История Англии для юных - Чарльз Диккенс

По истечении трех недель состоялась вторая встреча средь зеленого дола на шотландском берегу реки. Из всех искателей шотландского престола лишь двое притязали на него по праву — праву близкого родства с королевским домом — это Джон Бальоль и Роберт Брюс, и право Джона Бальоля было, несомненно, правее. На этом съезде Джон Бальоль не присутствовал, а Роберт Брюс присутствовал. Когда при всем честном собрании Роберта Брюса спросили, признает ли он короля Англии своим сюзереном, тот ответил громко и отчетливо — да, мол, признаю. На другой день появился Джон Бальоль и повторил то же самое. По снятии этого вопроса начались приготовления к изучению их родословных.

Изучение длилось более года. Пока оно продолжалось, король Эдуард путешествовал по Шотландии, убеждая шотландцев всех званий идти к нему в вассалы или за решетку. Тем временем специальная комиссия исследовала документы, потом в Берике собрался парламент, где слушались пространные объяснения обоих претендентов и говорились бесконечные речи. На заключительном заседании в парадной зале Берикского замка король решил тяжбу в пользу Джона Бальоля. Согласившись принять свою корону из рук английского короля, Джон Бальоль короновался в Скунском аббатстве, сидя на древнем каменном троне, который испокон веков использовался коронации шотландских королей. Затем король Эдуард приказал разломать начетверо и положить в английское казнохранилище Большую государственную печать Шотландии и вообразил, что теперь шотландцы у него, так сказать, под пятой.

Однако Шотландия еще обладала собственной твердой волей. Король Эдуард, желая почаще напоминать шотландскому королю о том, что он вассал, вызывал его оправдываться перед английским парламентом всякий раз, как поступали жалобы на шотландское правосудие. Джон Бальоль был человеком не слишком решительным, но храбрый шотландский народ, сочтя это унижением нации, вдохнул в него достаточно решимости, чтобы он в конце концов отказался приезжать. Вскоре король потребовал от Джона Бальоля помощи в войне с Францией (которая в то время была) и попросил отдать ему, в залог будущего послушания, три мощных шотландских замка в Джедборо, Роксбро и Берике. Ни то, ни другое не было исполнено. Напротив, шотландцы скрыли своего короля в северных горах и выказали намерение сопротивляться. Тогда Эдуард двинул на Берик войско из тридцати тысяч пехотинцев и четырех тысяч конников, захватил замок, перерезал его защитников, а заодно и мирных горожан — мужчин, женщин и детей. Между тем лорд Уоррен, граф Суррейский, подступил к Данбарскому замку, где разыгралось кровавое сражение, в котором полегла почти вся шотландская рать. После этой безусловной победы граф Суррейский был назначен наместником Шотландии; главные посты королевства были розданы англичанам; самым могущественным шотландским вельможам было велено переселиться в Англию; шотландская корона и скипетр были изъяты, и даже древний каменный трон был увезен и помещен в Вестминстерское аббатство, где теперь каждый может на него глазеть. Бальолю было предоставлено жилье в лондонском Тауэре с правом передвижения в радиусе двадцати миль. Три года спустя его отпустили в Нормандию. Там, в своем имении, он провел последние шесть лет жизни — полагаю, куда счастливее, нежели все прошлые годы в строптивой Шотландии.

О ту пору жил на западе Шотландии один небогатый дворянин по имени Уильям Уоллес, второй сын шотландского рыцаря. Это был человек богатырского роста и богатырской силы, недюжинной отваги и удали. Его жгучее слово имело чудесную власть над его соплеменниками. Он горячо любил Шотландию и яро ненавидел Англию. Высокомерие англичан, стоявших теперь у шотландского кормила, задевало гордых шотландцев, как в сходных обстоятельствах задевало валлийцев. Но никто во всей Шотландии не держал на них большей злобы, чем Уильям Уоллес. Однажды высокопоставленный англичанин, не подозревавший об этом, посмел нанести ему обиду. Уоллес убил его на месте и, укрывшись среди скал и холмов, соединился там со своим земляком сэром Уильямом Дугласом, который тоже поднял оружие против короля Эдуарда, и сделался самым твердым и неустрашимым борцом за независимость народа из когда-либо существовавших на земле.

Английский наместник королевства бежал от него, и окрыленные шотландцы, взбунтовавшись повсюду, принялись без пощады громить англичан. Граф Суррейский по приказу короля собрал все рыцарство пограничных графств, и две английские армии вторглись в Шотландию. Лишь один шотландский тан, не испугавшись этих армий, подошел на помощь Уоллесу, который с сорокатысячным войском готовился встретить неприятеля у реки Форт в двух милях от Стерлинга. Берега реки связывал единственный жалкий деревянный мостик, прозванный мостом Килдина — настолько узкий, что по нему могли идти плечом к плечу всего два человека. Не спуская с него глаз, Уоллес расположил большую часть своих ратников на ближайших взгорках и спокойно ждал. Когда английская армия подступила к противоположному берегу, вперед были высланы несколько парламентеров с предложением войти в переговоры. Уоллес отправил их обратно с вызовом на бой во имя свободы Шотландии. Некоторые военачальники графа Суррейского, со своей стороны не спуская глаз с моста, советовали действовать осторожно и не спеша. Однако граф, побуждаемый к немедленной битве другими военачальниками и в особенности графом Крессингемом, безрассудным казнохранителем Эдуарда, отдал приказ наступать. Англичане, строясь попарно, устремились через мост. Переправилась первая тысяча. Шотландцы стояли неподвижно, словно каменные истуканы. Переправилась вторая тысяча, третья тысяча, четвертая, пятая, и за все это время ни перышко не шелохнулось на шотландских беретах. И вдруг они всколыхнулись все разом. «Головные отрады — вперед! — закричал Уоллес. — Перекройте мост! Остальные — за мною вниз! Обрушимся на те пять тысяч, что сюда перешли! Искромсаем их на куски!» И это было сделано на виду у отрезанной части английской армии, которая ничем не могла помочь. Сам Крессингем погиб, и шотландцы, содрав с него кожу, располосовали ее на хлысты для своих коней.

В тот момент и во время последующих триумфов шотландского оружия, позволивших доблестному Уоллесу отвоевать назад всю страну и даже разорить сопредельные английские земли, король Эдуард находился за границей. Но к концу зимы он воротился и с удвоенной энергией взялся поправить дело. Как-то ночью, когда лежавший рядом с ним на земле конь тычком копыта сломал ему два ребра и поднялся крик: «Король убит!», он, превозмогая жестокую боль, вскочил в седло и проехал по лагерю. Едва забрезжил день, Эдуард (еще, конечно, расшибленный и страждущий) скомандовал «Марш!» и совершил переход почти до Фолкерка, где перед ним предстала шотландская рать, выстроившаяся на каменистой возвышенности за болотом. Здесь Эдуард разгромил Уоллеса, истребив пятнадцать тысяч его ратников. С обгрызком своего воинства Уоллес отступил к Стерлингу, но теснимый англичанами, он поджег город, чтобы враги не могли там ничем поживиться, и ускользнул. Чуть позже жители Перта сами спалили собственные дома, и король, не находя нигде продовольствия, был вынужден отвести свою армию.

Другой Роберт Брюс, внук того, что тягался с Джоном Бальолем из-за шотландской короны, по смерти старика Брюса поднялся против короля, а с ним Джон Комин, племянник Бальоля. Сии два молодца были союзниками в противостоянии Эдуарду, но ни в чем больше, так как оба зарились на шотландский трон. Вероятно, догадываясь об этом и понимая, какие произойдут смуты, даже если мя-те: жники ухитрятся восторжествовать над великим английским королем, шотландские старейшины обратились к папе с просьбой вмешаться. Папа, действуя по принципу «попытка не пытка», с невозмутимым видом заявил, что Шотландия принадлежит ему, но тут он явно хватил через край, и парламент вежливенько его осадил.

Весной 1303 года король, назнача сэра Джона Сигрейва наместником Шотландии, отправил его с двадцатитысячным войском усмирять бунтовщиков. Сэр Джон имел неосторожность расположить свои силы в Росслине, близ Эдинбурга, тремя лагерями. Шотландцы тут же этим воспользовались, разгромили каждый лагерь в отдельности и умертвили всех пленных. Тогда в Шотландию опять нагрянул сам король — как только сумел собрать сильную армию. Он прошел через весь север, изничтожая все, что попадалось ему на пути, и на зимние квартиры в Данфермлине. Дело шотландцев казалось окончательно проигранным. Комин и другие таны явились с повинной и получили прощение. Один Уоллес не склонил головы. Ему предлагали сдаться, хотя никто не давал поруки, что жизнь его будет сохранена. Однако он продолжал сопротивляться разгневанному королю, живя в горных теснинах средь отвесных скал, где вили гнезда орлы, где ревели водопады, где снег был бел и глубок и где яростные ветры трепали его непокрытую голову, в то время как он ночь за ночью лежал в непроглядной тьме, завернувшись в свой плед. Ничто не могло сломить его духа, ничто не могло поколебать его мужества, ничто не могло заставить его позабьпъ простить причиненное любимой отчизне зло. Даже когда Стерлингский замок, державшийся до последнего, был окружен всеми известными тогда видами осадных машин; даже когда с крыши собора содрали свинец переплавки в новые машины; даже когда король, уже старец, с юношеским пылом взялся руководить приступом, задавшись целью во что бы то ни стало победить; даже когда доблестные защитники (каковых, к всеобщему изумлению, не насчиталось и двухсот человек, включая нескольких женщин) были изморены голодом и выбиты из крепости, поставлены на колени и подвергнуты всевозможным унижениям, усугублявшим их страдания; даже тогда, когда в Шотландии померк последний луч надежды, Уильям Уоллес стоял так гордо и неколебимо, словно могущественный и грозный Эдуард лежал мертвым у его ног.