Всемогущее правительство: Тотальное государство и тотальная война - Людвиг фон Мизес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возьмите, например, случай украинцев. Сотни лет они находились под гнетом русских и поляков. В наши дни украинцы не имеют собственного государства. Можно было бы предположить, что представители народа, столько натерпевшегося от иностранных угнетателей, будут сдержанны в своих притязаниях. Но националисты не в силах поступиться ничем. Поэтому украинцы претендуют на территорию площадью более 360 000 кв. миль с населением около 60 млн человек, из которых, даже по их собственным словам, украинцев «более сорока миллионов»[48]. Угнетенным украинцам недостаточно собственного освобождения; они хотят притеснять 20 или более миллионов неукраинцев.
В 1918 г. для чехов создания собственного независимого государства оказалось мало. Они включили в состав своего государства территории, на которых проживали миллионы немецкоязычных людей, всех словаков, десятки тысяч венгров, украинцев из Закарпатья и – для удобства железнодорожного сообщения – некоторые районы Нижней Австрии. А какой спектакль устроила Польская республика, за 21 год своей независимости попытавшаяся отхватить куски территории у соседей – России, Литвы и Чехословакии!
Очень точно эту ситуацию описал Август Стриндберг в своей трилогии «Дорога в Дамаск»[49]:
Отец Мельхер: Хорошо! На станции Амстег Готардской железной дороги ты видел башню, называемую Цвинг-Ури, воспетую Шиллером в «Вильгельме Телле». Она воздвигнута в память о чудовищном угнетении жителей Ури немецкими императорами! Великолепно! По другую сторону Сен-Готарда в направлении Италии находится, как тебе известно, станция Беллинона. Там множество башен, но самая примечательная – Кастель-де-Ури. В память о чудовищном угнетении итальянских кантонов жителями Ури! Ты понял?
Неизвестный: Свобода! Равна свободе угнетать! Моя последняя!{60}
Стриндберг, однако, забыл добавить, что в условиях либерального XIX в. эти три кантона (Ури, Швиз и Унтервальден) мирно сотрудничали с Тичино, народ которого они подавляли почти три столетия.
5. Колониальный империализм
В XV в. европейцы начали захватывать территории неевропейских стран, населенные нехристианским обитателями. Они гнались за драгоценными металлами и сырьем, которого нельзя было добыть в Европе. Объяснять эту колониальную экспансию поиском новых рынков значило бы искажать факты. Купцам нужны были колониальные товары. За них приходилось платить, но их привлекала возможность заполучить то, чего не было дома. Будучи торговцами, они не были настолько глупы, чтобы верить в абсурдную доктрину меркантилизма, старого и нового, согласно которой выгода внешней торговли заключается в возможности экспорта, а не импорта. Экспорт их интересовал настолько мало, что они были рады возможности получить желаемое безо всякой платы. Зачастую они в большей степени были пиратами и работорговцами, чем просто купцами. В отношениях с язычниками и варварами они не придерживались никаких нравственных норм.
В планы королей и королевских купцов, возглавивших заморскую экспансию европейцев, не входило расселение европейских фермеров на захваченных территориях. Они недооценили обширнейшие леса и степи Северной Америки, где не рассчитывали найти ни драгоценных металлов, ни пряностей. Правителей Великобритании куда меньше привлекало создание поселений на американском континенте, чем всевозможные предприятия на островах Карибского бассейна, в Африке и в Ост-Индии, а также участие в работорговле. Не британское правительство, а колонисты создали англоязычные поселения в Америке, а позднее в Канаде, Австралии, Новой Зеландии и Южной Африке. В XIX в. колониальная экспансия стала совсем иной, чем в предыдущие века. Она вдохновлялась преимущественно соображениями национальной славы и гордости. Французские офицеры, поэты и застольные ораторы – но отнюдь не весь народ – глубоко страдали от комплекса неполноценности, развившегося из-за поражений в битвах при Лейпциге и Ватерлоо, а позднее еще при Метце и Седане. Они жаждали славы и величия; и эту жажду невозможно было утолить ни в либеральной Европе, ни в Америке, отгородившейся доктриной Монро. Для Луи-Филиппа явилось большим утешением, что его сыновья и генералы смогли снискать лавры в Алжире. В целях восстановления боевого духа армии и флота Третья республика{61} покорила Тунис, Марокко, Мадагаскар и Тонкин. Комплекс неполноценности, вызванный неудачами при Кустоцца и Лисса{62}, привел Италию в Абиссинию, а чтобы компенсировать поражение при Адуе{63}, пришлось взять Триполи. Одним из главных мотивов вовлечения Германии в политику колониальных завоеваний были неуемные амбиции ничтожных авантюристов вроде д-ра Карла Петерса.
Были и другие случаи. Бельгийский король Леопольд II и Сесил Родс были запоздалыми конкистадорами. Но главным побуждением тогдашних колониальных завоеваний служило стремление к военной славе. Слишком сильным искушением оказалась беззащитность жалких аборигенов, единственным оружием которых были непривлекательность и непроходимость их стран. Их можно было покорить без больших усилий и не подвергая себя опасности, чтобы потом вернуться домой героем.
Главной колониальной державой современного мира была Великобритания. Ее владения в Индии превосходили колониальные владения всех остальных европейских стран. В 1820-х годах она была фактически единственной колониальной державой. Испания и Португалия утратили почти все свои заморские территории. Франция и Голландия сохранили после поражения Наполеона ровно столько, сколько решила им оставить Британия; они владели оставшимися колониями только по милости британского флота. Но британский либерализм в корне изменил смысл колониального империализма. Британские поселенцы получили автономию – статус доминиона, а Индия и другие колонии управлялись в соответствии с принципом свободы торговли. Задолго до того, как Лига наций выработала концепцию мандата и подмандатной территории, Великобритания действовала фактически как держатель мандата европейской цивилизации в странах, население которых было, по мнению британцев, не готово к получению независимости. Главное, что может быть поставлено в вину британской политике в Индии, это чрезмерное почтение к некоторым туземным обычаям; например, мало было сделано, чтобы улучшить положение касты неприкасаемых. Но если б не Англия, Индии бы сегодня вообще не существовало. Ее территория представляла бы собой разнородный конгломерат тиранически управляемых крошечных княжеств, воюющих между собой по любому поводу, где царили бы анархия, голод, эпидемии.
Люди, представлявшие в колониях Европу, редко оказывались неуязвимы для особого рода морального риска, вытекавшего из их высокого положения среди отсталого населения. Их контакты с местными жителями были отравлены снобизмом. Удивительные достижения британской администрации в Индии затенялись тщеславным высокомерием и тупой расовой спесью белого человека. Азия открыто восстала против джентльменов, которые в социальном плане почти не проводили различий между собаками и туземцами. Впервые в своей истории Индия была единодушна по одному вопросу – в ненависти к англичанам. Это чувство настолько сильно, что на какое-то время ослепило даже те группы, которые прекрасно сознают, что независимость Индии принесет им горе и угнетение: 80 млн мусульман и 40 млн неприкасаемых,
