Честь - Элиф Шафак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет мудрости без глупости
Деревня вблизи реки Евфрат, 1961 год
В полдень тишину над маленькой курдской деревней взорвал пронзительный крик муэдзина. Эдим ощутил, как внутренности его тоскливо сжимаются. Время тянулось томительно медленно и при этом слишком быстро. Он отложил свой отъезд в Стамбул на несколько дней, но откладывать дальше было невозможно. Вместе с деревенским головой он пошел в мечеть и в первый раз со дня побега матери стал молиться.
– Аллах, мой Повелитель, я знаю, что неусерден в молитве, – шептал он, сидя на коврике. – Я не постился в прошлый Рамадан. И в позапрошлый тоже. Но прошу Тебя, помоги мне. Пусть для Джамили никогда не будет других мужчин, кроме меня. Никогда!
– Ты чего такой квелый, парень? – спросил деревенский голова, когда они вышли из мечети на залитую солнечным светом улицу. Несмотря на яркое солнце, день был прохладный.
– Я должен на ней жениться!
– А ты не слишком молод для этого?
– Я достаточно взрослый для помолвки.
– Да, но у тебя даже нет работы. И ты еще не отслужил в армии. Зачем такая спешка?
За день до этого Эдим ходил в воинскую часть, чтобы встретиться с братом. Вместе они составили телеграмму, которую Эдим отправил Тарику в Стамбул.
БРАТ, Я ВСТРЕТИЛ ДЕВУШКУ ТЧК НЕ МОГУ БЕЗ НЕЕ ЖИТЬ ТЧК ЗНАЮ, ЧТО СЛИШКОМ МОЛОД ТЧК НО НА ВСЕ ВОЛЯ АЛЛАХА ТЧК СОБИРАЮСЬ ЖЕНИТЬСЯ ТЧК НУЖДАЮСЬ В ТВОЕМ БЛАГОСЛОВЕНИИ ТЧК И В ДЕНЬГАХ ТЧК
Об этом Эдим не стал сообщать своему покровителю. Вместо этого он сказал:
– А зачем медлить? Я встретил девушку, о которой мечтал всю жизнь. Я умру, если мы не будем вместе.
– Тогда ты должен поговорить с ее отцом.
– А если он скажет, что знать меня не желает?
– Не волнуйся. Я замолвлю за тебя словечко. Поверь, Берзо не кусается.
– А почему вы мне помогаете? – спросил Эдим после недолгой паузы.
Его собеседник усмехнулся:
– Потому что кто-то должен это сделать. Ты не похож на человека, способного устроить свою жизнь без посторонней помощи.
Добиться встречи с отцом Джамили оказалось куда проще, чем воображал Эдим. Трудность состояла в том, чтобы навести беседу на волнующий его предмет. Никогда не отличавшийся разговорчивостью Берзо после смерти первой жены и старшей дочери Хейди окончательно превратился в молчальника. Когда Эдим явился в дом будущей невесты, в сопровождении деревенского головы и с коробкой пахлавы под мышкой, его встретил хмурый человек с насупленными бровями и неприветливым взглядом.
– Я пришел поговорить о вашей дочери, – отважился произнести Эдим, после того как им подали чай и сушеные фрукты. Вспомнив, что у этого человека множество дочерей, он уточнил: – Я имею в виду вашу дочь Джамилю. Достаточно Красивую.
– Не зовешь ее так! – на ломаном турецком отрезал Берзо.
– Простите… – пробормотал Эдим.
Отец Джамили изверг поток слов по-курдски, который деревенский голова перевел кратко:
– Он сказал, только покойная мать девушки могла называть ее Достаточно.
Растерянность Эдима граничила с отчаянием. К счастью, деревенский голова пришел ему на помощь.
– Конечно, этот молодой человек здесь чужой, – изрек он. – Но он достойный юноша и происходит из уважаемой семьи. Я знаю его отца. У Эдима честные намерения. Он хочет жениться на твоей дочери.
Отец Джамили снова заговорил по-курдски, и покровитель Эдима снова ограничился кратким переводом:
– Он говорит, что просить руки девушки положено по-другому. Где твои родители?
– Моя мать умерла, – солгал Эдим. – А отец тяжело болен. – Это, по крайней мере, было чистой правдой. – У меня есть два брата. Старший, Тарик, для меня как отец. Я уже послал ему телеграмму.
Погрузившись в напряженное молчание, все трое прихлебывали чай, заедая сушеными финиками. Наконец отец Джамили произнес:
– Ты не можешь на ней жениться. Она уже сосватана.
– Что?!
Эдим ушам своим не поверил. Почему она это скрыла? Он повернулся к деревенскому голове, но тот отвел глаза.
Снова перейдя на ломаный турецкий, Берзо сообщил:
– Она обручалась нашему родственнику. Следующий год будут жениться.
– Но…
– Если хочешь мою дочь, берешь Пимби. Она такая же. Любить одну, любить другую.
Эдим покачал головой, в глазах его вспыхнул дерзкий огонек.
– Нет. Я хочу жениться на Джамиле. Никто не заменит мне ее. Выдайте Пимби за своего родственника.
Берзо допил последний глоток чая, вытер губы и издал нечто вроде утробного ворчания.
– Такого не бывать. Мой последний слово.
Когда Эдим и его спутник вышли в сад, юноша всплеснул руками и заорал:
– Что это значит?!! Объясните мне, наконец! Почему вы скрыли от меня, что она сосватана?!!
Деревенский голова невозмутимо вытащил кисет и принялся сворачивать папиросу.
– Год назад Камила, старшая сестра Джамили, собралась замуж. Но перед самой свадьбой между двумя семьями вспыхнула ссора. Не помню, в чем там была причина, но кончилось дело скверно. Берзо отменил свадьбу. Семья жениха была так этим оскорблена, что они похитили Джамилю.
– Что? – выдохнул Эдим.
– Несколько дней они ее где-то прятали. Потом Берзо послал к ним гонца и сообщил, что согласен на свадьбу Камилы. Тогда они вернули Джамилю.
– И что они… с ней сделали?
– Гмм, этого никто не знает. Они утверждали, что никто к ней пальцем не прикоснулся, но они могли и соврать. Сама девушка никому ничего не рассказала. Ее отец несколько раз поколотил ее, но так ничего и не добился. Ее осматривала повитуха. Сказала, у Джамили нет девственной плевы, но некоторые девочки бывают такими от рождения.
Эдима била дрожь.
– Тут пришла хорошая новость, – продолжал его собеседник. – Семья жениха Камилы выразила согласие взять Джамилю в качестве невесты для своего престарелого родственника. Вдовца. Так что ее честь спасена.
– И вы об этом знали! – с укором выдохнул Эдим.
– Голова обязан знать все, что происходит в его деревне.
– Почему же вы мне ничего не сказали?
– Думал, судьба смилуется и ты все-таки ее получишь. К тому же ты должен был все узнать сам.
Эдим, охваченный гневом и досадой, слушал вполуха.
– А я-то считал вас своим другом! Полагался на вашу мудрость!
– Никто из живущих на земле людей не наделен одной лишь мудростью, – возразил деревенский голова. – Все мы наполовину мудрецы, наполовину глупцы. Мудрость и глупость неразделимы. Точно так же, как неразделимы гордость и позор.