Лучший телохранитель – ложь - Стив Мартини

Он обрушил все это на нас, как порцию горчичного газа.

— Ерунда, — вмешался Гарри. — Если то, что вы говорите, правда, она была бы вне себя от ярости. Не думаете ли вы, что она давно бы все нам рассказала?

— Возможно, у нее есть причины на то, чтобы молчать, — заметил Темплтон.

— Какие же? — поинтересовался Гарри.

— Я не знаю. Мистер Хайндс, почему бы вам самому не поговорить со своей клиенткой. Конечно же вы вправе использовать в ее защиту все имеющиеся в нашем распоряжении улики. Лично я считаю, что это ни на что уже не повлияет, — заявил Темплтон.

— Тогда скажите нам откровенно, что вы сами думаете об этом деле? — спросил Гарри.

— Конечно. Но есть еще одно дело. Именно поэтому я и пригласил вас сюда сегодня. Появилась новая проблема.

— Какая еще проблема? — спросил я.

— Можете дать слово, что сказанное мною не выйдет из этих стен?

Я посмотрел на Гарри. Тот кивнул.

— Продолжайте, — сказал я.

— Да, было бы неплохо, — присоединился ко мне Гарри.

— Если бы речь шла об обычном случае, я дал бы вам побарахтаться в течение нескольких недель в попытках оценить некоторые спорные факты и улики. Я мог бы создать у вас впечатление, что они просто случайно попали туда, где им не следовало находиться. Но все это было бы нечестно.

— И конечно, вы никогда не поступили бы таким образом.

— Конечно нет, — с достоинством ответил Темплтон.

— Вы что-то говорили о пропавших фотографиях, — напомнил Гарри.

— Я знаю, что этих снимков было шесть. Что эти снимки были обнаружены у вашей клиентки и запротоколированы полицией при ее аресте.

— И где же эти снимки? — поинтересовался я.

— В этом-то и состоит проблема.

— Только не говорите мне, что они были уничтожены, — настаивал я.

— Нет, по крайней мере, мы так не думаем.

— Что значит «мы так не думаем»? — взорвался Гарри. — Либо выкладывайте эти снимки, либо скажите нам, где они находятся.

— В том и состоит проблема, что я не могу сделать этого.

— И почему же? — спросил я.

— Я и об этом не могу вам сказать. Все, что я могу сделать, — это дать вам совет поскорее передавать дело в суд. Вспомните дело Брэди. Я не стану возражать, даю слово. И попытайтесь сделать в суде все, что сможете, чтобы выиграть процесс.

Дело Брэди против штата Мэриленд является классическим примером уголовного расследования. Согласно правилам Верховного суда США, представители правительства должны предоставить стороне защиты любые из имеющихся в распоряжении улик. Даже если такая улика сама по себе не может служить доказательством невиновности подсудимого, если защита считает, что она должна фигурировать в суде, штат должен представить эту улику.

— Лично я считаю, что эти снимки не имеют отношения к делу и ничего не значат, — продолжал Темплтон. — Трудно представить, как вы будете строить защиту на основе шести фотографий. Конечно, я не в курсе, о каких именно снимках идет речь. Может быть, вы могли бы просветить меня.

— Насколько я помню, дело Брэди является единичным случаем, — заявил Гарри. — У нас нет информации, которой вы могли бы воспользоваться.

— Я полагаю, что мы уже поделились некоторой информацией, — как ни в чем не бывало продолжал Темплтон. — И конечно, я уверен, вы имеете право взглянуть на те фотографии.

— Но почему бы вам просто не отдать их нам?

— Извините. — Коротышка был непреклонен.

— Ничего не понимаю, — сказал я ему. — Если вы считаете, что эти фото не имеют отношения к делу, то почему бы вам не опротестовать апелляцию к делу Брэди?

— Посмотрите это дело еще раз, и вы все поймете, — ответил Темплтон. — Это все, что я могу вам сказать. Никаким другим путем вы не сможете получить доступ к этим снимкам.

Глава 21

Возможно, кто-то другой отнесся бы к этому скептически, но Никитин был уверен, что, несмотря на минувшие сорок лет, устройство продолжало пребывать в прекрасном состоянии.

Условия его хранения давали Никитину право на такую уверенность. Советские ученые давно знали, что самую большую угрозу для ядерного устройства пушечного типа представляет окисление и коррозия металлических частей, а также постепенный распад оружейного урана при условии, что эти части подверглись долговременному воздействию находящегося в атмосфере кислорода и водорода.

Коррозия возникала в результате близкого контакта высокообогащенного урана и черных металлов, в данном случае высокоуглеродистой стали. Достаточно было бы отделить уран от стали и хранить их отдельно, с соблюдением мер безопасности. В случае с ураном его необходимо было бы поместить в герметичный вакуумный контейнер, который обеспечивал бы защиту от загрязнения и влаги. И тогда продолжительность жизни этого вида оружия можно было бы продлить практически до бесконечности.

Два элемента уранового заряда подкритической массы, сам снаряд и четыре кольца мишени, еще в Советском Союзе, прежде чем они отправились на Кубу, были настроены с безупречной точностью и хранились в отдельных контейнерах со свинцовыми стенками. Никто так ни разу их оттуда и не вынимал.

Никитин никогда не видел их, но он знал, что они были на месте, по результатам периодических проверок с помощью счетчика Гейгера, который подносился к вентиляционным отверстиям в свинцовых корпусах. Из результатов проверок он знал, что два отделенных друг от друга элемента устройства, изготовленных из оружейного урана, снаряд и мишень, не обладавшие по отдельности критической массой, достаточной для возникновения цепной реакции, при достижении нужной скорости в пушке соединятся под давлением. Результатом этого будут цепная реакция и взрыв.

Если все сработает правильно, в нужной последовательности, то срабатывание порохового детонатора, толкающего урановую пулю по стволу, приведет к возникновению вспышки света, гораздо более яркой и имеющей гораздо более высокую температуру, чем ядро Солнца. Причем все это произойдет буквально за доли секунды.

Части устройства можно было относительно легко собрать вместе при наличии нужных инструментов, защиты и, что наиболее важно, достаточно квалифицированных навыков обращения с захватами, необходимыми для того, чтобы расположить элементы в нужном положении, чтобы позже скрепить их болтами.

Для Никитина проблемой являлась именно эта последняя часть работы. Он чувствовал, что его руки почти парализованы. За последние несколько лет болезнь прогрессировала. Он знал, что уже не сможет управиться с металлическими клещами, чтобы зарядить пушку снарядом подкритической массы урана и ослабить кольца урановой мишени, чтобы обеспечить их движение к графитовым стержням, расположенным на выходе из ствола.

Никитин никому не говорил об этом, и в первую очередь Алиму и его друзьям. Он боялся того, что они могли сделать, если бы знали все это. Конечно, не с ним самим, а с его дочерью Мариселой.

По крайней мере, разумом, если не сердцем Никитин продолжал оставаться стойким воином. Но он знал, что Марисела боится, она была в ужасе от того, что могло случиться. Для ее безопасности он не посвящал дочь в детали. Но она была не глупа. Он даже не представлял, как много ей было известно. Во время последнего приезда она просила его уехать с ней, вернуться в Коста-Рику, где они могли бы поселиться вместе с ее детьми. Для Никитина это было странно. Впервые за последнее время ему действительно захотелось уехать. Но теперь было уже слишком поздно. Алим и его друзья прибыли с деньгами для повстанцев из ФАРК и для представителей мексиканских картелей. Алим знал об устройстве. Никитин оказался в западне.

Он не дорожил собственной жизнью. Вот уже столько лет целью его было выживать вместе с бомбой, и теперь это не имело для него значения. Но он любил Мариселу и не хотел, чтобы она пострадала.

Некоторое время он полагал, что Алим позволит ей уехать, вернуться домой к семье. Дважды он просил Алима разрешить, чтобы люди из ФАРК, которым тот доверял, отвезли ее домой. И дважды Алим отказывал. Никитин уже предупредил Мариселу, чтобы, если ей разрешат вернуться домой, она ни в коем случае никогда больше не возвращалась навестить его. Несмотря на то что эта мысль щемила ему сердце, он мог бы навсегда попрощаться с дочерью. Яков Никитин знал, что он уже практически мертв. Если он вскоре не умрет от старости, об этом позаботится Алим в момент, когда он перестанет быть полезным и его знания окажутся ненужным хламом.

Глава 22

Если считать изучение преступления наукой, его первым законом с точки зрения физики должен стать закон вероятности. Каждый из полицейских, занимающихся расследованием преступления, в первую очередь делает две вещи: определяет временные рамки, когда оно было совершено, а затем набрасывает на всех подозреваемых свою сеть, пытаясь подловить их, сопоставляя имеющиеся данные.