Приглашение на танец - Мэнди Коллинз

Сесили потерла переносицу. Она осознала, что их задача теперь осложняется в десятки раз, и при этой мысли ее охватывал страх. Она затеяла это дело, желая получить дневники отца, чтобы сохранить их для потомства. Хотя теперь, после откровений Недди, эти записи стали для Сесили чем-то вроде ящика Пандоры. Они наверняка содержат ключ к доказательству невиновности или вины лорда Херстона. Сесили боялась даже думать о том, какие сведения может в них найти, и спрашивала себя, стоит ли вообще искать дневники.

Но ей вспомнилось выражение лица Лукаса, когда они расставались. Это напомнило Сесили, что на карту поставлена жизнь не только ее отца, но и его брата. Как все непросто!

Когда молодые леди только садились в экипаж, Джульет приказала кучеру везти их к Британскому музею. Это было одно из немногих мест, куда им разрешалось отправляться в сопровождении одного лишь лакея. Улица сужалась, и карета стала замедлять ход. Сесили, оглядевшись по сторонам, поняла, что они уже в Блумсбери, совсем рядом с улицей, где живет леди Энтуистл. Сесили решила, что должна еще раз поговорить с крестной, и постучала по крыше экипажа, чтобы кучер остановился.

— В чем дело?

Светлые брови Мэдди удивленно поползли вверх и оказались выше оправы очков.

— Мне нужно снова встретиться с Недди. — Сжатые губы Сесили выражали решимость. — Я хочу больше узнать о споре между папой и Уиллом Далтоном.

Карета остановилась. Сесили с нетерпением ждала, когда кучер поможет ей сойти на землю. Мэдлин и Джульет собрались было выйти следом, но она нетерпеливо замахала рукой:

— Вам незачем идти со мной, я попрошу Недди отправить меня домой в ее экипаже.

Джульет замотала головой, так что ее рыжие кудри запрыгали, и спустилась на улицу.

— Если ты хотя бы на одну минуту подумала, что мы останемся в стороне, значит, совсем нас не знаешь.

— К тому же, — добавила Мэдди, — мне нужно узнать у кухарки леди Энтуистл, что она добавляет в макароны для аромата. Я не смогла определить, какая это пряность.

Вполне возможно, что Мэдлин говорила правду: она была известна тем, что заходила в кухни некоторых лучших домов Англии, чтобы посоветоваться с поварами. Что касается Джульет, то ею, вероятнее всего, двигало простое любопытство. Как бы то ни было, Сесили поняла, что, хочет она того или нет, обе кузины пойдут с ней.

Если дворецкому леди Энтуистл и показалось странным, что мисс Херстон появилась на пороге дома его хозяйки второй раз за день, то он даже бровью не повел. Ничем не выдавая своего удивления, Уилтон попросил трех юных леди подождать, пока он вручит хозяйке дома их карточки.

Сесили чувствовала себя виноватой, что не рассказала Уинтерсону, кем ей приходится леди Энтуистл, но утром по дороге к дому крестной она слишком нервничала. Ей было трудно вообще о чем-либо разговаривать, тем более о том, что еще один очень близкий ей человек участвовал в экспедиции, в которой пропал Уильям Далтон. А на обратном пути в Херстон-Хаус и она, и Лукас были настолько потрясены услышанным, что Сесили снова до самого дома так и не собралась упомянуть это обстоятельство.

Она решила, что если сегодня днем узнает от Недди что-то новое, то обязательно сообщит все Уинтерсону.

А если он узнает от кого-то другого, что мисс Сесили Херстон — крестница леди Энтуистл, значит, так тому и быть. В конце концов, она не обязана ставить его об этом в известность. Кроме того, Сесили была уверена, что ее дорогая Недди не имеет никакого отношения к исчезновению Уильяма Далтона.

Леди Энтуистл была лучшей подругой матери Сесили. Именно она позаботилась, чтобы Сесили получила не только благородное воспитание, какого желал для дочери лорд Херстон, но и узнала все, что изучила ее мать, и даже больше.

Известная как Синий Чулок, леди Энтуистл имела репутацию такого же серьезного ученого, как самые лучшие преподаватели Оксфорда и Кембриджа. Покойный муж оставил леди Недди приличное состояние, и когда ни один из лондонских издателей не захотел напечатать ее переводы древних документов, найденных во время путешествий в страну фараонов, она просто купила небольшое издательство и опубликовала их сама. Именно по требованию леди Энтуистл Сесили отнеслась к своему увлечению криптографией серьезно и под ее руководством сама стала неплохим специалистом в этой области. У нее всегда хорошо получалось разгадывать головоломки. И когда Сесили начала учить греческий и наткнулась на зашифрованные труды Полибия, где вместо букв использовались цифры, то с радостью обнаружила, что может довольно легко переводить эти тексты на привычный всем буквенный язык. А потом мисс Херстон загорелась идеей создать свой собственный шифр, и в процессе этого занятия завела переписку с лучшими умами Европы. Время от времени известные авторитеты даже обращались к ней за помощью в трудных вопросах.

Когда лорд Херстон узнал, что это леди Энтуистл познакомила его дочь с другими учеными, он запретил Сесили встречаться с Недди, но та каким-то образом сумела его переубедить. Сесили не знала, в чем секрет власти леди Энтуистл над ее отцом и почему он не может ей отказать, но была этому рада. Она пребывала в твердой уверенности, что без леди Энтуистл ее детство было бы пустым, как разграбленная гробница.

Мысли о Египте снова вернули Сесили к тайне исчезновения мистера Далтона. Что с ним могло случиться? И какую роль сыграл в этом ее отец? Хотя у Сесили всегда были сложные отношения с отцом, у нее не укладывалось в голове, что он способен на насилие по отношению к кому бы то ни было. Да, нрав у него был крутой, и она сама не раз испытывала на себе его действие, но в душе лорд Херстон всегда был человеком миролюбивым. Больше всего его интересовала наука, и он всегда действовал исходя из интересов семьи, даже когда настаивал, что дочь не должна идти по стопам матери и его собственным.

Наличие крови на сумке мистера Далтона должно иметь какое-то другое объяснение. Может быть, он порезался, когда брился? Или поранился, взяв в руки острый осколок разбитой посуды? А может быть, Джульет права и сумку с пятнами крови нарочно подбросили в палатку лорда Херстона, чтобы на него пало подозрение? Но даже самой Сесили эти умозаключения казались тем, чем они и были на самом деле — слабыми попытками оправдать родного человека, несмотря на то что он вполне мог совершить насилие по отношению к своему секретарю, хотя тот и прослужил у него несколько лет. Сесили попыталась представить, как смотрит сейчас на это Уинтерсон, и на душе у нее стало тревожно. Мысль, что он может обвинить ее в необъективной оценке поступков ее отца, волновала Сесили чрезвычайно.