Белые мыши - Николас Блинкоу

Спустя какое-то время, когда я, прислушавшись к ее дыханию, решаю, что Луиза заснула, она вдруг говорит:

— Это корабль.

— Нет, не корабль.

— Корабль, а одеяло — его паруса.

— Не смешно, Луиза.

— Жемчужинки в устричных раковинах.

— Только не я, Луиза.

— Ты, ты. Я тебя чувствую. Вставь его в меня.

Еще бы ей не чувствовать: головка уже протиснулась сквозь ширинку моих трусов. Луиза приникает к ней, мягкий зад ее словно тает, пока она ласково жмет, жмет. Ткань трусов сначала подается, потом натягивается, соскальзывая, сворачиваясь жгутом; артерии под кожей сдавлены страхом.

— Мы не можем, Луиза.

— Ш-ш-ш, малыш. Ты уже во мне.

Всего на миллиметр, даже меньше. Но тут Луиза расслабляет мышцы, и я погружаюсь в нее целиком. Кажется, будто мы снова в нашей судовой койке и теперь поднимаем волны. Луиза раскачивается, волны переливаются с ее кожи на мою. И скоро они уже движутся сами. Нам ничего не приходится делать, нужно лишь не мешать им скользить в жарком трепете сквозь нас. Вода отдает духами, солью, скатывается по спине сестры, выплескиваясь мне на грудь, — колеблющаяся заводь, в которой руки мои, вцепившиеся в сестру, становятся скользкими. Живот ее содрогается под моими прикосновениями, новые волны сносят мои ладони к ее груди и вниз, к водовороту пупка. Движение разделяет нас и тут же соединяет вновь. Луиза седлает меня. Эта твердая штука меж нами больше уже не пенис, но то, что держит нас вместе, то, что Луизе необходимо как можно полнее ощутить в себе. Держа Луизу за ягодицы, я чувствую, как напрягаются ее мышцы, как наполняются мои ладони ее плотью, прежде чем, набравшись энергии, она снова подается вперед.

Потом, уже в ванной, делать вид, будто ничего не случилось, становится сложнее. Семя, извергнутое мной в унитаз, оставляет в воде маслянистые следы, плавучие морские нити. В квартире жарища, ванную заполняет благоухание «Первого номера», мысль о котором становится истерически смешной, особенно если учесть, чем я занят. Мой член содрогается, содрогается от смеха. Но мне необходимо затолкать его назад, в провинившуюся ширинку. Я смеюсь и не слышу своего смеха. Все, что я слышу, это шаги в коридоре и голос Аманды.

Говорить она начинает еще до того, как входит в спальню. Целая литания извинений с подвыванием.

— Прости, милая. Мне так жаль…

Подходит к Луизе.

Похоже, присаживается на кровать.

— Простыни, они же совсем мокрые.

Спускаю воду, и все вокруг словно взрывается, рушится Ниагарой звуков.

— Кто там? — Аманда насторожилась, голос поднялся на несколько тонов.

— Брат.

Выхожу из ванной. Аманда глядит на меня во все глаза, однако, поняв, что Луиза не врет, смягчается.

— Это ночной пот. Но Джейми был рядом.

Улыбка Аманды сменяется выражением озабоченности.

— О, милая. Как жаль, что не я.

12

Аманда просит меня остаться.

Я уверен, она любит Луизу. Аманда, может быть, и капризна, даже театральна, предпочитает бурные препирательства другим способам выражения своих чувств. Возможно даже, она и раскокала в ванне флакон духов. Сомневаюсь, но все может быть. Я знаю только, что она хочет Луизе добра и верит в общее с ней будущее. На самом деле она упрашивает меня остаться, потому что я — хороший брат, я сидел с заболевшей сестрой, а не гонял, как некоторые, по Милану на машине, упиваясь своей хандрой. И хоть я остаться отказываюсь, Аманда пытается соорудить для меня постель на софе, достав из платяного шкафа подушки и одеяла. Когда я ухожу, она со стаканом в руке провожает меня по коридору и все спрашивает, не хочу ли я напоследок выпить. Я извиняюсь — спасибо, не могу.

Ночь кажется мне более холодной, чем несколько часов назад. В следующие дни температура продолжает падать, город окутывают вьюги. Эта перемена помогает мне заново воссоздать для себя Милан как город, полный опасностей. Проходя в людской толпе изгибом виа Торино, я воображаю, что за мной кто-то следит; что засевший на одном из верхних этажей снайпер снимает меня выстрелом в голову. Улицу я перехожу, оставшись в целости и сохранности, но на другой ее стороне застреваю в подобии клинча со встречным пешеходом — кто кому уступит дорогу, он или я? Он улыбается, ему смешно. Мы обмениваемся извинениями, я проскальзываю мимо него, представляя, как его нож втыкается мне между ребрами. Живот мой стягивается в узел, настолько уверенно жду я удара стали.

Перебегая пьяцца Эдисон и приближаясь к дверям почтамта, я представляю себе, что вот сейчас вляпаюсь в ограбление банка и бегущие к поджидающим их машинам грабители расстреляют меня. Ничего такого не происходит. Где бы разжиться футболкой с надписью «Убейте меня, ради бога»?

Паспорт мой наконец пришел, в графе «адрес доставки» значится: «Главный почтамт в Мали, Италия». А вместо подписи отправителя стоит: «Ха-ха-ха».

По пути в аэропорт Линате я набираю побольше газет. В ночь со вторника на среду состоится вручение Британской премии за достижения в области моды, газеты печатают фотографии получившего звание «Дизайнер года» Александра Маккуина. Если бы победил не Маккуин, я попросил бы местные власти предоставить мне статус беженца. Или покончил бы с собой. Для последнего мне хватит любой причины, поскольку о настоящей я даже думать не хочу.

Биби выходит из дверей таможни. Физиономия моя расплывается в самоуверенной улыбке — не зря я практиковался все те сорок минут, что дожидался Биби. Она обнимает меня за плечи, повторяя «малыш, малыш, малыш», осыпая мое лицо поцелуями, и завершает приветствие последним, долгим, медленным поцелуем в губы.

— Ум-м. Соскучилась, — говорит она, вынимая из сумочки пачку «Мальборо». Закурив и наполнив легкие дымом, она спрашивает: — Ну как ты?

Трудно сказать, какое я произвел на нее впечатление. Говорю:

— Куча работы у Осано.

— О господи. Поверить не могу. И ты даже живешь у него. Черт. Теперь хоть сможешь перебраться ко мне. «Времена года», малыш. Люкс на первом этаже.

Миланский «Времена года», возможно, единственный в мире отель, в котором люди предпочитают жить на нижних этажах. Построен он на раскопанных остатках монастыря эпохи Возрождения, от монастыря сохранились сводчатые залы — но только на первом этаже. Толкая перед собой багаж Биби и приближаясь к парковке, я гадаю, смогу ли каждое утро просыпаться в месте, напоминающем не то церковь, не то роскошную гробницу. Боюсь, оно сведет меня с ума. Хотя я и так уже чувствую себя сумасшедшим.

По дороге к центру Биби сгребает с заднего сиденья газеты, говоря:

— А, лондонская Неделя моды, ну и как они там? — и быстро пробежавшись по фотографиям манекенщиц: — Твоей сестре следовало быть с ними.

— Следовало.

— Как у нее дела?

— Живет у Аманды ван Хемстра. Мы с ней не часто видимся.

Я отклоняюсь от маршрута и останавливаю машину у Центрального вокзала. Когда Биби спрашивает, куда я, говорю, что мне нужно посмотреть расписание поездов, и прошу ее остаться в машине, чтобы нам не пришлось искать стоянку. Перебегая трамвайные пути, представляю, как я, подскользнувшись, падаю, а трамвай не успевает затормозить.

Я хочу оставить в камере хранения паспорт, поскольку опасаюсь за его сохранность в доме Осано. Если я вдруг почувствую, что пора удирать, пусть уж ни у кого не будет возможности мне помешать. После того как я запираю ячейку и опускаю ключ в карман, меня посещает новая мысль. Вытаскиваю паспорт на имя Карло Тьятто, итальянский, с синей европейской обложкой, и помещаю его в другую ячейку. Я полагаю, что настоящий Карло Тьятто, человек, потерявший паспорт, а то и вовсе его не получивший, все же где-нибудь да существует. Но мой-то паспорт — подделка; не исключено, что и Фрэд разъезжает по такому же. Все итальянские имена кажутся мне поддельными: Гуччи, Пуччи, Прада, Феррари. Разве похожи они на настоящие имена? Разве не были товарными знаками даже и до того, как отцы основатели пооткрывали первые свои магазины и фабрики? Ну что это такое — Федерико Сосса? Я понимаю — Федерико Феллини. Фредо Корлеоне. Кайзер Фридрих. И я сооружаю имя: Кайзер Сосса. Примерно так зовут злодея, который из дыма появляется на Балканах в фильме «Обычные подозреваемые» — Кайзер Созе.

Биби машет мне из машины рукой.

— Господи, Джейми. На тебе же лица нет. Хочешь, я поведу?

Я задумываюсь. Автомобильное движение организовано в Милане самым причудливым образом; чтобы добраться до отеля, придется проехать чуть ли не всю кольцевую дорогу.

— Да нет, все нормально. Просто не хватает времени на сон — слишком многое приходится обдумывать. Но я в порядке.

— Знаешь, чем я хочу заняться? Сделать косметическую маску. Полный послеполетный ремонт физиономии. Не составишь компанию?

— Мне нужно вернуться в ателье. Прости.