Слепая зона (СИ) - М Ксана

Я почувствовал, что Никки вышла следом. Она не решалась подходить ближе, но я знал, что она услышит. Каждое слово услышит.

— Мне было десять, ― прохрипел, смотря в ночную водную гладь, ― родители оставили нас одних всего на пару часов. Я должен был покормить Лори, а затем уложить её спать. ― стиснул пальцы, пытаясь унять разрастающуюся дрожь. ― Я покормил, а затем… она попросилась на качели. Всего на пять минут. Я не смог ей отказать. ― сглотнул, представляя её маленькое личико и забавные золотые кудряшки; а затем продолжил. ― Мы вышли во двор. Я усадил её на качели. И начал раскачивать. Лори смеялась. Просила быстрее, выше. И я раскачивал… ― осекся, ощущая, как от воспоминаний к горлу подкатывает ком ― давит, душит, уничтожает. ― Раскачивал, раскачивал и раскачивал… пока не услышал её крик. Он до сих пор у меня в ушах стоит. Восемнадцать лет прошло, а я каждый день слышу… и вижу… её… на земле… ― поджал губы и сильнее стиснул пальцы, но слезы всё равно обожгли. ― Я ведь только потом понял, что она ремень не пристегнула. Что Я… его не пристегнул. Не проходит ни одного гребаного дня, чтобы я себя не винил. Ни одного, Никки. Если бы я тогда… не так сильно раскачивал…

Мой голос сорвался, и в ту же секунду я ощутил руки Никки на своей спине. Она чуть неуверенно, но всё―таки приобняла меня, а затем прошептала:

— Но ведь с Тейлор всё в порядке. Она здесь. И она жива.

— Нет, ― знал, что каждое слово дастся с ещё большей мукой, но понимал, что больше не могу молчать, не могу держать это в себе, ― Тейлор Маккейн умерла, упав в ту ночь с качелей. Ей было три.

Пальцы Никки дрогнули, и я улыбнулся сквозь боль и слезы.

— Мои родители были убиты горем. Я боялся, что они просто не справятся. А затем… однажды вечером они привезли её.

Никки замерла, и я знал, что она прислушалась.

Сглотнул и, набравшись смелости, продолжил.

— Она была так на неё похожа… клянусь, Никки, это будто бы и была моя Лори. Будто бы не было той злополучной ночи. Будто бы она не падала с тех дурацких качелей. Те же волосы, те же глаза, то же лицо… ― меня передернуло, и я сморгнул, ― тем же вечером мы уехали из Денвера и обосновались здесь. Где нас никто не знал, где мы могли всё начать сначала. ― перед глазами всплыли похороны: почти безымянная могилка с надписью «Т.М. покойся с миром, ангелок» и такая же безымянная церемония; прогнал болезненную картинку и признался. ― Я всегда видел в той девочке Лори. И до сих пор вижу. Мне кажется… будто бы Судьба дала мне ещё один шанс, понимаешь? И я просто боюсь… не успеть её защитить…

Запнулся, пытаясь прогнать картинки той ужасающей ночи, пугающие маленького мальчика внутри меня до сих пор. Думал, Никки отстранится, осудит, уйдет, но она лишь крепче прижалась ко мне, будто бы хотела подарить тот самый покой, которого я лишился на долгих восемнадцать лет.

Будто бы она поняла меня, хотя я думал, что это вообще невозможно понять.

Будто бы услышала мою боль, увидела её, почувствовала.

И согласилась забрать её часть ― всю, которую могла.

Никки

— Боже, ну что опять я сделала не так!

— Ты солгала мне, Лори. В очередной раз.

— В противном случае ты отпустил бы меня к Джейсу?

— Нет.

— Вот видишь! ― крикнула она. ― Я знала это, поэтому солгала! Никки, скажи ему!

— Прости, Тейлор, ― качнула головой я, ― но я согласна с Маком. Если ты хочешь, чтобы он доверял тебе, ты должна научиться говорить правду.

Она зарычала, а затем, пробурчав что―то себе под нос, побежала наверх.

— Спасибо, ― прошептал Мак, и я кивнула.

После того, как он открылся мне на обочине, я чувствовала, что нужна ему. Не как женщина или любовница. А как друг. Да, я понятия не имела, знал ли об этой истории Сейдж, но даже, если и знал, понимала, что Мак вряд ли с ним об этом говорит.

Так же, как понимала и то, что ему нужно было выпустить наружу свою боль.

И я знала, как ему в этом помочь.

— Устал?

Он повернулся ко мне и не сразу нашел, что сказать.

— Не особо.

— Как насчет бесплатного урока?

Мак застыл, а я не дала ему возможности подумать. Улыбнулась и направилась к себе, надеясь, что любопытство заставит его пойти следом. И не ошиблась.

Скинула куртку, затянула волосы, а затем услышала за спиной его шаги.

Потянулась к баночкам с краской, достала палитру и кисти, приготовила миску с водой. Пока суетилась, затылком ощущала, что Мак внимательно за мной наблюдает. Когда всё было готово, повернулась, поймав на себе его заинтересованный взгляд.

— Шутишь, да?

— Я доверилась тебе сегодня утром. ― напомнила, подходя ближе. ― Теперь ты доверься мне.

— Это нечестно, Никки.

— Иногда приходится играть нечестно, ― призналась я, заставляя его усмехнуться.

Несмотря на произошедшее, Мак был довольно спокоен. И, если бы я не чувствовала, как ему на самом деле больно, подумала бы, что прошлое совершенно ничего для него не значило. Что это была история маленького мальчика, и что она давным― давно забыта. Но это была не просто история. Это была его боль. Настоящая. Глубокая. Словно паразит, сидящая в его душе и сосущая из него жизнь.

Я потянула Мака за руку, и он немного нехотя, но всё―таки поддался.

Подвела его к стене и развернула к ещё нетронутому участку. Вытащила свой айфон, открыла свой любимый альбом и поставила случайное воспроизведение.

— Закрой глаза, ― велела, как только из динамиков зазвучали первые аккорды, ― и расслабься, ладно? Ты такой напряженный, будто я на тебя дуло направляю.

Мак что―то проворчал, но попытку послушать меня всё―таки предпринял.

Я улыбнулась, а затем, не удержавшись, легонько скользнула кончиками пальцев по его мышцам. Мне хотелось… большего. Но я не решилась переступить эту грань. Не сейчас. Не когда Мак был таким уязвимым, и мог подумать, что я испытываю к нему жалость.

Потому что я её не испытывала.

Напротив.

Восхищалась его стойкостью и силой, его выдержкой и терпением.

Майкл Маккейн был один из самых сильных мужчин, которых я знала, и сегодняшняя ночь лишь в очередной раз это доказала.

— Теперь возьми немного краски, ― я направила его руку на палитру, но столкнулась с его неуверенностью, ― давай, не бойся.

— Никки, это плохая идея. Я совсем не умею рисовать.

— Ну мы ведь не к выставке тебя готовим. Это просто способ переключиться.

— А, если я нарисую… не знаю, какую―нибудь ерунду? Что тогда?

— Тогда будешь пялиться на своё творение всю оставшуюся жизнь, ― я услышала, как Мак усмехнулся и не смогла сдержать ответной улыбки. ― Давай же, Маккейн. Будь смелее. Жизнь таких любит.

Когда пальцы Мака коснулись краски, я протиснулась между ним и стенкой и помогла ему поставить руку. Зная, что в любом случае буду его направлять.

И направляла.

Его первый мазок был нерешительным, немного робким, немного опасливым. Следующий стал смелее. Затем ― свободнее, легче, безрассуднее. Я была его глазами, но всё остальное делало его сердце. Оно чувствовало за него и уже через пять минут моя помощь была ему почти не нужна.

Мак делал мазок за мазком, менял оттенки и, ощущая меня, очерчивал границы. Я закрашивала их, помогая исправлять погрешности и чувствовала, как натянутое словно струна тело Мака, наконец, расслабляется.

Весь мир был охвачен огнем, и ты одна могла спасти меня.

На что только ни способны глупцы ради своих желаний!

Я и не мечтал о том, чтобы познакомиться с такой, как ты.

Я даже не думал, что мне будет нужна такая, как ты.

Нет, я не хочу влюбляться

В тебя…

Ты сыграла со мной злую шутку, заставив меня почувствовать любовь.

Ты проявила бессердечие, позволив мне мечтать о тебе.

Ты поступила нечестно, сказав, что не испытывала ничего подобного.