Дело трезвых скоморохов - Андрей Белянин

– Я внимателен и настроен на приём. Так, первое слово… вокруг? Мир? Небо? Всё вокруг… это… дом? изба? Изба! Как это мягче, пушистее, ласковее? … избушка? Есть! Первое слово – избушка, второе? Вокруг, мир, небо… всё… опять избушка, что ли?

– Никита Иванович, вот они, злыдни! Набежали гуртом, на штурм брать будут… Борониться али по-мученически сгинуть?

– Митя, ну нельзя без глупых вопросов?! Борониться, естественно! Возьми утюг и гаси по голове каждого, кто полезет в дверь, царь с ухватом защищает окно, через трубу они не пройдут. И держать оборону, пока я что-нибудь не придумаю! Вася, извини, продолжай…

К чести присутствующих скажу, что все повиновались моему командирскому тону безоговорочно! Я же и близко не представлял, какое количество шамаханов на нас напало, чем они вооружены, сколько времени мы сможем продержаться…

– Избушка, избушка, встань? становись, смирно, нет? Встань?! Ага… так, куда? К окошку? за окошко? к лесу! Чем?! Не понял, Вася, это как-то очень уж… здесь женщины, Вася, ещё раз… пузом? нет… грудью? а, передом! Так бы сразу и сказал! А задом к кому? К этим?! К шамаханам, да? Цитирую дословно: избушка-избушка, стань к лесу передом, к шамаханам задом, так?

– Никита Иванович, не удержу, уж больно много… – в отчаянии простонал мой напарник, без устали опуская тяжеленный ржавый утюг на бритые головы в малахаях.

– Вася, не работает! Может, что-то не так?

Кот выразительно подбоченился и топнул правой лапой. Я постарался так же выпятить грудь и, повторив формулу, топнуть ногой. Изба заскрипела, и пол ушёл влево… Я грохнулся прямо на трёх девиц, сбив по дороге царя с ухватом. Митька едва не вылетел с крыльца, упустив утюг и вопя благим матом. Облепившие дом шамаханы посыпались в разные стороны, как детские кегли.

Кое-как встав на четвереньки, я вновь проорал тот же приказ, только наоборот: «К лесу задом, к шамаханам передом!» Дав обратный ход, изба успешно скинула последних зацепившихся. Кое-как держась за подоконник, я встал на спину Гороху и выглянул наружу – мать честная! Да нас тут атакует целый батальон, не меньше! С саблями, копьями, ножами и зубами, хорошо ещё без луков и стрел с «греческим огнём».

– Василий, а бежать она может?

Кот неопределённо пожал плечами, развёл лапами и кивнул, дескать, кто её знает, пробовать надо…

– Избушка-избушка, а ну к шамаханам задом, к Лукошкину передом – бегом, марш!

Изба на секунду застыла, переваривая непривычное предложение. Потом куриные ноги сделали первый широкий шаг… Шамаханы взвыли, как бешеные, видно, кому-то наступили на мозоль, кому-то отдавили пальцы, но изба шагнула второй раз, поприседала, словно разминаясь, и неожиданно резво бросилась вперёд. По-е-ха-ли-и-и…

Старая добротная избушка неслась вперёд куриными прыжками, неизвестным чутьём выискивая дорогу в чащобе. Сзади вопила разъярённая толпа шамаханов, в нас кидались всем, чем могли (копьями, топорами, ножами), но особого вреда это не приносило. Горох хохотал как сумасшедший, Митя, свесив голову в окошко, стонал, что его укачивает. Три похищенных красы в обнимку забились под печь и сидели там тише мышек. Приличествующее участковому спокойствие сохранял только я. Конечно, шамаханы по-прежнему гнали нас, словно питекантропы бурого мамонта, а с другой стороны, изба медленно, но верно уходила, постепенно оставляя погоню позади.

Морской болезнью я не страдаю, а операция прошла настолько успешно, что хоть празднуй всю неделю. Ну, судите сами. Все три девушки живы-здоровы и в надлежащем состоянии будут возвращены безутешным родителям – это раз! Царь нашёлся в здравом уме и трезвой памяти, спешит домой обнять любимую супругу – это два! И самое приятное, что если все дадут показания, то улик против цирка трезвых скоморохов наберётся более чем достаточно – это три! А-а, прошу прощения, нашей Бабе Яге будет торжественно возвращён домашний любимец, нас с Митькой простят, и наступит всеобщее, я бы даже сказал, вселенское счастье…

Час спустя лес заметно поредел, а шамаханские крики давно затихли вдали. Эйфория бурного успеха прошла, но радость от чувства выполненного долга всё ещё грела сердце. Ещё через пару часов мы вырвались на степные просторы. Государь, вынув из окна моего уже зелёного сотрудника, внимательно вгляделся в горизонт и подтвердил:

– В верную сторону бежит. Вона слева колоколенка видна, то деревня наша Подберёзовка, от неё по столбовой дороге с эдакой-то скоростью до заката в отделении будем!

– О, так вам ещё служба милицейская не наскучила?

– Не серди меня, сыскной воевода, уж и забыл, когда весельем таким душу тешил! – Горох шутливо хлопнул меня по плечу и молча протянул ладонь. Мы крепко стиснули руки, и я с тоской подумал о том, что же надо будет такое сообразить, дабы вернуть этого героя на трон. Нет, мне в опергруппе всегда люди нужны, но пусть всё-таки каждый занимается своим делом.

Пока добирались, попробовал ещё раз выстроить в голове всю схему преступления и направления наших адекватных действий. Вроде бы получалось гладко, за исключением пары-тройки моментов. Кто всё это придумал? Какова истинная роль господина Труссарди, фокусника и силача-охранника? Знают ли об их деятельности остальные артисты? Связан ли запрет на алкоголь с работой по производству наркотических конфеток? Куда делся раненый акробат? Куда исчезли четверо каратистов, напавших на нас по выходе из Весёлого дома? Ну и ещё кое-чего по мелочи…

На половину вопросов мы получим ответы, когда возьмём директора цирка. Какой-то свет прольют свидетельские показания. И тем не менее всё это не избавит нас от возможного ряда проблем, связанных с антиобщественными выступлениями в защиту «бесплатной» раздачи «безобидных» карамелек. Короче, может быть бунт, и кто-то очень хочет, чтобы его идейным вдохновителем стал настоящий борец за справедливость – дьяк Филимон Груздев! Всё вполне логично, более подходящего идиота на роль козла отпущения у нас в Лукошкине просто не сыскать…

Избушка, несмотря на древний возраст, успешно продолжала свой марафонский бег, хотя до заката мы, конечно, не успевали. Солнце неспешно укатилось за горизонт, на прощание залив оранжевым золотом тонущие в дымке окрестности. В сине-розовом небе уже серебрился месяц, кое-где проклюнулись первые малолетние звёздочки, и я на мгновение почувствовал в душе некие волны поэтического вдохновения.

Если бы умел писать стихи, то обязательно сочинил бы нечто соответствующее романтической обстановке. Наступающая ночь, дремлющая природа, величественные небеса, избушка на курьих ножках бодро наворачивает километры, три девицы с короткими стрижками тихо посапывают в такт качающемуся полу, усталый царь борется с зевотой, Митька беззастенчиво спит в обнимку с бабкиным котом, стены родного Лукошкина всё ближе и ближе… Бдительные часовые наверняка нас заметили и сейчас откроют ворота. А далёкая девушка Олёна, появившаяся в моей жизни, словно яростная вспышка кометы, так и не нашла времени, чтобы…

Бу-бух!!! Взрыв грянул прямо по курсу, так что изба едва успела затормозить. От второго разрыва все проснулись окончательно и подняли вой, уже не со сна, а целенаправленно…

– Какого… мать… перемать… сыскной воевода?!

– А я знаю?! Ваши пушки палят!

– Кто посмел?! По государю?!! Всех на кол посажу! – бесновался царь, вперемешку со всеми катаясь по полу, в то время как изба уворачивалась от ядер с грацией перепуганной курицы. Пушкари работали высокопрофессионально, соблюдая очерёдность и не давая нам ни минуты на опомниться, отдышаться, прийти в себя и спросить: а с чего это, собственно?!

Нет, кое-какие мысли у меня были, конечно, но даже если я скажу, что среднерусская изба, перемещающаяся на куриных ногах и в лоб летящая на центральные ворота, может показаться достаточно агрессивной, – царь мне ведь не поверит. Паника усугублялась дурным воем ошалелого Васьки, который надсадно выл на такой пронзительной ноте, что уши резало ультразвуком напрочь! Положение спас отчаянный Митька: стянув рубаху, он выставил её на ухвате в окно, яростно сигналя о мирных намерениях. Пальба прекратилась…

– Свои! Свои мы! Милиция!

На стенах, видимо, посовещались, признали нашего молодца и решили пустить. Уже победа… Пытаясь кое-как вылезти из-под Нюши, Дуняши и Глафиры Потаповны, я мученически улыбнулся государю, а он не придумал ничего умнее, как лишний раз испортить мне настроение:

– Эвон как тебя девки-то облепили, сладко небось? А покраснел-то, покраснел… Не боись, Яге ни слова не скажу! Но тебе жениться бы пора, сыскной воевода.

– Спасибо! Достали полезным советом, и, главное, так вовремя… – сквозь зубы прорычал я. – Нет чтоб помочь!

– Это в каком смысле? – съязвил царь. – Я ить человек женатый, мне нельзя…

– Да просто снимите их всех!

– А ну, девки, слезть разом с участкового!

Девицы дружно захихикали и дали мне свободу.