Летящий вдаль - Виктор Лебедев

– Так вот зачем мы им нужны, и зачем воруют крепких мужчин. Не ради хлеба, а ради зрелищ.

Я устало приваливаюсь к прутьям. Гудит голова, болят руки и тело, на ноги словно навесили чугунные гири. Сегодня был очень непростой денек. Это ж надо, сколько событий он в себя вместил. Сейчас кажется, что туристы были в далеком прошлом, а это ведь случилось сегодня утром.

– Руку сильно повредил?

– Фигня, просто царапина.

Понемногу шум и гам гудящего становища сходит на нет, люди разбредаются по своим палаткам, лишь вдали у небольшого костерка остаются несколько мужчин, возможно, местная охрана. Где-то должны быть еще и дозорные – нужно быть идиотом, чтобы их не выставить. После тяжелого дня меня клонит в сон, глаза слипаются. Кажется, я уже пару раз проваливался в забытье.

– Слушай, Ямаха, – слышу голос Данилова, – как думаешь, есть шанс выбраться?

– Лучше спи, набирайся сил, – отвечаю я. – Завтра они тебе ой как понадобятся.

– Просто не хотелось бы закончить жизнь в клетке, как загнанная дикая собака. Уж лучше на ринге подохнуть.

Тут я его понимаю, эта клетка давит и на меня, деморализует, намекает на собственное бессилие перед обстоятельствами. Но прутья крепкие, я уже пробовал, расшатать или выломать их не получится. Наше узилище сработано на совесть, а инструментов у нас нет, так что приходится уповать на счастливый случай. Ну не зубами же грызть эти прутья, в конце концов! Остается лишь терпеть и выжидать.

Незаметно для себя засыпаю, и мне снятся какие-то сумасшедшие обрывки, сменяющие друг друга с огромной скоростью. То я на байке пытаюсь вырваться из огненного круга – пламя широкой стеной уносится высоко в небо, и я кручусь на месте, но нигде нет выхода, а кольцо понемногу сужается и сужается; то вдруг пытаюсь спастись от громадного сома, разинувшего пасть в нескольких метрах от меня, я гребу изо всех сил, но такое ощущение, что остаюсь на месте, а все мои старания впустую; наконец, он заглатывает меня, и я оказываюсь в московском метро. Мимо в панике бегут люди, кричат и вопят. Я вглядываюсь в их лица и вижу, что это степные, но чего же они так испугались? Любопытство пересиливает, и я иду туда, откуда бежит народ. Вскоре самые последние скрываются в темном жерле туннеля, меня окутывает тишина и темнота, а я все бреду по шпалам вперед. Наконец, выхожу к покинутой мрачной станции. Вокруг беспорядочно валяются вещи: предметы одежды, домашняя утварь, всевозможный мусор. Я осторожно ступаю по платформе, вглядываюсь, пытаясь обнаружить источник опасности, который так напугал жителей. И вдруг почти натыкаюсь в темноте на одиноко стоящую фигуру в плаще и капюшоне. Она резко разворачивается, откидывает капюшон, и я вижу перед собой оскаленную гримасу Хамелеона. Он наступает на меня, заставляя пятиться, тычет посохом мне в грудь, черное лицо сливается с окружающим мраком, только блестят зубы, и это выглядит очень зловеще. Спотыкаюсь обо что-то массивное, подвернувшееся под ноги, и не могу удержать равновесие. Падаю в груду дурно пахнущего тряпья, барахтаюсь в нем, пытаясь выбраться. А когда выкарабкиваюсь, то никакого Хамелеона уже и в помине нет, и на станции уже не так темно, а передо мной девушка, улыбающаяся одними уголками губ. Она томно откидывает назад свои косы, ее горящие глаза отливают бирюзой… Аксинья!

Я просыпаюсь с ее именем на устах и шепчу в темноту:

– Аксинья!

Я все в той же клетке, на сыроватой земле, в нелепой позе облокотился на прутья, ноет спина и затекли ноги, а на лбу выступили крупные капли пота. Облегченно вздыхаю, вытирая взмокшее лицо – это был всего лишь сон, кошмар, какой иногда привидится после тяжелого дня.

– Ты звал меня?

Я все еще сплю? Непохоже.

А из темноты проступает уже знакомый силуэт – поблескивают в рассеянном лунном свете золотистые волосы, шуршит длинное платье. Аксинья игриво смотрит на меня, подходит почти вплотную к прутьям клетки. Она теперь на расстоянии вытянутой руки, до нее можно попробовать дотянуться, ухватить. Но я понимаю, что это нереально – она просто издевается.

– И как же себя чувствует воин, не способный самостоятельно управлять своей судьбой? Каково тебе быть заточенным в клетку? Нравится в неволе? – мурлычет Аксинья. Она явно довольна. – Одинокий волк в заточении! Какая печаль!

Ее руки гладят преграду между нами, она задумчиво приговаривает:

– Сегодня чудесная ночь, жаль, ты не можешь в полной мере ею насладиться.

– Сгинь!

Аксинья удивленно смотрит на меня.

– Когда-нибудь ты поймешь…

Сказав это, она растворяется в ночи, оставляя после себя еле уловимый цветочный аромат.

Пробуждается Данилов, замечает, что я не сплю, но разговор у нас не клеится – мне совсем не хочется сейчас ничего говорить. Я отвечаю односложно, пока Иван не машет на меня рукой.

– Ясно, мсье не в настроении! – фыркает он. Отлипает от стенки своей клетки и ложится в дальний угол. Вот если бы он не спал раньше, он бы увидел причину такого состояния!

Погрузившись в свои мысли, я не сразу замечаю две фигуры, вынырнувшие из мрака, но удивленный возглас Данилова возвращает меня в реальность. Я подскакиваю и вижу, как Иван с кем-то оживленно шепчется. Силюсь разглядеть, кто это там. Ба, да это же дочь Чучельника! А что это за парень рядом с ней, и откуда его знает Данилов?

Тем временем, Иван уже на воле, обнимает парня, освободившего его, жмет руку девушке, которая испуганно пятится – дикарка явно опасается, не припомнит ли Данилов гостеприимство ее батюшки. Но Ивану сейчас не до этого.

К клетке подскакивает наш спаситель, и я вижу, что он юн, еще моложе погибшего Миши.

– Николай, – серьезно представляется мне парень и тянет свою худую руку сквозь прутья клетки. – А это, – он кивает на дочь Чучельника, – Анита.

– Знакомы, – бурчу я. – Неужто вызволять нас пришли?

Вместо ответа Коля начинает возиться с замком. Тот не сразу ему поддается, но, наконец, с глухим щелчком механизм уступает настырным действиям юнца. Дверь распахивается. Я тут же выскакиваю на волю и с наслаждением потягиваюсь. Свобода! Сразу же поднимается настроение, но надо еще выбраться отсюда незамеченными.

– Идите за мной, – тихо говорит Коля, бросая опасливые взгляды на тлеющий костер вдали. – Анита напоила охрану сонным отваром, и они все вырубились, но неизвестно, как долго будет действовать зелье.

Мы ныряем в лабиринт палаток. Двигаемся осторожно, боясь зацепиться за многочисленные веревки и колышки и выдать себя. В палатках-то спят не опоенные зельем. Мне кажется, что мы двигаемся слишком громко, и из палаток вот-вот покажутся вооруженные до зубов степные. Каждый раз с замиранием сердца слышу, как скрипит ветка под ногами, или кто-то из нас задевает какую-то жестянку, но нам пока отчаянно везет.

Лес палаток кончается внезапно. Вдали я вижу контуры покосившейся автозаправки и ряд скособоченных гаражей. Скорее всего, мы где-то на окраине города. Тем лучше – если успеем добраться до каменных джунглей, шанс скрыться или затеряться там больше, чем в открытой степи.

Только мы готовимся нырнуть в заросли кустов, как оттуда вдруг вываливается наш знакомец лысый, на ходу подтягивая штаны. Явно поддатый (от него изрядно несет хмельным душком), но на ногах держится, пусть они и заплетаются. Завидев нас, степной на миг замирает, а потом удивление на его лице быстро сменяется ненавистью и злобой. Он уже открывает рот, готовясь заорать, но я успеваю первым – быстро шагаю навстречу и мощным апперкотом ломаю лысому нижнюю челюсть. Слышен противный хруст, и степной падает у наших ног.

– Готов! – констатирует Данилов, наклонившись над лысым и проверяя пульс. – Быстро сработал.

– Уходим! – шепчет Коля, и мы исчезаем за кустами.

Благополучно минуем дозорных и направляемся мимо разваленных складских помещений и цехов в глубь города. Я, наконец, понимаю, где мы. Перед нами – территория бывшего Волгодонского мясокомбината и прочих более мелких предприятий.

По пути проясняется, откуда взялись наши спасители. Этот парень, шагавший сейчас с нами, был тем самым лучшим другом Миши, про которого тот мне рассказывал. Только вот не умер он тогда от лихорадки. Их со старшим товарищем, Игорем Владимировичем, нашли степные и вытащили парня буквально с того света, когда у него уже остановилось сердце. Как им это удалось, Коля не знает – туманные объяснения степных он не понял. Говорят, можно вернуть к жизни, если сердце стоит не более пяти минут. По счастливой вселенской случайности прошло примерно столько же, с тех пор как Данилов увел рыдающего Мишу в дебри леса, оставив Игоря Владимировича и Кольку на лесной поляне и пообещав вернуться позже, чтобы похоронить их по-человечески. Как известно, обстоятельства ему тогда не позволили.

Отвары из трав степных и молодой организм парня сделали свое дело – вот он Коля, живет и здравствует. А вот пожилому Игорю Владимировичу не повезло.