Приключения знаменитых первопроходцев. Океания - Луи Буссенар

«Буссоль» и «Астролябия» стали на якорь в бухте Сюффрен, на 47°51′ северной широты и 137°25′ восточной долготы. 6 июля моряки увидели остров Сахалин. Берега здесь были столь же лесисты, как и побережье Татарского моря. А вдалеке возвышались высокие горы, и наивысшую нарекли пиком Ламанон[151]. Там и сям курились дымки. Эти высокие и тонкие струйки свидетельствовали о наличии на острове людей. Де Лангль высадился на берег в сопровождении нескольких офицеров. Они нашли хижины туземцев. Зола в очагах еще не успела остыть, но островитяне, по-видимому, убежали. Весьма разочарованные неудачей моряки оставили для местных жителей несколько подарков и уже собирались сесть в шлюпку, когда показалась пирога с семью гребцами. Туземцы, казалось, совершенно не боялись французов.

«В их числе, — говорится в отчете, — были два старика с длинными седыми бородами, одетые в ткань из древесной коры, напоминавшую ту, из чего делают свои передники обитатели Мадагаскара. У двоих из семи островитян одежда была из подбитой ватой нанки[152] голубого цвета, и она мало чем отличалась от одежды китайцев. Другие были одеты лишь в длинные халаты, при помощи пояса и нескольких пуговиц скрывавшие все тело, что избавляло их владельцев от необходимости носить нижнее белье. Головы у островитян в основном были непокрыты, и только у двоих-троих мы заметили повязки из медвежьей шкуры. Лицо и темя они брили, но на другой манер, чем китайцы, которые сохраняют только венчик волос вокруг головы, называемый «пенцек». Все семеро носили сапоги из шкуры тюленя с очень искусно сделанными, на китайский манер, каблуками.

Они были вооружены луками, копьями и стрелами с железными наконечниками. У старшего из островитян, того, к кому остальные относились с явным почтением, глаза были в очень плохом состоянии. Он носил над глазами нечто вроде козырька, чтобы защитить их от яркого солнечного света. Туземцы вели себя очень вежливо и благородно, но с большим достоинством».

Де Лангль условился встретиться с островитянами на следующий день. Они прибыли точно в назначенное время и, выказав немалые знания и рассудительность, сообщили весьма ценные сведения о географии данного региона, что побудило Лаперуза продолжить исследования и пройти еще дальше к северу.

«Нам удалось объяснить им, что мы просим их изобразить очертания своей страны, а также страны маньчжуров. Тогда один из стариков встал и концом копья начертил берег Татарского моря, изобразив его тянущимся прямо с севера на юг. Находилось все это творение рук островитянина на западе, а напротив, на востоке, он нарисовал остров, тянущийся в том же направлении, и, приложив руку к груди, дал нам понять, что он изобразил свою родину. Между берегом Татарского моря и своим островом он оставил пролив и, обернувшись в сторону наших кораблей, стоявших в виду берега, провел посреди этого пролива линию, показывая таким образом, что они могут там пройти. К югу от своего острова старик изобразил еще один и оставил между ними пролив, пояснив, что это тоже путь для наших кораблей.

Стараясь нас понять, старик проявил большую сообразительность, уступавшую, впрочем, сообразительности другого островитянина, лет тридцати от роду, ибо тот, увидев, что линии, начертанные на песке, постепенно исчезают, взял у нас карандаш и бумагу. Он нарисовал свой остров, назвав его Чока, и отметил чертой речку, на берегу которой мы находились. Он поместил ее так, что до южной оконечности острова от нее было вдвое ближе, чем до северной. Затем он нарисовал страну маньчжуров и точно так же, как сделал до него старик, оставил между островом и материком пролив. К величайшему нашему изумлению, он добавил еще реку Сахалин[153], название которой туземцы произносили так же, как и мы. Устье реки он изобразил намного южнее северной оконечности своего острова.

Теперь мы захотели узнать, насколько широк пролив, и постарались растолковать нашу мысль собеседнику. Он ее уловил и попытался объясниться с помощью рук. Вытянув руки вперед и держа их на расстоянии двух-трех дюймов одну от другой, он дал понять, что такова ширина реки, на берегу которой мы набирали воду; раздвинув их пошире, он таким образом обозначил ширину реки Сахалин; и наконец, раздвинув руки еще шире, островитянин изобразил ширину пролива, отделяющего остров от материка.

Де Лангль и я, мы оба полагали, что было бы очень важно установить, является ли остров, вдоль берегов которого мы плыли, тем самым, что географы называют Сахалином, не подозревая, как далеко на юг он простирается. Я распорядился сделать все приготовления, чтобы на следующий день можно было выйти в море. Бухта, где мы стали на якорь, получила название бухты Де-Лангль, по имени этого заслуженного капитана, который открыл ее и первым ступил на берег», — писал в своем отчете Лаперуз.

Начав исследование средней части западного побережья острова и продвигаясь с юга на север, экспедиция вскоре обнаружила еще одну бухту, получившую название бухты Эстен[154]. Шлюпки пристали к берегу неподалеку от селения туземцев, состоявшего из дюжины хижин. Жилища эти были гораздо больше тех, что морякам довелось видеть прежде, и состояли из двух помещений. Здесь уже проявилось представление о пусть примитивном, но комфорте. В задней комнате находился очаг, кухонная утварь и грубо сделанные деревянные скамьи, стоявшие вдоль стен. Передняя «комната» оставалась совершенно пустой и, должно быть, предназначалась для приема гостей. Так как женщины были в то время в хижинах одни, без мужчин, отправившихся на рыбную ловлю, то они бросились бежать, завидев французских моряков. Двух из них, однако, удалось поймать. Сначала они выглядели ужасно испуганными, но их всячески успокаивали, и при виде подарков они приободрились и даже согласились, чтобы художник набросал их портреты. Эти бедные создания, несмотря на маленькие глазки, морщинки в углах глаз и толстые губы, не были лишены привлекательности и соблазнительности. Над верхней губой у них было нечто вроде усиков, но при ближайшем рассмотрении сие украшение оказалось татуировкой. Вскоре де Лангль встретил хозяев жалких хижин и повелителей этих дикарок. Они в то время пытались столкнуть в воду четыре лодки, доверху набитые копченой рыбой. Мужчины дали понять, что данный район необычайно богат рыбой, доказательства же не заставили себя ждать, ибо матросы с «Буссоли» и «Астролябии» наловили совершенно невероятное количество трески и лососей.

Лаперуз обнаружил бухту Жонкьер, но прошел мимо и бросил якорь в бухте Де-Кастри[155]. Топлива на кораблях не хватало, да и бочки с пресной водой уже стали пустеть. К тому же постоянные промеры глубин свидетельствовали, что пролив становился все мельче по мере того, как фрегаты двигались дальше. Лаперуз, опасаясь, что ему не удастся обогнуть Сахалин с севера, решил остановиться в бухте Де-Кастри всего лишь на пять дней, чтобы восполнить припасы и взять курс на юг.