Дары мертвых богов - Маргарет Уэйс

Рис вошел в келью и увидел там главу обители в обществе трех людей — пожилого мужчины, женщины примерно того же возраста, которая казалась подавленной и смущенной, и улыбающегося молодого человека, одетого, как жрец Кири-Джолита. Монах замер в дверном проеме, не в силах избавиться от ощущения, что эти люди ему знакомы. Он тихо стоял, ожидая, когда Наставник заметит его.

Длинные седые волосы старого монаха спадали ниже плеч, лицо с некогда высокими скулами, волевой челюстью и выразительным носом напоминало сморщенное яблоко, взгляд темных глаз пронизывал насквозь. Он был Наставником по Тренировкам, и ни один монах в монастыре, включая Риса, не мог одержать над ним верх.

Наставник терпеливо слушал мужчину, который говорил так быстро, что монах ничего не мог разобрать. Женщина стояла рядом и молчала, кивая, и иногда кидала беспокойный взгляд на юношу. Голос мужчины и его манера речи тоже показались Рису знакомыми. Наконец Наставник посмотрел в его сторону, и монах кивнул. Глаза старца в ответ вспыхнули, но он тут же отвернулся, продолжая внимательно слушать посетителей.

Наконец мужчина замолчал. Женщина промокнула глаза. Молодой человек зевнул, — казалось, происходящее совершенно его не интересует. Наставник повернулся к Рису.

— Высокочтимый, — проговорил Рис, низко поклонившись старцу. — Братья путники, — склонил он голову перед посетителями.

— Это твои родители, — сказал Наставник без предисловий, ответив на вопрос, который Рис не задал. — А это твой младший брат Ллеу.

Глава 4

Рис спокойно посмотрел на них.

— Отец, матушка, — произнес он вежливо. — Ллеу, — и снова поклонился.

Его отца звали Петаром, а мать — Брандвин. Братец Ллеу был совсем маленьким, когда Рис покинул родной дом.

Лицо отца вспыхнуло от гнева.

— После пятнадцати лет это все, что ты можешь сказать своим родителям?!

— Тише, Петар, — мягко произнесла мать, положив ладонь на руку мужа. — Что должен сказать Рис? Ведь мы для него чужие.

Женщина смущенно улыбнулась сыну. Она выглядела очень усталой и растерянной после долгого пути и трудностей, доставленных путешествием в поисках сына, которого едва помнила и никогда не понимала.

Брэн, первенец, был любимцем Брандвин; младшенького, Ллеу, она всегда баловала, а вот Рис, средний, совсем не походил на них. Он был очень тихим, не таким, как обычные дети, и внешне тоже сильно отличался: темные глаза, черные волосы и худощавое телосложение — полная противоположность светловолосым ширококостным братьям.

Отец посмотрел на сына из-под сдвинутых бровей, но Рис спокойно встретил его взгляд, и тот отвел глаза. Волосы Петара Каменотеса сейчас были седыми, но в молодости он был белокурым. Откровенно говоря, Петар никогда не чувствовал себя уверенным насчет Риса. Он обожал жену, но в душе с самого начала угнездилось подозрение, что этот мальчик, который так сильно отличался от двух других, — не его сын. Рис походил на мать и ее родню — все его дядья были смуглыми и стройными, а от отца мальчику не досталось ни единой черты. Но, несмотря на все это, Брандвин не смогла полюбить ребенка, который редко разговаривал и никогда не смеялся.

Рис не держал зла на родителей — он всегда все понимал — и теперь терпеливо ждал, пока те объяснят причину своего визита. Наставник молчал, считая, что уже сказал все необходимое. Брандвин обеспокоенно посмотрела на мужа, который заметно нервничал. Тишина становилась тягостной, по крайней мере, для посетителей; монахи же иногда проводили целые дни не говоря ни слова, и поэтому ни Наставника, ни Риса тишина не угнетала. Наконец младший брат прервал затянувшуюся паузу.

— Они хотят поговорить обо мне, Рис, — произнес Ллеу чересчур фамильярным тоном, что показалось очень неприятным. — Но они не могут этого сделать, пока я здесь. Поэтому я пойду пройдусь. С твоего позволения, конечно, — добавил он с усмешкой, повернувшись к Наставнику. — Не думаю, что у вас здесь есть что прятать. Вряд ли у вашего Жучиного Бога найдется для меня стакан гномьей водки.

— Ллеу! — возмущенно воскликнул Петар, краснея.

— Думаю, что нет. — Ллеу подмигнул Рису и, не спеша, вышел из библиотеки, насвистывая непристойную мелодию.

Рис и Наставник переглянулись. Маджере был известен некоторым как Бог-богомол, поскольку именно богомол являлся его символом, — богомол всегда молится, всегда тих и спокоен. Молодой человек в одеянии жреца Кири-Джолита вел себя отнюдь не как Божий служитель, которому подобает быть сдержанным и серьезным. Настоящий жрец никогда бы не произнес таких кощунственных слов, как «Жучиный Бог».

— Прошу прощения, Наставник, — сказал Петар, покраснев еще гуще, но уже от стыда, а не от гнева, и вытер лицо рукавом. — Мы никогда не учили сыновей говорить подобным образом с представителями духовенства. Рис это знает.

Рис знал. Мать его отца была жрицей Паладайна и всегда с глубоким уважением относилась к Богам и тем людям, что были близки к ним. Даже в те времена, когда Боги покинули Кринн, Петар учил сыновей хранить память о них в своем сердце.

— Ллеу изменился, Рис, — пробормотала Брандвин, и ее голос задрожал. — Поэтому мы пришли сюда. Мы… мы его не узнаем! Он все время проводит в тавернах, пьет и пропадает где-то в компании юных головорезов и девиц легкого поведения. Прости, отец, — добавила она, покраснев, — что приходится говорить о таких вещах.

Темные глаза Наставника вспыхнули от изумления.

— Мы, монахи Маджере, даем обет целомудрия, но никогда не отстраняемся от жизни. Мы понимаем, что происходит между мужчиной и женщиной, и во многом это одобряем. Иначе мы бы давно остались без неофитов.

Родители Риса, казалось, не поняли смысла этой речи и были немного шокированы.

— Судя по одежде, ваш сын — жрец Кири-Джолита, — заметил Наставник.

— Уже нет, — с трудом произнес Петар. — Жрецы прогнали его. Он нарушил слишком много законов и теперь не имеет права носить это одеяние, но, похоже, ему доставляет удовольствие выставлять себя на посмешище.

— Мы не знаем, что делать, — добавила Брандвин сдавленным голосом. — Мы подумали, может быть, Рис поговорит с ним…

— Сомневаюсь, что окажу влияние на брата, который ничего не помнит обо мне, — мягко возразил монах.

— Но попробовать стоит! — отрезал отец, заново начиная сердиться.

— Пожалуйста, Рис, — умоляюще прошептала мать. — Мы в отчаянии. Нам больше не к кому обратиться!

— Конечно, я поговорю с ним. Просто хочу предупредить, что не стоит слишком многого от этого ждать. Но я сделаю гораздо больше — буду молиться за него.