Одинокое путешествие накануне зимы - Виктор Владимирович Ремизов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Андрей сдвинул дымящиеся головешки, насыпал сверху мелких веточек. Встал на коленки. Ему всегда нравилось раздувать костер. Особенно когда жизни в угольках едва-едва оставалось. Аккуратно, слабенько сначала дул, дыму прибавлялось, на черных головешках ширились жгучие алые точки… подталкивал к ним легкий сухой мусор. Когда пламя поднялось, взял котелок с остатками утреннего чая и пошел за водой.
С берега еще раз глянул Стаса. Вниз речка уходила широким чистым плесом, выше их стоянки был поворот с большим заломом на том берегу. Нигде не видно было. Может, за грибами пошел… Андрей поймал прозрачную струю котелком.
Приладил над костром сук, повесил котелок, вытер мокрые руки о джинсы и достал сигареты. Вообще-то он курил трубку, но на сплаве — сигареты. Удобнее, не возиться. У них, кстати, все со Стасом так было — чем проще, тем и лучше. Взять хоть этот вот кривой сук с котелком, по-таежному перегнутый через костер, — люди основательные давно уже с таганками ходят. Или сам котелок — алюминиевый, мятый-перемятый, с проволокой вместо дужки, сто лет ему… Им как будто не важно все это было. Лишь бы в тайгу слинять, а там как-нибудь. Стас, на балконе которого хранился весь их походный скарб, никогда, кажется, и не ремонтировал его дома. У костра шутки свои шутит и чинит, а не получается — ничего, разведет руками, прищурится хитро: «Раз ку-ку, два ку-ку, пернул повар во муку, сам в муке, хрен в руке, жопа в кислом молоке! Перебьемся, Андрюша, хе-хе…» Андрею это не всегда нравится, но он не помнит, чтобы они когда-нибудь ругались. Погудеть маленько друг на друга могли, но беззлобно, какой смысл злиться, если точно знаешь, что дружок твой раздолбай. По поводу того, кто больший раздолбай, каждый имел свою точку зрения, но в силу все того же раздолбайства, а может, и еще по какой, более веской причине никогда на ней не настаивал.
Ворона прилетела. Села на высокую ветку лежащего на земле большого тополя, на нем сидел и Андрей, нагнула голову ниже плеч, собираясь каркнуть, но увидела человека да так и замерла в неловкой позе. Соображала что-то, поблескивая глазками. Андрей затянулся сигаретой и осторожно себе под ноги выдохнул дым, ворона была очень близко. Он почему-то, может, за находчивость и жизнелюбие, уважал ворон. А может, за то, что они, некоторые из них, тоже предпочитали таежную жизнь и подножный корм. Вроде того, как они со Стасиком. Надо же Андрею было бежать из сытой Москвы. Где все у него было: персональный кабинет в центре, ксива с подписью президента страны, куча журналистов в подчинении. Приглашения на обеды и ужины в лучших ресторанах. Любая роскошная заграница. Все это было там и сколько хочешь, а он сидел здесь, на толстом корявом тополе. В черных болотных сапогах отечественного производства, в тертом-перетертом камуфляже из простого хабаровского рыболовного магазина. Эта ворона тоже, видно, могла жить где-то возле питательной городской помойки, но она, поджарая и неленивая, бичевала на той же таежной речке. Сейчас она одним глазом следила за Андреем, другим же соображала по поводу ленков, разложенных на перевернутой лодке.
Вдруг, будто очнувшись, серая сорвалась и заспешила наискосок на другую сторону реки. Андрей улыбнулся: она очень была на них похожа — в хвосте и одном крыле явно не хватало пёрьев. И это ее никак не смущало. Стасик торопился, шел берегом, спотыкаясь о камни. В одной руке кукан с хариусами, другой придерживает оттопыренное «пузо» энцефалитки. Что-то надыбал…
— Андрюха! — Стасику скоро шестьдесят пять, а он всему удивляется. — Хариусы берут, Андрюха! В заломе! Только опустишь — сразу!
Андрей тянул сигарету и спокойно наблюдал за дружком. Андрея нельзя было удивить рыбой. Стас знал это и оттого сильнее топорщил усы и брови и выше головы задирал кукан, на котором болтались несколько, и правда, приличных хариусов. Непонятно, однако, было: приглашает он друга на рыбалку или что? Хвастаться Стас не умел — наверное, просто хотел порадовать кореша. Или так горячатся счастливые ученики, желая угодить строгому учителю, — но Андрей никогда не учил Стасика. Не было смысла. Андрей родился рыбаком. Стасик обычно не успевал поставить палатку и собрать дров, как на уху и жареху рыба уже скакала по берегу… Но Стас любил Андрюху и хотел доставить ему такую вот радость. А может, просто обазартился.
— Порвали леску… три раза. Крючки запасные кончились. И кузнечики что-то кончились, не ловятся. — Стас дошел, положил к Андреевым ногам рыбу.
За пазухой были грибы. Он постелил подвернувшийся гермомешок и вывалил кучку крепких маслят. С нежно-желтыми толстенькими ножками и сопливыми коричневыми шляпками.
— Вот. Отбежал по нужде в соснячок, сел, гляжу: вокруг грибов — руки не пропихнешь! Пока сидел, набрал. Пожарим! Дай леску и крючков?
— Хорошие! — Андрей любовался хариусами. — Брось их к ленкам. Пошкерю. Уху заварим?
Андрею хотелось просто посидеть со Стасом у костра. Кофе попить. Перекинуться парой ленивых фраз по поводу обеда. Или просто помолчать. Но глаза у Стаса горели, и Андрей открыл ящичек. Поковырялся в снастях, нашел нужную коробочку.
— На вот… муху вяжи, не надо кузнечиков ловить… Кофейку рвани, свежий сварил…
Стас про кофе не услышал, сунул в карман снасти, корку хлеба прихватил и зашагал вверх по реке.
— Я скоро, Андрюха…
Андрей только головой качнул, в смысле «Давай, давай!». Чтобы попасть на залом, Стасу надо было пройти метров триста вверх по реке, перебрести по перекату и другим берегом спуститься до залома. Хариусов с таким же успехом можно было наловить, не отходя от лагеря.
