Остров вчерашнего дня - Антон Валерьевич Леонтьев

– Видно, что вы устали, мисс Клейторн. Вы хотите покинуть нашу дружную компанию?

Нина, чувствуя, что веки ее смыкаются, заявила:

– Отнюдь, я, конечно же, останусь!

Синеглазый нахал усмехнулся.

– Ну, как знаете. Какое-то все странное, словно театральная постановка. И такое впечатление, что вот-вот что-то случится.

Он внимательно взглянул на Веру, и та отрезала:

– Ничего не случится! Я, так и быть, выпью черного кофе, а потом присоединюсь к беседе мисс Марстенс и доктора.

– Кофе я сейчас вам сам принесу. А, если хотите, приготовлю. Я умею варить восхитительный кофе. Мне об этом говорила женщина, которую я любил…

Слушать откровения этого донжуана было выше ее сил, и Нина, поднимаясь из кресла, заявила:

– Не понимаю, почему вы говорите мне, незнакомой вам даме, подобные вещи!

Ломбард прищурился.

– Тогда позвольте вам объяснить, мисс Клейторн. Быть может, пройдем в библиотеку, там нам никто не помешает?

В душе у Нины боролись два желания: сказать этому синеглазому нахалу в лицо нет и демонстративно подсесть к Тони Марстенс, которая задорно хохотала над шуточками доктора Роджерса – или, приняв его предложение и ответив да, последовать за ним в смежную со столовой библиотеку.

А что, если это уловка убийцы, и тот – Ломбард?

Пока Нина размышляла, какой же ответ дать, раздалось странное шипение, а потом громогласный, грозный, не терпящий возражений голос возвестил:

– «Леди и джентльмены, добро пожаловать на остров Альбатросов. Вам предъявляются следующие обвинения:

• Томас и Этель Олдрин, 16 июля 1932 года вы обрекли на смерть Летицию Шарлотту Блэклок.

• Эмили Кэройлан Блор, вы виновны в смерти Глэдис Мартин, последовавшей в ночь на 31 октября 1929 года.

• Генри Уильям Брент, вы стали причиной убийства Джейка Аргайла, имевшего место 8 ноября 1934 года.

• Вера Элизабет Клейторн, 13 августа 1934 года вы намеренно убили юного Сириуса Хэмилтона.

• Филипп Ломбард, вы в декабре 1933 года обрекли на гибель двадцать два человека – аборигенов из восточноафриканского племени.

• Полковник Джон Гордон Маккинзи, вы 4 февраля 1917 года намеренно послали на смерть любовника своей жены Артура Ричмонда.

• Энтони Пруденс Джорджина Марстенс, вы 2 января 1936 года лишили жизни юных Эдварда и Люси Коул.

• Доктор Джеффри Роджерс, вы 14 апреля 1929 года убили Луизу Мэри Кинг, 5 мая 1934 года – Викторию Энн Грейвс, 30 июня 1935 года – Джорджа Виктора Крэддока и 17 ноября 1935 года – его вдову Фелисити Александру Крэддок.

• Лоуренс Роджер Уоргрейв, вы, зная о невиновности Леонарда Воула, намеренно приговорили его к смертной казни, последовавшей 27 сентября 1931 года.

За все эти преступления вы понесете заслуженное наказание. Обвиняемые, вам есть, что сказать в свое оправдание?»

Демонический голос смолк столь же внезапно, как и начал вещать, и Нина, так ждавшая чего-то подобного, была в полной прострации – она ведь уже сумела убедить себя, что голос не раздастся.

А вслед за этим раздался протяжный стон, и Томас Олдрин, державший в ходивших ходуном руках поднос с собранными грязными чашками и бокалами, вдруг нелепо накренился, а затем повалился на пол.

Доктор Роджерс среагировал мгновенно и ринулся к слуге, щупая его пульс и одновременно разрывая тугую манишку у него на тощей груди.

– Коньяку, живо! Ну, не заставляйте повторять дважды! Ломбард, помогите перенести его на диван…

Пока миссис Олдрин, на лице которой Нина впервые увидела некое подобие эмоций, бегала на кухню, откуда вернулась с бутылкой, доктор и синеглазый нахал перетащили слугу на диван.

Все прочие гости, словно парализованные, следили за происходящим, ничего не говоря и не предпринимая: Тони Марстенс закрывала и раскрывала рот, Генри Брент глупо улыбался, мисс Блор сцепила руки, полковник Маккинзи крутил ус.

И только судья Уоргрейв был абсолютно спокоен, продолжая как ни в чем не бывало попыхивать сигарой.

Нина вдруг отчетливо поняла: он, как пить дать, он. Не кто иной, как он – что в романе королевы детектива, что во вселенной, из этого произведения отпочковавшийся.

Убийцей был старый судья, и взирал он на поднявшуюся суету с явным наслаждением.

– Выпейте, Олдрин! – произнес требовательно доктор Роджерс, разжимая челюсти уже приходящего в себя дворецкого. – Это коньяк, вам сразу полегчает.

Он приложил ему к посиневшим губам бокал, а Нина, вдруг сорвавшись с места, выдернула у него бокал из рук и закричала:

– Нет, не давайте ему это!

Потому что она не сомневалась: коньяк отравлен, вероятнее, заранее. И не кем иным, как флегматично попыхивавшим сигарой судьей Уоргрейвом, который предвидел подобное развитие событий.

Доктор, выпучившись на Нину, заявил:

– Мисс, не время для идиотских выходок! Отдайте бокал мне!

Нина, вылив его содержимое на ковер, заявила:

– Ни за что!

И, повернувшись к миссис Олдрин, спросила:

– Бутылку вы нашли в шкафу?

– Да, мисс.

– И она уже был початой?

– Да, мисс.

Что и требовалось доказать – судья всыпал яд еще до начала ужина или, кто знает, например, неделю назад, когда инкогнито побывал на острове и подготавливал дом для серии убийств.

– А запечатанные есть?

– Да, мисс.

Конечно, отраву можно подмешать и в запечатанную бутылку, но намного сложнее.

Нина, отправившись со служанкой на кухню, придирчиво осмотрела в кладовой шкаф, на одной полке которого выстроилась целая батарея бутылок. Она взяла не ту, что ближе, и не ту, что у самой стены, а одну из незаметных, сбоку.

Осмотрев ее в мертвенном электрическом свете, Нина пришла к выводу, что пробка не повреждена и никто шприцем туда яд не впрыснул.

Конечно, яд мог попасть в коньяк иным способом, даже во все бутылки, но тогда мистер Eu. R. Dudd рисковал тем, что в первый же вечер перетравит всех «альбатросов».

А это в его планы явно не входило.

В планы «Вашей Чести» судьи Лоуренса Роджера Уоргрейва.

– Прихватите штопор! – велела Нина, а потом, забрав его у миссис Олдрин, вымыла его под краном и тщательно обтерла его полотенцем.

Может, не в содержимом бутылки дело, а в обмазанном ядом штопоре?

Так-то лучше!

…Когда они вернулись, то застали поистине ужасную картину: Филипп Ломбард попивал коньяк из того же бокала, который предназначался Олдрину, и из той же бутылки, которую миссис Олдрин нашла откупоренной в шкафу.

А доктор поил маленькими глотками уже заметно оклемавшегося дворецкого, полулежавшего на софе, этим же самым коньяком из кофейной чашки.

Ломбард при их появлении отсалютовал Нине бокалом с коньяком.

– Чертовки хороший, могу вас уверить. Наш хозяин, подобно владельцу заколдованного замка в «Красавице и чудовище», не спешит присоединиться к нам после того, как выдвинул поистине чудовищные обвинения.

И добавил, преспокойно допивая коньяк:

– Кто красавица, можете