Беглый огонь - Александр Зорич

Глава 11. Дом на деревьях

If you believe the western sun

Is falling down on everyone.

You’re breaking free and the morning’s come.

If you would know your time has come.

За воротник моего комбинезона проникла шустрая ледяная струйка.

Ой! Еще одна!

Вода растекалась по груди, бежала по кубикам пресса, скапливалась в ликерной рюмочке пупа, чтобы оттуда продолжить свое увлекательное путешествие в гущу паховых зарослей, где притаился страшный зверь ху-ху, бойтесь этого зверя, рано созревшие красные шапочки, беспечно идущие к своим бабушкам через лесные чащобы…

Тьфу ты! Струек стало две! И вторая течет по лбу, по скулам и тоже норовит за шиворот.

Я выругался в голос и окончательно проснулся.

Уселся. Шею ломило – как всегда бывает, когда мне приходится спать на чем-либо, помимо моего ортопедического матраса, набитого перегородками грецкого ореха, который я выменял у Самогона на редкий артефакт «снежинка».

Так-так… Где это мы?

На спальном мешке с эмблемой «Справедливости», давно почившего клана, к которому я много-много лет назад принадлежал, растеклась холодная лужа в форме озера Байкал. Волосы мокрые. Шея мокрая. Я поднял глаза.

По крыше, которая находилась в метре от меня, неистово барабанил дождь. Крышей последний раз занимались, как видно, довольно давно. Она успела прохудиться, причем по закону подлости – сразу в нескольких местах надо мной…

Какое счастье, что дождь пошел лишь под утро! Хрен поспишь под такую барабанную дробь. И ладно бы снились тонущие красные шапочки с бюстом не меньше третьего размера, но ведь вместо них всякие мысли в голову лезут. А с ними ненужные сожаления, страхи, воспоминания о Лодочнике!

Грянул гром. Затем еще раз, да так близко, что у меня заложило уши.

Я поморщился – болела голова.

Просачиваясь в комнатку, струи воды барабанили по половым доскам и, когда им это надоедало, споро ускользали в щели между ними, устремляясь к объятой ненастьем земле.

Земля находилась в десяти метрах под нами.

Да, в десяти метрах.

Потому что остаток той памятной ночи, когда пал Речной Кордон, мы с Тополем провели в доме на деревьях, некогда принадлежавшем сталкеру по прозвищу Нашатырь.

Я просидел не менее двадцати минут, флегматично вслушиваясь в осенний дождь.

Дождь был вездесущ – тарабанил в крохотное стеклянное окошко, швырял горсти капель в дверь, атаковал старую крышу.

Меж тем в моем мозгу медленно всплывали многочисленные подробности вчерашнего дня. Вот мы с Лодочником мчимся на чудо-лодке, паря над черными водами Припяти. Вот нас сцапали военсталкеры. Вот мы в капонире, стены которого плесень исписала причудливыми узорами. Наконец, бойня, кровь, мясо, истошные крики нечеловеческой боли и неутоленной ярости…

Помню, как, бросив разрушенный трамплином грузовик, мы бежали к пристани, как нелепо и страшно в сиянии ожившей «пирамиды» погиб Лодочник…

Потом мы с Тополем обнаружили, что пройти к схрону Кабула, как я собирался, никак не получится. И что идти надо дальше.

Самым тяжелым оказался последний участок маршрута – окрестности мертвого города Припять, где кишмя кишели зомби. Пришлось уложить с полдюжины, хотя мы и уклонялись от столкновений как могли. Ситуация осложнялась тем, что мне, и без того теряющему сознание от усталости, приходилось не только нести рюкзак, где имелись запасы на двоих и два спальника, но и понукать Тополя, которому досталось побольше моего – он получил касательное ранение головы.

Но мы все же добрались до рощи великанских грабов. И даже нашли То Самое Дерево – граб, чья феноменально густая крона, дополненная переродившимися, пышными паразитами-омелами, скрывала дом, о самом существовании которого в Зоне знали человек пять, не больше. Дом, который построил Нашатырь.

Я выстрелил в едва заметную мишень на первом ярусе ветвей. С третьего раза попал. Повинуясь немудрящей автоматике, нам на голову свалилась веревочная лестница. Я попробовал ее рукой. И, убедившись, что за прошедший год она осталась такой же крепкой, полез первым. Я знал наверняка, мой пример заставит обмирающего от боли Тополя шевелиться…

– Ну как ты, Костя? – спросил я, когда Тополь наконец проснулся.

Левый глаз моего боевого товарища напух и стал похож на пельмень. Его левый висок украшала плотная нашлепка из спекшейся крови шириной с ладонь. Волосы на голове были всклокочены и спутаны, а на затылке – так и вовсе обожжены.

– Как? Да бывало и хуже, – задумчиво процедил Тополь.

– Это когда еще? – недоверчиво спросил я.

Какая бы ни случилась передряга, она каждый раз кажется мне единственной и неповторимой. Небывало трудной. И беспрецедентно опасной! Такое свойство характера, наверное. А вот у Тополя такого свойства нет.

– Когда? Да хотя бы помнишь, возле Госпиталя, когда мародеры нас на дыбах над канализационным коллектором подвесили… Что-то им нужно было… А, чтобы мы их к своему схрону отвели… У меня потом суставы два месяца крутило. Никакие пилюли боль не брали. Вылечился, только когда к Болотному Доктору сходил. И голову Михая, предателя, ему пообещал…

История, о которой вспомнил Тополь, имела место пять лет назад. Тогда мы были победнее и, соответственно, понахальнее. Не один раз алчность бесплатно закидывала нас в такие мрачные дыры, куда мы теперь и за большие деньги-то не сунемся…

– А я думал, – сказал я, – ты имеешь в виду тот раз, когда Слон на минах анфоровских по неосторожности подорвался. А ты в старинный капкан угодил…

– А-а… Я тогда был уверен – точно кони двину… Оказалось, ерунда. А вот тебя тогда здорово приложило.

Я покачал головой – после того случая я полгода не смотрелся в зеркало. Ждал, когда ожоги подзаживут.

Как ни крути, у нас с Тополем была богатая совместная история. Которая однажды чуть не закончилась. Но вчера вроде бы началась вновь.

– Лечиться будешь? – Я потряс в воздухе флягой.

– Буду… Ч-черт, до чего же мне этот дождь на нервы действует…

В обычном своем состоянии я счел бы остро необходимым подковырнуть Тополя за дождебоязнь.

Ведь сталкеры делятся на две категории. Первая – те, которые ходят по Зоне в дождь, научились это делать виртуозно и получают от этого удовольствие. И вторые, которые дождь ненавидит, а все его преимущества (в виде четко оконтуренных аномалий и относительного безлюдья) считают несущественными.

Такие ни за что не пойдут по Зоне сквозь плотную завесу водяных струй, будь они даже в самом расчудесном защитном экзоскелете. Их, видите ли, одолевают дурные предчувствия.

Обычно сталкеры первой категории не выносят сталкеров второй. Но у нас с Тополем все было мирно. Хотя я был из «категории один», а он – из «категории два».