Кукла маниту - Гай Смит

Казалось, время остановилось, а может быть, минута растянулась в вечность. Этому кошмару не будет конца! Из глаз Ровены брызнули слезы, но она не произнесла ни звука. Она ничего не слышала, даже дыхания карлика. Возможно, ему надоело гоняться за ней, и он куда-то ушел.

Похожая на молнию вспышка осветила всю сцену: три плоских голых дерева с кривыми ветвями — уродливые порождения дурного сна, застывшие в угрожающих позах. Протяжный вопль. Когда он оборвался, Ровена услышала глухой удар, как будто рухнуло что-то тяжелое. Она закрыла лицо дрожащими руками, затем, отважившись посмотреть в щелочки между пальцами, с удивлением обнаружила, что вокруг намного светлей: небо залито мягким сиянием, как будто солнце внезапно, минуя стадию зари, взмыло над восточным горизонтом. Но ни горизонта, ни солнца девочка не увидела. Только бескрайний лес ненастоящих деревьев.

Совсем недалеко, в каких-то пяти-шести ярдах, виднелась поляна, а в темноте Ровене показалось, будто она пробежала не меньше полумили. Наверное, она двигалась по кругу.

Облегчение она испытывала недолго. Вскоре ее внимание привлек к себе загадочный шар посреди полянки. Он походил на дешевый футбольный мяч, каким мальчишки на пляже играют в футбол, но был не столь правильной формы и весь выпачкан чем-то красным. Как будто его облили земляничным муссом, а затем пришлепнули сверху комок водорослей. Ровена шагнула вперед, и в тот же миг красная жидкость потекла вниз по поверхности шара и образовала вокруг него сладковато пахнущую лужицу.

Ровена поняла. На сей раз крику удалось вырваться из ее груди.

На нее смотрела человеческая голова, оторванная от туловища и аккуратно поставленная на землю. Свежая кровь струилась по коже, делая лицо неузнаваемым. Вначале Ровена решила, что это та самая сушеная голова из бутылки, но вскоре кровь стекла, и девочка поняла, что ошиблась. Продолговатое, с резкими чертами лицо… Будучи покрыто густыми волосами, оно бы напоминало лицо человека, привязанного к столбу в индейской деревне. А так — точь-в-точь спутник Ровены в «пещере призраков»!

Вопль Ровены перешел в хрип. Ее мозг отказывается воспринимать то, что видели глаза: разбросанные по земле конечности, алые брызги на «стволах» деревьев, ритмично капающая с «ветвей» кровь — как вода после внезапного ливня. От густого сладкого запаха першило в горле.

Откуда-то издали донесся хохот безумца. Он перешел в восторженный визг, постепенно затихший. Теперь Ровена знала наверняка, на чьей совести лежит расправа над человеком из «поезда призраков».

Ровена лихорадочно искала Куколку. Ее окружал не лес, а стены гостиничной спальни. Она металась по комнате, выдвигала ящики тумбочки, сбрасывала на пол одежду и белье.

Куколка где-то здесь, не мог он просто взять и исчезнуть, особенно сейчас, когда должен был вырасти и ходить. Может быть, он превратился в карлика? Нет, карлик злой, противный, а Куколка добрый. Ровена тихо плакала. В спальне ярко горел свет, не осталось ни единой тени, где могло бы укрыться какое-нибудь чудовище. Но перед глазами стояла страшная сцена: залитая кровью полянка среди плоских деревьев, и на ней — отрубленная голова, напоминающая человека, который приставал к Ровене в «поезде призраков», и пленника индейцев… А еще — сушеную голову из бутыли.

Воспоминания были невыносимы, тошнотворны. Это сон, кошмар! Иного объяснения нет и быть не может. Однако все казалось таким реальным… Но Ровена снова в своей комнате, ужасы исчезли. Почти. В ее мозгу все еще звучал смех. Она потрясла головой, но это не помогло. Казалось, в любую минуту дверь может распахнуться, в комнату, шаркая, войдет приземистое человекоподобное существо и, злорадно хохоча, загонит Ровену в угол.

Внезапно сквозняк дунул ей в лицо, задрал нейлоновую сорочку. Она не смела повернуться к двери, взглянуть в уродливое лицо карлика. Чужие пальцы вцепились в предплечье. Девочка вскрикнула, рванулась. НЕТ! Я НЕ БУДУ СМОТРЕТЬ НА ТЕБЯ! ОТПУСТИ!

— Ровена! Проснись!

Не сразу она поняла, что это не чудовище из призрачного леса. А когда поняла, лишилась сил от счастья. Уже не сдерживаемые, брызнули слезы, тело содрогалось, сжимаясь в комок.

— Ровена, проснись! — Лиз потрясла дочь, заставила выпрямиться, повернула к себе лицом. — Ты опять ходила во сне. Что, снова кошмар?

— Куколка… — пробормотала Ровена, и ее широко раскрытые глаза вновь тревожно заблестели. — Куколка потелялся!

— Послушай, сейчас не до кукол. — Лиз почуствовала укол совести и потупилась на миг. — Иди-ка лучше в нашу спальню, ложись…

Не договорив, она зажмурилась. Рой исчез. Около десяти ушел, несмотря на дождь. Не дождавшись его до одиннадцати, Лиз пришла в неистовство: к полуночи гнев сменился мрачными предчувствиями. За всю супружескую жизнь Рой ни разу так не поступал. И вообще, последние два дня он вел себя странно. Как будто не в себе. Да еще эти дождливые выходные… Лучше их бы вовсе не было. Пожалуй, надо обратиться в полицию… Честное слово, она так и поступит, если Рой не вернется через полчаса. С другой стороны, Ровену нельзя оставлять одну…

— Куколка! Надо найти Куколку!

— Должно быть, он где-то здесь. Завтра найдем. — Лиз солгала, и ей стало не по себе.

— Нет! Сейчас! — завопила Ровена, прочитав ответ по губам. Опять остаться одной?! Опять увидеть карлика?

Лиз вздохнула: когда Ровена упрямится, она просто несносна. И вовсе ни к чему ей эта деревяшка. Без нее будет лучше. Именно эта мысль побудила Лиз унести Куколку в свою спальню. Завтра она найдет способ избавиться от него, а Рою ничего не скажет. Незачем ему знать.

— Послушай, — Лиз решила не уступать: в случаях, подобных этому, от матери требуется мягкость и непреклонность. — Тебе приснился кошмар, поэтому сейчас ты ляжешь спать… с нами. А завтра отыщешь свою куклу. Пошли!

Она схватила Ровену за запястье и потащила к двери. Дочь упиралась ногами в пол, даже пиналась.

— Нет! Я хочу Куколку!

— Заткнись! — Лиз затащила ее в соседнюю комнату и, ногой захлопнув дверь, грубо встряхнула. — Прекрати! Всю гостиницу поднимешь!

Ровена умолкла. «Я хочу Куколку! — повторила она мысленно. — Ненавижу тебя! — Взгляд ее обежал комнату и замер на кровати. Только с одной стороны откинуто одеяло и смяты простыни! Что это значит?

Снова в ее душе зашевелились страх и недобрые предчувствия.

— Где папа? — Она пристально посмотрела на мать и заметила искорку злобы в ее глазах.

— Он… ушел. — На этот раз Лиз сказала правду.

— Куда?

Лиз насупилась: умеют же дети задавать неприятные вопросы! И чувствовать ложь.