Ключ дома твоего - Рагим Гусейнов

* * *

В последнее время Шямсяддин все чаще ловил себя на мысли, что проблемы семинарии стали интересовать его гораздо больше, чем того требовала сфера его интересов. Каждый раз, как возникал подходящий момент, он старался прийти в семинарию, поговорить с его преподавателями, учащимися. Чем мог, он старался оказать им содействие, в решении различных житейских вопросов, но и сам понимал, что это всего лишь предлог. А основное было то, что ему хотелось увидеть Айшу. Впервые в своей жизни он терялся в присутствии женщины. Конечно, он и раньше встречался с женщинами, один раз чуть даже не женился. Это было сразу же после его возвращения с фронта в Баку, где он учился в военном училище. Она была медсестрой, и познакомились они, когда Шямсяддин проходил медкомиссию, и она должна была взять у него кровь. Они несколько раз встретились, он даже был у них в гостях, познакомился с ее родителями. Ему казалось, что он любит ее, но впоследствии он никак себе не мог объяснить, что заставило его отказаться от этого шага. А когда появилась возможность уехать на новую работу в Казах, он согласился с радостью. И спустя некоторое время он поймал себя на мысли, что совсем не вспоминает ее, а вспоминая, ему не хочется, сломя голову, все бросив, бежать к ней.

С Айшой все складывалась по-другому, уже первая встреча поразила его. Сказать по правде, он не ожидал увидеть в доме покойного Садияра столь молодую женщину. Слово "вдова" ассоциировалось у него с женщиной преклонных лет, одетой во все черное, злобной и нелюдимой. И когда открылась дверь, и на пороге он увидел молодую, полную сил, стройную, высокую женщину, он опешил. Ему показалось, что он ошибся домом. Шямсяддин забыл обо всем, и если бы другая женщина, что стояла рядом, не пригласила его зайти, он еще долго так и стоял бы под дождем с непокрытой головой.

* * *

Обучение Айше давалось легко, еще покойный Садияр, обучая ее письму, отмечал ее память, способность быстро и точно выполнять упражнения. Новый алфавит она усвоила быстро, гораздо раньше, чем ожидалось. Ей понравилось учиться, узнавать новое, доселе неизвестное. Садияр ей раньше много читал, рассказывал об увиденном в других странах, об их обычаях, традициях, праздниках и обрядах. Здесь это все ей вспомнилось снова. В душе она была благодарна Шямсяддину за то, что он предоставил ей такую возможность, и не только за это, хотя в этом она себе признаваться не хотела. Как и всякая женщина, она сразу же догадалась, что заставляет Шямсяддина почти каждый день появляться перед семинарией. И хотя он каждый раз делал удивленное лицо, что, мол, рад столь неожиданной встрече, сердце женщины не обманешь. Неожиданно для себя она отметила, что ей приятно это внимание чужого человека. Оно заставляло Айшу теперь критически относиться к своему внешнему виду. Сейчас, после стольких лет, она снова смотрелась в зеркало. Однажды ее за этим занятием застала Лейли, Айша смутилась, как будто совершила что-то постыдное, а Лейли радостно бросилась ей на шею и целуя приговаривала:

- Ты у меня самая красивая, ни у кого нет такой. Ты знаешь, как я тебя люблю? Очень-очень! Только ты всегда будь такой, как сейчас. Хорошо?

Слова, которые говорил ей Шямсяддин при встречах, были обычными, какими обмениваются знакомые между собой люди, но каждый раз Айша чувствовала, что сказать он хотел совсем другое, она ждала эти слова и в то же время боялась услышать их. Она еще была не готова поменять свою жизнь.

Учителя ее уважали, им понравилась эта молодая, энергичная женщина, гордая, уверенная в себе. Она быстро усваивала необходимый учебный материал, а умение анализировать, обобщать, делать выводы, а главное, задавать умные, ясные и четкие вопросы быстро выделили ее среди остальных курсантов. Уже неоднократно директор, да и другие учителя, предлагали ей остаться в семинарии, продолжить обучение до полного окончания курса, а затем поехать в Баку, в университет. Предложение было столь неожиданное, что вначале Айша смутилась, но потом улыбнулась, поблагодарила и пообещала подумать. А что тут думать, разве могла она бросить все и уехать сломя голову одна в чужой город. Но если вначале она это предложение просто отвергла, то в последнюю неделю она все чаще и чаще вспоминала об этом. Особенно по ночам. В эти долгие осенние ночи она мечтала о далеком городе Баку, в котором никогда не была, о море, которого никогда не видела, но много слышала и уже любила всем сердцем, об университете, в котором бы училась. И всегда в этих мечтах, хоть мельком, присутствовал Шямсяддин: то он стоит у моря, то показывает ей и Лейли город, то что-то рассказывает, потом снова рассказывает и смотрит только на нее, потом улыбается, так, как может только он один, и она просыпалась. Проснувшись, она долго потом лежала с открытыми глазами, вспоминая увиденное.

В последний день обучения Айши в семинарии Шямсяддина не было ни с утра, ни вечером после занятий. Айша даже остановилась, нерешительно посмотрела вокруг.

- Айша ханум, вы кого-то ищете? - спросил ее проходящий мимо учитель педагогики.

- Нет, никого, спасибо. Я просто задумалась.

- Наверное, грустно расставаться с нашей семинарией?

- Да, грустно. Вы правы.

- Ничего, все будет хорошо, - пообещал учитель и пошел дальше.

Айша тоже улыбнулась и пошла в сторону дома тетушки Билгеис. Она уже подходила к нему, когда, завернув за угол, увидела Шямсяддина. Он стоял у обочины и курил. При виде Айши он, бросив сигарету, шагнул ей навстречу. Его решимость смутила Айшу, она вся похолодела, опустила глаза, хотела пройти мимо Шямсяддина, но он, вдруг взяв ее за руку, заставил остановиться.

- Подожди, Айша, - впервые он обратился к ней на ты, прямо по имени, не прибавив уважительного "ханум", но столько в голосе его было тепла, что Айша не почувствовала себя оскорбленной.

- Не нужно, Шямсяддин. Люди увидят, - подняла она свои глаза, полные слез.

- Пусть видят. Я что, вор? Мне нечего стыдиться, ты мне нравишься. Давно, с самого первого раза, я не могу забыть тебя.

- Прошу тебя, не надо об этом, - снова она хотела уйти.

- Почему? Ты одна, я холост. Что нам мешает? - снова остановил ее Шямсяддин.

- Я не одна, у меня есть дочь, Лейли.

- Я знаю. Ну и что? Будем жить вместе.

- Это неправильно, Шямсяддин. Я вдова, не пара я тебе. Найди себе другую. Девушку. Вон их сколько. Любая за тебя пойдет.

- Мне ты нужна.

- Нет, это неправильно.

- Откуда ты знаешь, что правильно, что нет?

- Так не должно быть, - твердила свое Айша.

- А как должно быть? Кто мне это скажет? Я не знаю, как мне поступить, к кому обратиться. Нету здесь у меня никого, кто бы пришел вместо меня в дом твоих родных, сватать тебя за меня. Да и не знаю я, в какой дом, в какое село послал бы я их. Потому вот я сам и решил быть себе и сватом, и братом.

- Я не то имела в виду, когда говорила, что так не должно быть. Шямсяддин, пойми, мы не можем быть вместе. Не надо тебе жениться на вдове. Неправильно это, - снова повторяла она.

- Айша, послушай...

- Нет, не могу я, прости меня, Шямсяддин, - сказала Айша и, вырвавшись, побежала к воротам.

В дом она вбежала вся красная, разгоряченная, тяжело дыша, и быстро, ничего никому не говоря, прошла в свою комнату. Как была, в одежде, она бросилась в постель и уткнулась в подушку.

* * *

На следующий день с утра Айша, наскоро простившись с гостеприимными хозяевами, уехала в Сеидли. Лейли, погостив немного у бабушки Сугры, вскоре вернулась в Вейсали. О Шямсяддине ничего слышно не было. Не заезжал он больше в их село, и, казалось, все забылось. Айша сразу же по возвращении пошла в сельсовет, как ей сказали в семинарии, и предложила уже на следующей неделе начать занятия в школе. Ей сразу же выдали ключи от большого приземистого здания, бывшего амбара, где до отъезда бывшего учителя в Турцию располагалась начальная школа. Весть о том, что Айша, вдова Садияр-аги, будет учительствовать, быстро распространилась по селу, в каждом доме обсуждали эту тему. Мнения разделились, одни считали, что не пристало жене такого человека, Аги - местного помещика, хотя и покойного, заниматься с чужими детьми. Другие, наоборот, приветствовали этот ее шаг, считая, что этим она оказывает неоценимую услугу делу просвещения и прежде всего жителям села.

Первое время учеников в ее школе было немного, пять-семь человек, но уже через полмесяца она занималась уже с двумя группами детей. Первая группа приходила с утра, а другая сразу же после обеда. Уходила она из дому с утра и поздно вечером возвращалась. Сугра гордилась Айшой, она видела, как уважительно стали к ней относиться не только женщины, но и мужчины. Как вставали они в ее присутствии, слушали внимательно, согласно кивая головой. Дети обожали свою новую учительницу. Как губка, впитывали они каждое слово Айши, и она отвечала им взаимностью.

Но, не все проходило гладко. Став учительницей, проходя каждый день через все село к зданию школы, ожидая там детей, а по вечерам, закрыв двери, возвращаясь одна домой, Айша, казалось, перешагнула какой-то невидимый рубеж, и уже ее не окружал ореол вдовы Садияр-аги. Если раньше никто просто не посмел бы посмотреть на нее иначе, как на хозяйку Сеидли, то теперь Айша иногда ловила на себе слащавые, полные похоти взгляды. Спиной чувствовала она, как некоторые мужчины нагло разглядывают ее, слышала их шепот и смешки, краска стыда заливала ее лицо, но ничто не могло остановить, свернуть ее с выбранного пути.