, и каждое из этих привидений выражает свое неудовольствие и требует выкупа. — Он покачал головой. — Полнейшее безрассудство с их стороны, должен сказать.

— Не…

—… шути? Думаешь, Они шуток не понимают?

— Нет, действительно не понимают.

— Я не знаю, почему ты так уверен. А может быть, все эти годы они только и делали, что дожидались именно хорошей шутки.

— Не…

—… смей говорить в таком тоне? — Петр сделал легкое движение рукой, напоминающее реверанс. — Весь мир ненавидит легкомыслие. Пожалуй, я исправлю эту ошибку и извинюсь перед первым же лешим, которого встречу здесь.

— Петр…

— Я говорю вполне серьезно. — Он взял в руки чашку. — Ну, прошу тебя, будь добрым малым. Сегодня у меня была очень тяжелая ночь.

— Но ты не должен больше пить.

— Да я и не буду. — Он все еще продолжал держать в руке чашку, и Саша после короткой паузы взял ее и вскоре вернулся с наполненной почти наполовину. Петр уселся поудобней и выпил, прислушиваясь к потрескиванию углей и к звукам доносившимся из-за стола, где старый Ууламетс не то что-то напевал, не то просто бормотал себе под нос, смешивая очередное зелье в своих горшках.