Смех дьявола - Режин Дефорж

— Я хочу есть.

Леа покрыла поцелуями его личико, в ответ он радостно улыбнулся.

— Что случилось? — спросила Альбертина, открывая дверь.

— Все чудесно! Шарль выздоровел, он просит есть.

— В самом деле, добрая новость. Хорошо, что Лаура достала нам немного молока и бисквитов. Я попрошу Эстеллу приготовить ему небольшой завтрак.

Шарль съел бисквит и выпил половину своего молока, потом мгновенно заснул под нежными взглядами четырех женщин.

— Вода есть? — спросила Леа. — Мне хочется принять ванну.

— Есть, но, как всегда, холодная.

Холодная? Вода действительно была очень холодной. Но будь она даже еще холоднее, все равно Леа погрузилась бы в нее с наслаждением, чтобы смыть с себя тоску, которая, как грязь, пристала к ее коже с тех пор, как жизнь Шарля оказалась в опасности. Отчаянно стараясь спасти его, она улавливала критические моменты, когда защитные силы организма ослабевают, и, как колдунья, вливала в него с помощью рук свою силу. Это напряжение изнурило ее. Но теперь она знала, что он спасен.

Тоска и усталость отступали. Леа энергично растерлась волосяной перчаткой, намыленной туалетным мылом, добытом Лаурой. За отсутствием шампуня она вымыла голому мылом и прополоскала волосы уксусной водой для придания им блеска.

Она безжалостно изучила себя в большом зеркале в позолоченной раме, которое придавало изысканный вид простой ванной комнате, облицованной белым кафелем.

— От меня остались только кожа да кости, — громко произнесла она.

Она, конечно, сильно похудела, но изображение, которое она видела в зеркале, отнюдь не казалось ей дурным. С удовольствием она погладила свои груди с затвердевшими от холода сосками, прогнулась в пояснице, как будто услышала голос Франсуа Тавернье: «Какой вид!»

При этом воспоминании она покраснела, вздрогнув от довольствия. Зазвонил телефон.

— Леа, Лаура хочет поговорить с тобой, — крикнула Альбертина через дверь.

— Иду.

Она схватила трубку.

— Алло, Леа?.. Тетя Альбертина сказала мне, что Шарлю лучше… Это правда?

— Да… Жара больше нет… Он немного поел сегодня утром… Ты сможешь достать молока?

— Из-за всеобщей стачки это становится все труднее. Водители грузовиков отказываются ехать в провинцию… Из продуктов можно надеяться достать только мясо, да и то благодаря Французским Внутренним Силам, которые захватили три тысячи пятьсот тонн, заложенных немцами в холодильники Берси и Вожирара. Это я могу для тебя достать, но мне нужны талончики, сейчас очень следят за черным рынком…

— Я завезу их тебе.

— Будь очень осторожной. Начиная с субботы положение изменилось. Вчера и позавчера было много перестрелок в Латинском квартале. Повсюду баррикады. Полицейские и немцы, засевшие на крышах, стреляют по прохожим. Каждый день гибнут сотни, морги заполнены. При этой жаре ты можешь представить себе запах в Нотр-Дам-де-Виктуар, где служат мессы. Здесь складываются гробы перед перевозкой на кладбище Пантэн. Работники Красного Креста — поразительные люди. Они не только занимаются ранеными, но и заменяют забастовавших служащих похоронных бюро… Есть у вас новости от Франсуазы?

— Нет…

— Я волнуюсь за нее. Вчера на площади Сен-Мишель толпа расправлялась с одним коллабо, на это страшно было смотреть… Особенно неистовствовали женщины… Они били его чем попало, истерически крича… Мне сказали, что ему выдавили глаза поперечиной от сломанного стула… Это было ужасно… Если бы ты слышала эти вопли!.. Но отвратительнее всего были зеваки, смотревшие на это со смехом или отталкивавшие солдат ФВС, пытавшихся вмешаться… Алло!.. Ты слушаешь?..

— Да… Почему ты мне рассказываешь об этом?.. Какое отношение к Франсуазе…

Теперь замолчала Лаура, а Леа кричала:

— Алло!.. Алло!.. Ты слышишь меня?..

— Да, слышу…

— Так что же?..

— Они останавливают и женщин, которые спали с немцами.

— И что с ними делают?..

— Кажется, их обстригают…

— Обстригают!..

— Да, так уже сделали в некоторых мэриях… Они привязывают волосы к решетке и рисуют свастику на головах этих женщин, большей частью проституток или потаскушек, выданных своими соседями.

— Но с Франсуазой совсем другой случай!..

— Я это отлично знаю, но не думаешь же ты, что они будут интересоваться ее случаем! Я только надеюсь, что она последовала моим советам и уехала в Германию с маленьким Пьером.

— Ты звонила ей?

— Конечно, но телефон не отвечает. В последний раз я говорила с ней в понедельник утром. К ней приходил немецкий офицер, чтобы отвезти ее в реквизированную гостиницу. Они помещают туда всех женщин в подобных обстоятельствах. Она отказалась уехать с ним.

— Как называется эта гостиница?

— Не знаю, я не запомнила.

— Надо обзвонить все гостиницы.

— Ты представляешь, сколько их в Париже?..

— Нет, но это не имеет значения. Надо сначала справиться во всех тех, которые есть в путеводителе Мишлэна. У Франка есть такой?

— Да… я думаю.

— Пока начни с последних, а я попрошу тетушек поинтересоваться первыми.

— Обрати внимание…

Но Леа уже повесила трубку.

Мадемуазель де Монплейне очень разволновались, когда она объяснила им ситуацию, но Альбертина очень быстро взяла себя в руки и начала названивать:

— Алло, «Крийон»?

— Да ты что, тетя Альбертина? Я бы удивилась, будь она в «Крийоне», «Мажестике», «Мёрисе», «Континентале» или «Лютеции», которые заняты немецким персоналом!

Университетская улица была совершенно пустынна. Перед медицинским факультетом на улице Святых Отцов чернел остов грузовика, украшенного лотарингским крестом. На улице Жакоб было также безлюдно. Леа двинулась по улице Сены, чтобы выбраться на набережную через улицу Геннего, когда вспомнила об аресте Сары Мюльштейн… Она не была здесь с той злополучной ночи… Леа продолжила свой путь по улице де Бюсси, здесь, около булочной, с ранней зари переминалась с ноги на ногу длинная очередь. Леа подумала, что, несмотря на лишения, приподнятый настрой, забытый за эти четыре года, воцарился среди людей, словно им легче стало дышать. На улице Дофин молодой человек в футболке с карабином на плече катил на велосипеде, держа под мышкой пачку газет и выкрикивая:

— Покупайте «Юманите»!.. Мадемуазель, вы хотите газету? — спросил он, останавливаясь около нее.

— Появились газеты?

— С понедельника. Держите… Два франка… Спасибо. Не ходите к Новому мосту. Немцы стреляют по баррикаде. Сейчас бандиты на автомобиле с буквами ФВС обстреляли патриотов, двое убиты. Боши бежали по улице Кристин. До свидания!

Леа прислонилась к воротам и стала читать:

«Весь Париж в баррикадах!.. Командующий ФВС Большого Парижа призывает парижан ко всеобщему восстанию… Нужно, чтобы все — мужчины, женщины, дети — укрепляли улицы, дома, общественные сооружения, чтобы все население отважно и самоотверженно поддерживало славные Французские Внутренние Силы. Создавайте повсеместно ваши группы Патриотической милиции! Нападение — лучшая защита. Не давайте врагу покоя!.. НИ ОДИН БОШ НЕ ДОЛЖЕН ВЫЙТИ ЖИВЫМ ИЗ ВОССТАВШЕГО ПАРИЖА!.. Битва развернулась на всех фронтах войны… Яростное сражение идет весь день в 1-м, 4-м, 5-м, 6-м округах, везде превосходство на стороне патриотов… Война всего народа против проклятых бошей! Женщины-коммунистки сражаются за освобождение Парижа… Вот как полиция пытала девушку… Присоединяйтесь к партии расстрелянных!..»

На площади Сент-Андре-дез-Ар собралось много людей. Они волнуются, кричат… Подростки, женщины, множество женщин, молодых и пожилых, на всех лицах одинаковое выражение ненависти, рты, перекошенные гневом, извергающие проклятия… Мерзавец!.. Коллабо!.. Гнида!.. Продажная шкура!:. Предатель!.. Убийца!.. Высокий блондин отбивается среди этих фурий. Крашеные ногти раздирают ему щеку. Он кричит:

— Я эльзасец!

— Не эльзасец ты, а засранец! — отвечает голос с парижским акцентом.

Все смеются.

Из окна дома, занятого ФВС, человек в полувоенной форме пытается перекричать шум. Девушка показывает ему нос. Крашеная блондинка вопит:

— Это бош!.. Я его знаю! Я уверена… Убейте его!..

Она хватает его за волосы, в то время как другая плюет ему в лицо, а третья пытается расстегнуть ему брюки, гогоча:

— Посмотрим, что у этого ублюдка там!

Грубый смех сотрясает толпу, скандирующую:

— Раздеть боша! Раздеть боша!

Он повторяет, пытаясь вырваться из этих когтей, вцепившихся в него:

— Я эльзасец!..

Кровь течет у него из носа и рта. Один глаз заплыл… Он падает… Со всех сторон посыпались удары ногами. Один угодил по носу… Он поднимается… Молодой парень с повязкой ФВС пытается вмешаться. Трое мужчин хватают его за руки, поднимают и вежливо ставят около Леа, которая не может оторвать взгляд от этой сцены. Она не отдает себе отчета в том, что некоторое время раскачивается взад и вперед, как часто делают слепые. Мысли мечутся в ее голове, дробясь на беспорядочные обрывки… Из кровавой дыры, которая была ртом, вырываются едва понятные звуки: