Будни самогонщика Гоши - 2. Мир и нир - Анатолий Евгеньевич Матвиенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Планы хороши, пока не сталкиваются с действительностью. Я слишком долго отсутствовал – более месяца. И судьба придумала мне наказание, время у неё было.
Расклад обрисовала мне мама, когда я сидел с Моисом на руках в каминном зале. Сын пускал пузыри и изумлённо таращился. Прядка, выбившаяся из-под чепца, была рыжего цвета. Вырастут ли клыки – понятия не имею. Когда он орёт, видны розовые дёсны без единого зуба.
- Гоша! Прибыл гонец от архиглея. Король издал указ о сборе войска. По-нашему – о мобилизации. От Кираха пятьдесят воинов, от Фирраха требует десять.
- Удавить бы поганца! – я отдал малыша на руки Мюи, не желая, чтоб пацан пропитался исходящей от меня злостью. – Захотелось ему поиграть в солдатиков. Ма! Откупимся. Дадим серебра на привлечение наёмников. Шестьдесят вооружим, отправим – пусть от нас отцепятся.
- Не получится, – огорчила она. – В указе чётко прописано – призывать самых удачливых воинов – глеев и брентов тоже. Клай не упомянут. А тебя зовут. Поэтому в Дорторрн пока направился Нираг с двумя десятками людей. С обещанием, что появишься ты и нагонишь.
- Ма! А как другие глеи? Послали Каруха нах или согласились?
- Маркглей снарядил своего старшего сына Фируха и сотню верховых.
Приплыли. На фоне такого мой индивидуальный бунт подавят, а меня съедят, не поперхнувшись. Особенно если Карух продует войнушку. Ему придётся отыгрываться на ком-то внутри. На дезертирах вроде меня. Придётся не быть дезертиром.
По-настоящему хотелось тихих радостей. Обнять Мюи, свернувшуюся калачиком. Она восстановилась после родов и пожелала воздать мужу за вынужденный месяц воздержания в путешествии на юг. Ей удалось. Потом ещё раз. А затем захныкал Моис. Дражайшая спрыгнула с меня в самый интересный момент и бросилась к колыбели – успокаивать.
Пусть. Так бы и каждый день. Каждую ночь. Днём – хозяйственные хлопоты. Вечером с семьёй. После заката – с любимой. Кому и в чём я мешаю?
Нет же. Надо опять уезжать. На войну. Ради дурацких фантазий молодого королька. Убивать. Возможно – быть убитым. Нафига?
Позволил себе задержаться на день и ещё одну ночь. Осмотрел производства. Проверил отправку оконного стекла во дворец.
Объехал поля, не все, конечно. Мои владения слишком обширны, чтоб облазить их за полдня.
Обогнул рощу Веруна по широкой дуге. Он не одобряет войну ровно так же, как и стяжательство. Миротворец, разводящий боевых призраков, выпивающих души. В любом случае, не хочу его долгих нотаций. Некогда.
Вечером приехали Клай с Настей. Посидели.
Сая принесла настойку на шиповнике. Честное слово, даже не подозревал, что меня удастся удивить новым сортом нира. Получилось изысканно.
А вот разговоров за столом было мало. Клай не мог скрыть облегчения, что не призван на войну. Но хорохорился. Грозился идти со мной. Но не сегодня… Через несколько дней, например.
Настя отмалчивалась, постреливала глазами. Главное – ничем не провоцировала Мюи. Спасибо на этом. Ведь моя клыкастенькая, если её достать, возьмёт арбалет и пристрелит. Будто бы чисто случайно пристрелит, огорчив тем самым папочку.
Я раздал поручения. В том числе – завершить сделку с каганом и Тенгруном. По окончании хлопот поднялся на башню. Мюи осталась с ребёнком, ма развлекала гостей. За мной по узкой винтовой лестнице вскарабкался отец. Увидел ту же картину. Её ни один художник не передаст. Отвечаю!
На небе ни единого облачка. Тысячи звёзд, тропически ярких. Нет Большой медведицы и Полярной звезды, нет вообще знакомых созвездий. Зато других – множество, хватит на пяток небосводов. Как определить направление на север – не знаю. Вместо полоски Млечного пути видна огромная разноцветная сине-розово-белая спираль. Её называют водоворотом Моуи. Красиво!
- Сын! Ты волнуешься?
- Скорее – тревожусь. Не понимаю, что мне делать. Ты же знаешь! Я не предаю. Не изменяю. Если выступлю на стороне короля – буду воевать. К тому же все стычки, что я здесь пережил, это не война. Кроме, может, нападения степняков. Остальное больше похоже на бандитские разборки. И то, что я победил в них, означает только, что оказался самым крутым среди криминальных авторитетов. А как действовать в настоящей крупной армии – понятия не имею.
- Разберёшься! – отец положил мне руку на плечо. – В войну гребут разных. И все сражаются… Как-то. Хоть многие погибают, не успев выстрелить ни разу.
- Второй вопрос. Ради чего? Мотив – повоевать ради грабежа – меня не слишком греет. Анты начнут защищаться. В конце концов, это их страна. И нет никакой уверенности, что тамошние хрымы ждут освобождения от армии Каруха. Убивать защитников родной земли… папа, я не хочу.
- Уверен, что ты примешь правильное решение, сын.
- Какое?
- Сам выберешь. А я расскажу тебе поучительную историю. В годы Второй мировой жил такой судетский немец – Курт Книспель. Воевал. Стал лучшим танковым асом немцев. Оставался, кстати, сравнительно приличным человеком. С понятиями. Однажды напал на конвоира-эсесовца, издевающегося над советским военнопленным. Едва не загремел под трибунал. Но продолжал воевать до весны сорок пятого, пока его «Тигр» не разнесло нашим снарядом. А ещё был Михаэль Виттман, тоже танковый ас. Прожжённый нацист-эсесовец. Его грохнули союзники во Франции.
Я оставил небо в покое и обернулся к отцу.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Оба не изменили присяге. Сохранили верность «Великому Рейху». Вроде бы достойно – хранить верность? А в памяти потомков остались мудаками. Книспель, как бы порядочный, по итогу даже больший мудак, потому что воевал успешнее. Оба служили Гитлеру. Воплощению зла. Потом был трибунал в Нюрнберге. Он постановил: все, выполнявшие заведомо преступные приказы, – сами преступники. И должны нести ответственность наравне с издавшими эти приказы.
- Папа… Ты путаешь мораль двадцатого века и Средневековья. Здесь негров не линчуют потому, что пока не доросли ещё до линчевания негров. О гуманизме, политкорректности и прочих сложных для понимания вещах даже не слышали.
- Согласен. Но ты, сын, из двадцать первого века. И от себя никуда не убежишь.
Хуже всего, что он прав.
Глава 12
12.
Затянув со сборами, наше величество объявило начало похода на Монкурх только в конце июня.
