Осколки царства - Дмитрий Володихин

- Ты понимал? Ты знал? Отчего же ты... - она замолчала, в замешательстве не зная, как поступить. Если бы она не любила Игоря, смертью бы наказать такую насмешку!

Впрочем, даже видя метаморфозы, происходящие с ее лицом, Игорь уже не мог их анализировать. Его отваги хватило на одну-единственную фразу. Было бы лучше лучше лучше лучше лучше, когда б она ушла сейчас же. Перед ним разверзался черный провал. Он падал, падал, и горькая свобода падения наполняла его стремительным ужасом, лихим, захватывающим чувством: я пропал! Он не должен был так вести себя. Это недостойно. Прежде она должна уйти... Но он не мо-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-г. Он обрушивался внутрь самого себя, теряя способность слышать и думать...

- ...знал, что ты храмовый страж, кто объяснил тебе? Почему ты не отвечаешь? Откуда ты знал, кто я?

Падение его не останавливалось и было сродни сумасшествию. Мужество сдалось. Какое мужество не сдалось бы? Не то время, чтобы скоро сыскать мужество, способное не сдаться в такой миг. Падал, падал...

Тогда он выходил из зала в Театре Ленкома, прямо посреди действия, шумно выходил, здесь к этому не привыкли, гневался, шикали, прямо посреди действия. "Сорри". Его добила скамеечная романтика в позапрошлых юностных воспоминаниях. Автор хотел показать нечто невероятно тонкое, он даже почувствовал какое-то движение настоящей жизни, подобно глубоководному течению незаметно определяющей многое в этом мире, но в навозе цветы не растут, все больше шампиньоны, да и не понял творец в этом движении ровным счетом ничего, кроме его силы... Игорь гневался. В фойе к нему подошла женщина с длинными русыми волосами и спросила, почему он уходит. Очень спокойно спросила, без тени осуждения. Не нравится спектакль. - Почему? - В десяти предложениях, кратко, горячо, почти что с яростью, кажется, сказал чуть больше, чем можно говорить. - Да, вы совершенно правы. - Очнулся и взглянул на нее. О! - "Пойдемте со мной", - приказала ему Василиса первый раз в их совместной судьбе. Их роли известны были с первого мгновения. Она выше, очень высоко, он ниже, странно, что с такой высоты можно было его заметить.

Падал, падал...

- ...некоторые неосознанно понимают суть настоящей жизни. Понимают, не понимая. Но умеют хотя бы оценивать, а иногда кое-что осознают все-таки, например, собственную функцию, предназначение, полученное еще в материнской утробе. Может быть ты...

У него никогда больше не будет ничего подобного. Знал это, знал это, но знать - одно, а... Падал, падал!

- Встать! - кажется, он застонал.

- Встать! - он подчинился и безумие его схлынуло. Она говорила долго и, значит, любила его. Но ее любовь всегда ниже ее власти. Теперь на него смотрела царица, а не любимая.

- Выслушай то, что тебе надлежит сделать, стоя. Возможно, это приведет тебя в чувство, - так и было, пропасть исчезла, долг взял верх над хаосом эмоций.

- Нам невозможно видеться впредь. Заметив меня на улице или где-нибудь еще, ты отведешь глаза, ты даже не повернешь головы в мою сторону. Ты женишься на Елене Анатольевне. Срок на размышления и все подготовительные действия - не более полугода. У вас должны быть дети, хотя бы один ребенок, а лучше два. Чистая кровь не должна пресечься. Ты страж? Она будет твоим храмом, ее ты будешь охранять от зла и хаоса. В этом твое предназначение. И еще одно: никаких проб. Не делай себе легко. Скорее всего, и без них близость будет правильной и красивой с высокорожденной. Но если нет, все равно, ты приобретаешь очень много: то, что она даст тебе не телом. Ты готов повиноваться?

- Да. Я сделаю все, как ты сказала.

- Выполни все в точности, - Василиса встала. Чуть помедлила. Дала душе своей одну маленькую, незаметную секунду. Даже внутри стали иногда попадается сердечная плоть. Коснулась его груди пальцами.

- Прощай.

- Прощай, царица.

23.00-23.45

Игорь стелил себе на полу, рядом с постелью, послужившей в последний раз ложем для них с Василисой. Он хотел, чтобы запах любви остался ничем не оскверненным до завтрашнего утра, когда ему суждено рассеяться. Впервые за много лет он не встал под душ перед сном. Цветущий луг благоухал у него на плечах, на груди, на ладонях... Пусть проживет он свой краткий век, да не смоет его очищение, ведь чистоту очищать не стоит...

Игорь нимало не сомневался в том, что последнее повеление было даровано ему Василисой. Это дар, а не урок. Царица на прощание милостиво подарила судьбу.

Так же, как исчезнет любимый цветущий луг с его кожи, уйдет понемногу боль из сердца. Сейчас этого невозможно представить, но так будет. Он с первого мгновения их близости знал, что надобно готовиться к неизбежной разлуке.

Завтра он, конечно, не подойдет к Елене Анатольевне. И послезавтра. И через неделю. И через месяц. Но через месяц он уже сумеет вновь улыбнуться ей, придав улыбке значение возможности. Как сегодня. Василиса мудро дала ему большой срок. Однажды это случится - его ладонь коснется ладони высокорожденной. Он будет учтив с нею. Он не сделает ни единого торопливого шага, ни единого суетливого жеста. Она примет близкое знакомство с благодарностью, она будет желать его сильно, однако нетерпение никогда не победит благородной неторопливости в их отношениях. Их близость станет избавлением от отсутствия судьбы. Для обоих. Нет сомнений, что это произойдет. Она готова принять его сейчас, он будет готов... он не позволит себе медлить дольше заветного срока. Но повеление царицы - не принуждение и не плен. Он не обязан приказом Василисы к любви. Он обязан к отваге. Василиса была в его жизни чудом, Елена Анатольевна - путем. Отвага нужна, чтобы решиться вступить на путь, выбрав одно из многого. Его суженая высокорожденная слишком хороша, чтобы не полюбить ее, не покоряясь, а выбирая то, что и так суждено. Одна женщина освободила место в его сердце, другая займет. Их свяжет страсть, а не один долг. Он будет нежен с нею и быстро научится желать ее всегда.

Прощай, царица...

Страж высокорожденной заснул спокойно. Он до самого утра спал без сновидений.

СОЗЕРЦАТЕЛЬ

Это был совсем неплохой кофе. Черт побери, это был хороший кофе. Один из лучших вариантов, какие только можно получить за деньги в центре Москвы около трех пополудни. Во всяком случае, за те деньги, которые я мог выложить за одну чашку кофе. Многие в России сказали бы: Боже мой, да ведь тут мой месячный оклад! Или, может быть, не один месячный оклад... Собственно, понятие "деньги" равнозначно тому состоянию, когда подобные вещи замечаешь только случайно.

Именно тогда, над кофе с ликером и еще какой-то приятной сладковатой дрянью, уж и не вспомнить теперь, я почувствовал ледяную тоску. Я опять попался в ту же ловушку. Проходит триста, пятьсот, семьсот лет, и я каждый раз загоняю себя в одну и ту же ловушку.