Капиталократия и глобальный империализм - Александр Субетто

Более того, нами показано, что в «конусе прогрессивной эволюции» наблюдается закономерность сдвига в доминантах: от закона конкуренции и механизма «естественного «отбора» – к закону кооперации и «механизму интеллекта» (или механизму «опережающей обратной связи»).

Данная теоретическая схема позволяет по-новому взглянуть на Историю человечества и на природу человека. В ней наблюдается тенденция роста кооперированности социальных, экономических систем и сопряженного с ним роста идеальной детерминации через общественный интеллект (а последнее означает рост проективных, плановых начал общественного интеллекта в исторической детерминации). Таким образом, исчезает научная платформа под социал-дарвинизмом, оправдывающем либеральную атомизацию общества.

Роль кооперации, содружества, взаимопомощи, любви не только в социальнеой эволюции, но и в биоэволюции объясняет, почему в любом живом сообществе рождаются и «эгоисты», и «альтруисты», что утверждение, что животный мир состоит только из «эгоистов», а затем, соответственно и человечество, «вышедшее» из «животного мира», является злой клеветой, далекой от истинного положения дел.

Чем больше становится сфера действия кооперации в человеческом мире, тем больше требуется в социуме «альтруистов» и тем более общество нуждается в опережающем развитии качества своего совокупного интеллекта (и, следовательно, функций управления будущим).

Социал-дарвинизм сохраняется потому, что он нужен капиталократии для сохранения мифа об эгоизме «человеческой природы», поскольку такой миф оправдывает «мир наживы». Капиталократия свой «мир войны – войны Капитала против труда и человека», который построен на завести, на разжигании чувства враждебности ко всем, кто может стать на пути обогащения, получения своей наживы, проектирует на «мир природы», выстраивает научные системы, наподобие «социал-дарвинизма» для оправдания своей идеологии и своей «войны». Основной мотив социал-дарвинизма, как правильно отмечает М. Диченко, – «ЭГО над всем и всеми», который становится основным «стержнем» идеологии либерализма.

Либеральному Западу противостоит кооперативный Восток (в том числе и кооперативная Россия), который сохранял доминанту общинности, закона кооперации. По М. Диченко, его идеология сводится к формуле «ЭГО как все и со всеми» (М. Диченко, 1999, с. 45). Конечно, эти формулы условны, но в первом приближении достаточно отражают различия между либеральным Западом и общинным (по генам «будущего» – социалистическим) Востоком.

Социал-дарвинизм – основа хищнического отношения мировой финансовой капиталократии к странам мира, в том числе и против России, против которых на протяжении всего ХХ века идет никогда не прекращающаяся война. Она имела формы стратегий колониализма, неоколониализма, в том числе денежно-кредитного (монетарного) колониализма, подкрепляемого силовыми акциями, военными шантажами, переходящими в «горячие войны». «Социал-дарвинизм» в случае кризиса капитализма всегда рождает фашизм, который «корнями своими» берет «соки» (питается ими) у «социал-дарвинизма».

Либерализм рожден капиталократией. Он другая сторона социал-дарвинизма, но очень респектабельная, поскольку «эгоцентризм» хищника – потребителя или «хищника-капиталократа» прикрывается красивым и «сладким» словом «свобода».

Свобода – вечный миф либерализма, с помощью которого капиталократия прячет античеловеческий облик «Капитала-Бога» и соответственно себя самой. Либерализм – научное прикрытие «общества капиталократии», в котором всеми социальными институтами, и государством в целом, правит капитал, вернее, выражаясь языком Дж. Сороса, «большие деньги». Свобода и есть капиталовласть.

Либерализм есть синоним капиталократической формы бытия, где свободой владеет только капитал, причем чем больше денег, олицетворяемых капиталом, тем больше у него свободы и власти. Поэтому истинный либерализм уничтожается изначально, уничтожается Капиталом-Мегамашиной. Но чтобы этим самым не вызвать идеологическое прозрение масс, поднимающее их на борьбу против капиталовласти, он сохраняет (как свою «одежду») «скорлупу» или «оболочку» либерализм.

Мы уже показывали, как под оболочкой либерализма рождается глобальный монетарный технотронный фашизм. Именно германский либерализм 20-х годов родил гитлеровский фашизм. Именно, либерализм США и Европы породил жестокую технотронную войну против маленькой Югославии, в которой из самолетов расстреливалось все двигающееся на земле, мирные люди, старики, дети, уничтожались экономика страны.

В науке либерализм служит основой обоснования либеральной экономики и демократии. Фактически миф свободного рынка, без которого либерализм себя не идентифицирует, является основой стратегий экономического неоколониализма во второй половине ХХ века, в первую очередь стратегий по захвату ресурсов в самостоятельных, казалось бы юридически суверенных в соответствии с Уставом ООН, государств. Пример – постоянные заявления Президента и Конгресса США, что США будут применять свои вооруженные силы, в любой точке земного шара, где появляется угроза их экономическим интересам. А их интересы повсюду: в Югославии, в Саудовской Аравии, в Южной Америке, в Азии, теперь и в России и т. д. Прав Михаил Диченко, петербургский экономист, когда пишет: «Либерализм, который может продолжить существование, только пожирая все больше и больше ресурсов, всегда, облизываясь, смотрел на Россию. Конец 80-х и первая половина 90-х гг. – годы разрушения традиционной обрабатывающей промышленности, основной массы высокотехнологичных предприятий и превращения страны в сырьевой придаток развитых стран, что произошло с большинством колоний в XVIII–XIX вв. Мы специально эти методы и результаты более подробно рассматривали выше на ярком примере Индии. Принципиально ничего с тех пор не изменилось: в ответ на попытки проведения государственной политики поддержки своей промышленности, раздаются голоса о нарушении действия рыночных сил. Международный валютный фонд, как шаман у костра, не устает заклинать: «Финансовая стабилизация! Финансовая стабилизация!» Обожествление и насаждение радикального рынка и всех его сопутствующих структур и правил (давно не действующих, кстати, в самих развитых странах) – старейший метод экономического колониализма» (М. Диченко, 1999, с. 57).

Интересно, что в «Протоколах собраний сионских мудрецов» (для нас неважно, кем создан этот документ, а важно, что он талантлив по своему содержанию, и будучи созданным в конце XIX века или в первые годы ХХ века, оказался прогностичным и хорошо отражает позицию капиталократии) в «протоколе 4» указывается: «…..для того, чтобы свобода окончательно разложила и разорила. общества, надо промышленность поставить на спекулятивную почву: это послужит к тому, что отнятое промышленностью от земли не удержится в руках и перейдет к спекуляции, то есть в наши классы» (С. Нилус, 1999, с. 146). И далее: «Политическая свобода есть идея, а не факт. Эту идею надо уметь применять… Задача… облегчается, если противник заразится идеей свободы, так называемым либерализмом, и ради идеи поступится своей мощью (наше замечание: что и происходит с Россией – СССР в 90-х годах!). Тут-то и проявится торжество нашей теории: распущенные бразды правления тотчас же по закону бытия подхватываются и подбираются новой рукой …» (С. Нилус, 1999, с. 126). Какой рукой? Рукой капиталократии, т. е. рукой власти капитала.

Происходящая капиталорационализация России под видом «рыночных реформ» и под флагом либерализма характеризуется мощным наступлением на экономическую науку в вузах России. Изгоняется марксизм. Труды К. Маркса и Ф. Энгельса не перездаются. Подготавливаемые экономисты в вузах России не знают теории капитала по Марксу, не знают трудов Ленина по империализму. Усиленно внедряется в процесс обучения «экономикс». Этим самым создается поколение экономистов в России, которые специально программируются «колониально мыслить», а это и означает мыслить экономически либерально. В России стала формироваться либеральная феноменологическая экономическая наука, эпигонствующая по отношению к англоамериканской монетарной версии экономики. Так, мировая капиталократия пытается поставить интеллект российской экономической науки под свой контроль и влияние. Конечно, это только тенденция. Не все российские вузы сменили «вывески» кафедр политэкономии на «вывеску» кафедр экономических теорий, не все ученые мгновенно сменили «тогу» марксиста на тогу «либерала», но тенденция либерализации экономической науки России, как процесс ее колонизации, капиталократической мифологизации явно просматривается.