Ватерлоо. История битвы, определившей судьбу Европы - Бернард Корнуэлл

Со стороны Наполеона было весьма недостойно делать такие высокомерные утверждения. Его тактика в воскресенье 18 июня была отнюдь не такой простой, как он предсказывал, но и она служит признаком самонадеянности. Французы располагали превосходным разведывательным ресурсом среди франкоговорящего населения Бельгии, и Наполеону наверняка доложили, что армия Веллингтона была хрупкой коалицией, в то время как армия императора держалась на испытанных в боях ветеранах. Той ночью Наполеон боялся, что Веллингтон ускользнет в потемках и французы останутся без великой победы. «Дождь лил ручьями», – отмечал Наполеон в мемуарах.

Несколько офицеров, отправленных на разведку, и некоторые из шпионов подтвердили, что англо-голландское войско не движется… Двое бельгийских дезертиров, только что покинувших свой полк, рассказали мне, что их армия готовится к сражению и никакого отступления не происходит, что Бельгия молится о моей победе и что англичан и пруссаков здесь равно ненавидят… Вражеский командующий не мог бы придумать ничего хуже для себя и для своей страны, чем остаться на позициях, которые он занял. Позади него чаща Суаньского леса, и, если его побьют, отступать будет некуда… Светает. Я возвращаюсь к себе в штаб, крайне довольный ошибкой, которую совершает вражеский командующий… Так будет ниспровергнута вся британская олигархия! Этот день движет Францию к самой славной, самой значительной и грандиозной победе!

Штаб Наполеона находился на ферме Кайю, чуть к югу от широкой долины, где его ожидали враги. Император провел беспокойную ночь, что и неудивительно, а рано утром, в воскресенье, 18 июня, он получил от Груши депешу, которая должна была его насторожить. В послании говорилось о том, что пруссаки вместо отступления на восток направились на север, в Вавр, а это означало, что войска Блюхера находятся в нескольких часах ходу от размокшей под дождем долины под гребнем Мон-Сен-Жан. Однако император не обеспокоился и не отвечал Груши почти все утро. В конце концов он откомандировал значительную часть своей армии, для того чтобы пруссакам было чем заняться. Эти 33 000 человек были отправлены специально, чтобы не позволить Блюхеру соединиться с Веллингтоном, и император пребывал в уверенности, что соединения не произойдет. Его беспокоили только те войска, что находились перед ним, – британо-голландская армия. И, поскольку Наполеону никогда прежде не доводилось готовиться к генеральному сражению с британскими войсками, он спросил мнения своих генералов. Это произошло за завтраком в Кайю. Маршал Сульт сказал Наполеону: «Сир, в открытом бою английские пехотинцы дерутся как черти». Такое мнение рассердило Наполеона, как и унылый комментарий генерала Рея, назвавшего британскую пехоту непоколебимой. Наполеон парировал знаменитым высказыванием:

Вы считаете Веллингтона хорошим генералом, оттого что он вас побил! А я теперь говорю вам, что Веллингтон – плохой генерал, а англичане – плохие солдаты, и мы разделаемся с ними еще до ужина!

Наполеон блефовал. Нелепым было и утверждение, будто Веллингтон – всего лишь «сипайский[16] генерал». Однако, как справедливо указывает Эндрю Робертс в книге «Наполеон и Веллингтон», что же еще должен был сказать император утром перед боем? Его задача – поднять дух бойцов, а не превозносить силу врага. Он знал о репутации Веллингтона, знал, что генералы обожают герцога, поэтому унизил противника насмешкой. И почти наверняка он считал себя полководцем лучшим, нежели герцог. «Наши шансы – девять из десяти», – сообщил он генералам. Однажды император сказал так: «Нельзя начинать битву, если не оцениваешь шансы победить хотя бы в семьдесят процентов».

Была ли причиной самоуверенности Наполеона болезнь? Такой вопрос может показаться странным, но есть предположение, что Наполеон страдал акромегалией – редким гормональным расстройством, которое, помимо прочего, проявляется в чрезмерном оптимизме. Имеются также предположения, что Наполеон страдал от геморроя, запоров, цистита или эпилепсии. Все это предлагается в качестве объяснения его апатичного поведения в том июне. Он, безусловно, был утомлен, но это можно сказать почти о любом старшем офицере, воевавшем в ту кампанию. По утверждению сэра Джона Кигана[17], за три дня перед битвой при Ватерлоо Веллингтон проспал не больше девяти с половиной часов, наверняка не больше, чем император.

Большинство утверждений о диагнозах Наполеона напоминают скорее оправдания, хотя никто не сомневается, что он был уже не так энергичен, как в молодости. Полковник Огюст-Луи Петие служил в штабе маршала Сульта, у него было достаточно возможности наблюдать за Наполеоном.

Наполеон пополнел. Его голова укрупнилась и глубже сидела на плечах, круглый живот необычно сильно выделялся… Он заметно меньше времени проводил верхом… Мне было нелегко отвести взгляд от этого удивительного человека, которого Победа так долго осыпала своими дарами. Его полнота, тусклая бледность, тяжелая походка разительно отличали его от того генерала Бонапарта, которого я видал на заре моей карьеры, в 1800 году, в Италии, когда он был столь пугающе тощим, что ни один солдат его армии не понимал, как при столь тщедушном теле и болезненном виде он может сопротивляться усталости.

Но, утомленный или нет, Наполеон жаждал сражения. Всю ночь он боялся, что Веллингтон уйдет, однако заря застала герцога на прежнем месте. Ночью, глядя на свет костров, отражавшийся в облачном небе, император воскликнул: Ah! Je les tiens donc, ces anglais! («Ага, наконец я добрался до вас, англичане!»).

Добрался, что и говорить.

Британо-голландская штаб-квартира находилась в городке Ватерлоо. Квартирмейстеры мелом писали имена на дверях, чтобы знать, кого куда поселили. На парадной двери уютного дома на главной улице было написано: «Его Светлость герцог Веллингтон». Теперь там музей. В этом доме герцог провел большую часть ночи за написанием писем. На сон оставалось