Экзамен - Леонид Сотник

В самой Бухаре, если мои данные не грешат против истины, вы имеете восемь тысяч штыков и семь с половиной тысяч сабель. Это без учёта афганских отрядов. Так?

— Так, — легко согласился тупчи-баши.

— Кроме того, вы имеете 23 орудия…

— Какие орудия? Вы считаете те, которые белый царь подарил нашему эмиру после Крымской войны? Но ведь в их жерлах вороны давно выводят своих птенцов!

— Я не берусь судить о достоинствах всей вашей артиллерии, — не смутился Бейли, — но что касается пятиорудийной батареи пушек Гочкиса, то она представляет собой вполне современное оружие. Не так ли? Кроме того, у вас имеется 32 пушки в других городах эмирата и 27 тысяч ополченцев.

А если вы в один прекрасный момент поставите под ружьё 20 тысяч ваших учёных лоботрясов, я имею в виду мулла-бачей, то вашему воинству не будет равных на всём Востоке. Ай-ай-ай, ваше превосходительство, — скрипуче засмеялся Бейли, — вам ли прибедняться?

— У нас мало патронов, — закричал тупчи-баши, брызгая слюной. — У нас…

— У вас мало мужества, — перебил его Бейли. — Ваши офицеры и сарбазы ожирели от безделья, обожрались пловом. Я слышал, что военный министр больше времени проводит в своём гареме, чем на плацу для учений. Может быть, и это неправда?

— Клевета! — орал тупчи-баши. — Оболгали! — Чалма сбилась ему на затылок, обнажив потную лысую голову. — Я денно и нощно пекусь о войске эмира, я денно и нощно…

Но закончить военный министр не успел. Тихонько скрипнула задняя дверь. Все обернулись. На пороге стоял человек в белой чалме с павлиньими перьями и крупной бриллиантовой заколкой. Рыжие кудри ниспадали сальными завитушками на эполеты, обшитые золотой мишурой. Свитский генеральский мундир времён последнего императора был изрядно поношен, брюки потёрлись на коленях, а аксельбанты на груди напоминали связку гнилых бананов. И всё же в рыхлой фигуре вошедшего было столько властности, что Бейли сразу же сообразил, кто перед ним. Он жадно всматривался в обрюзгшее, поросячьей розовости лицо, в тусклые, заплывшие жиром глазки в надежде отыскать в них приметы ума, но увы… «Таких морд, — подумал майор, — в базарных лавках можно встретить не менее дюжины. Купчик. Но может быть, внешность обманчива?»

Первым опомнился тупчи-баши. С проворством юноши он вскочил на кривые ноги и запричитал, прижимая ладони к груди:

— Мархамат, мархамат, ваше высочество! Солнце, ярчайшее солнце осветило наш жалкий дастархан, согрело нашу скучную деловую беседу. Прошу вас, ваше высочество, прошу…

Военный министр суетился, как повитуха у постели роженицы. Он то расшвыривал, то собирал в кучу шёлковые подушки, перебирал пиалушки, хватался за чайники, зачем— то запустил пальцы в кислое молоко и, видно абсолютно одурев от подобострастного восторга, сунул всю пятерню в рот.

А его высочество продолжал стоять на пороге и глядеть не мигая на всю эту суету, на неподвижные фигуры пришельцев.

— Кто такие? — спросил он наконец тусклым голосом. — Этот… — ткнул в сторону Бейли пальцем. — Англичанин?

— Посланец дружественной нам империи, — залебезил тупчи-баши. — Я ведь докладывал вашему высочеству.

— Помню, — сказал эмир и двинулся к дастархану. Ступал он грузно, медленно, аккуратно переставляя ревматические ноги.

Бейли, а за ним Камол вскочили с курпачи, щёлкнули каблуками.

— Честь имею. Майор Бейли.

Эмир в задумчивости протянул ему руку ладонью вниз, видно, для целования, потом, что-то вспомнив, опустил руку вдоль тела.

— Очень хорошо, майор, — сказал он по-английски тем же тусклым голосом, и на лице его не дрогнул ни один мускул. — Мы давно вас ждём. Прошу садиться.

На Камола их высочество не обратил ни малейшего внимания. Он медленно опустился на подушки и потянулся рукой к блюду с миндалём.

— Здоров ли его величество? — спросил эмир и с хрустом разгрыз оболочку миндаля.

Бейли ревностно служил короне, но лицезреть короля Великобритании как-то до сих пор не сподобился. Однако, чтобы не нарушать этикета, он заверил эмира, что его величество чувствует себя превосходно, что королева, а также королевские отпрыски тоже пребывают в добром здравии. Но эмиру показалось мало, а потому пришлось по ходу дела выпустить устный медицинский бюллетень о состоянии здоровья премьер-министра, членов британского кабинета, их жён и родственников.

Как трудно на Востоке начать деловую беседу!

Всё же через час, когда светские темы были исчерпаны, Бейли решил атаковать.

— Моё правительство, — начал он, стремясь придать своему голосу твёрдость дамасской стали, — хотело бы знать: когда войска эмирата начнут активные действия против большевиков?

В заплывших глазках Алим-хана промелькнула какая-то искра и сразу же потухла.

— Войска ислама всегда готовы к битве с безбожниками, ибо сказано в Коране: сокруши врага своего, отдай на поругание дом его… — Эмир сморщил лоб, согнав в гармошку жирные складки. — Как там дальше? — Не дождавшись подсказки, закончил со вздохом: — Так и передайте его величеству и господину премьер-министру.

— Но нас интересуют конкретные сроки, — настаивал Бейли. — Мы должны строго увязывать наши действия с вашими.

И тут Бейли увидел, что доселе неподвижное лицо эмира вдруг расплылось в сладчайшей улыбке,

— Но ведь это не от нас зависит! Это зависит от англичан. Как только войска генерала Малессона прорвут Закаспийский фронт красных, моя доблестная армия тут же… Вот так.

Хорошо тренированному, бывавшему в сотнях переделок шпиону стало не по себе. «Да он не так прост, этот рохля, — подумал Бейли. — Этот купчик, если захочет, возьмёт свою цену». А вслух сказал:

— Прорыв Закаспийского фронта — дело считанных дней.

— Очень хорошо, — кивнул головой Алим-хан. — Но мы хотим действовать наверняка. Англичанам приходилось сражаться с русскими? Да, помню, в Крымскую войну. Вы их тогда победили? Да, помню, победили. Мы тоже сражались с русскими., но… — Эмир выдержал паузу. — Но не победили. Дважды проигрывать сражение под стенами одного и того же города владыкам из династии Мангитов не подобает.

Тут Бейли почувствовал, что потерял нить мысли его высочества — он плохо знал историю Бухарского эмирата.

— Я не совсем понимаю, о чём вы говорите…

— Сейчас поймёте, — нежно улыбнулся эмир и хлопнул в ладоши. Он приказал вошедшему слуге разыскать в библ потёке трактат Ахмада Дониша «История Мангитской династии» и прислать его в зал приёмов вместе с придворным чтецом. — Наш гость, наверное, не знает, кто такой Дониш? Это был очень зловредный старик, служивший при дворе моих предков. Жаль, что они не догадались вовремя перерезать ему глотку, но книга его, хоть и полная крамолы, всё же может заинтересовать нашего уважаемого гостя. Пусть господин майор послушает рассказ о том, как мой дед Музаффар пытался однажды взять Ташкент.

Не прошло и десяти минут, как в комнату вошёл чтец с толстым свитком под мышкой и, почтительно поклонившись собравшимся, принялся за чтение.

— «… Там, где остановился эмир, возвышался пышный царский шатёр. От него до поля сражения был примерно один фарсах, так что звук литавр достигал до его шатра. Эмир под тенью шатра был занят игрой в шахматы. Толпа чтецов читала газели. Эмир следил за тактом барабанного боя, постукивая ногой. Временами он приказывал отправить прислужника к начальнику артиллерии Салимбию и начальнику войска Ширали с приказом сохранить русскую казну, чтобы она не попала в руки нукеров и чтобы они не разграбили её и не убивали бы много русских, а брали живыми, чтобы затем включить их в состав сарбазов и они выполняли бы военную службу. А в тылу войска Яхья Ходжа Туркмен, который имел звание ахунда и отличался глупостью, забросив конец чалмы за спину и держа в руках большой лист, перечислял превосходства священной войны и призывал воинов к стойкости. Но в это время русские, начав атаку, захватили пушки и два-три раза одарили картечью борцов за веру ислама. Все как будто ожидали возможности бегства и предпочли бегство стойкости. Первым побежал Яхья-ахунд, сбросив чалму. Тогда доложили его высочеству, что войско изменило и обратилось в бегство. Эмир в полной растерянности вскочил на неосёдланную лошадь, не успев надеть халат и чалму на голову… Так, бросив шахматы, он сел на коня и ускакал… Во время бегства эмиру некогда было даже справить своей нужды, и он это сделал с седла, замочив свои штаны; и лишь к вечеру, добравшись до кишлака Хавас, он сошёл с коня. Нескольким слугам, которые присоединились, приказал помыть одежду. Утром, к восходу солнца, стали собираться вокруг него некоторые военачальники. Эмир украсился свежей одеждой. Таким образом, когда добрался до Самарканда, к нему присоединилось около пятисот человек. Примерно двести тысяч человек войска были рассеяны».