Кошки не плачут - Соня Сэнь

— Ты в точности повторяешь слова Лолли, — с горечью заметила я. — Это глупо. И это не любовь. Гипноз, внушение, что угодно — но не любовь.

— Откуда ты знаешь? Ты никого не любила.

— Я уйду от Вика, если он будет со мной так обращаться.

— Посмотрим, Шеба. Посмотрим.

Какое-то время мы молча отхлебывали остывшее какао из чашек, потом Рэй, не глядя на меня, хмуро спросила:

— Он что, так хорош?

— Кто?

— Этот Лолли. Что он вообще из себя представляет?

— Тебя это волнует? Не на другую же девушку Люций тебя променял.

— Тем более. Он хорош собой?

— Ему нет и шестнадцати, так что вопрос о внешности отпадает. Закон о совращении несовершеннолетних распространяется и на вампиров.

— Возможно, он только выглядит на шестнадцать, Шеба. Ты же знаешь, как обманчива бывает юность вампира…

— Нет, Рэй. Тут я права. Он сам мне сказал. Он еще ходит в школу, а твой Лю с ним спит!

— Он больше не мой. И с кем ему спать, решать не тебе.

— Правильно. Ты ведь тоже несовершеннолетняя.

— Была ею еще пару дней назад. В Нью-Эдеме совершеннолетием считается достижение восемнадцати лет, а не двадцати одного года, ты забыла?

Черт возьми, я и правда забыла. Нью-Эдем — город-государство, которым управляют человек и вампир, контролируемые Городским Советом. Многие законы здесь трактуются слишком вольно. Взять ту же Пустошь: сколько скандалов было вокруг этого решения! Держать оборотней практически у себя под боком, за городской стеной! В остальных странах вервольфов вылавливали и вывозили на отдаленные, тщательно охраняемые острова. Жить там можно было. Точнее, существовать. Зато не страдали невинные граждане. На мой взгляд, подход жестокий, но разумный и более чем оправданный. Куда большей жестокостью было выселить оборотней Нью-Эдема за Стену, в безжизненную Пустошь, отгородив их от внешнего мира лазерными сетками и заборами, к которым подавался ток убийственного напряжения, и периодически устраивать их отстрел. Забава для любителей острых ощущений и экзальтированной молодежи. Тьфу! И мало кто помнил — или хотел помнить — о том, что монстрами эти изгои становились только ночью. Днем они по-прежнему были людьми — с такими же точно чувствами, мыслями, желаниями. Кошмар.

Но больше всего мне не нравился закон, допускавший свободу передвижения вампиров по территории Города Смертных. Да, ворота открывались лишь в дневное время, когда две трети упырей смотрели свои кровавые сны, но оставшаяся треть беспрепятственно гуляла по нашим улицам! Впрочем, при желании они могли делать это и ночью, и подловить их было почти невозможно. Убийства продолжались — только на законных основаниях. И все старательно делали вид, что ничего не происходит.

— Так каков он с виду? — не отставала Рэй. Она что, мазохистка? Что ж, если ей нравится расковыривать кровоточащую рану, это не мое дело. Надоело учить людей уму-разуму.

— Он довольно мил, если тебе интересно.

— Мил? Хочешь сказать, он симпатичный?

— Даже очень. Я бы сказала — очаровательный. Большие синие глаза, невинное личико. Стройняшка-милашка. Теперь ты довольна?

Губы ее скривились, но в глазах загорелся гнев. Такой она мне больше нравилась. Уж лучше злость, чем боль.

— Красивее меня?

Я против воли расхохоталась.

— О чем ты? Как можно сравнивать парня с девушкой? Он хорош, и ты хороша, но вы разные, совсем разные, Рэй! Кроме того… Люцию явно не одна сотня лет, а ты все еще наивно веришь, что он способен на вечную любовь? Он не может быть с кем-то слишком долго. Особенно — со смертной.

— Ты права, я знаю. Я веду себя глупо. Но я так надеялась… так верила, что…

Она замолчала, спрятав лицо в ладонях. Мне хотелось протянуть руку и погладить ее по плечу, но я удержалась — Рэй все-таки была крепким орешком и не любила, когда ее жалели. Даже близкие люди.

— Ладно, — сказала она, отнимая ладони от лица и глядя на меня странно сухими, ничего не выражавшими глазами, — хватит ныть. Сегодня мы обе прогуляли пары. Надо срочно наверстывать упущенное, или нас пинками погонят из Университета.

— Ну, тебе это вряд ли грозит, а вот мне… У некоторых преподавателей давно пятки чешутся навешать мне пинков.

Рэй фыркнула.

— Сильно сомневаюсь, что кто-то на это отважится.

… Пара недель пролетела без происшествий. Убийства сбесившегося оборотня прекратились, и комендантский час было решено отменить (не без участия возмущенной молодежи, тягу к развлечениям которой не сумела бы отбить и стая вервольфов). Тем не менее, я почти не покидала кампус после наступления темноты. Не потому, что опасалась вновь столкнуться с Фэйтом или, того хуже, Люцием, — просто учеба отнимала все мое время. Я решила всерьез взяться за ум. Долгими октябрьскими вечерами мы с Рэй сидели на полу, обложившись учебниками, справочниками, тетрадями и пухлыми томами энциклопедий, потягивали какао и лениво переговаривались о всяких пустяках. Рэй за эти пару недель заметно осунулась и похудела, и в синих глазах больше не было того задорного огонька, который меня так в ней притягивал, но, кажется, она пошла на поправку. Один раз даже сходила на свидание с капитаном университетской футбольной команды. Я ее понимаю — высоченный накачанный блондин, не лишенный, как ни странно, зачатков интеллекта, был причиной бессонницы половины наших однокурсниц.

С Виком мы встречались регулярно, пару раз в будни и обязательно — по выходным. Дома у него я больше не бывала — из кинотеатра или кафе он подвозил меня в кампус, провожал до двери и чуть ли не целомудренно целовал в щеку (или в губы, если я была достаточно настойчивой). Он обращался со мной, как с маленькой девочкой, и это меня просто бесило. Но порой мне казалось, что он почему-то боится продолжения наших отношений, боится, что они могут привести к чему-то серьезному. Я видела и чувствовала, что его влечет ко мне, и с каждым днем все сильнее, и что ему все труднее с этим бороться, но не понимала, зачем он так себя сдерживает. Словно боясь самого себя.

Что ж, его дело. Я не собиралась облегчать ему работу. Наоборот, поддразнивала его при всяком удобном случае. Даже купила пару откровенных кофточек, что раньше бы и в голову мне не пришло. Мне нравилось наблюдать, как разгораются мерцающими золотистыми огоньками его темные глаза, теплыми, но опасными, как напрягаются все мышцы его сильного тела, такого родного, такого желанного. Пусть сопротивляется сколько угодно, все равно победа будет за мной — это вопрос времени. И моего терпения. Это было даже забавно.

Арк настоял, чтобы я познакомила его со своим «ухажером». Я не стала утаивать от друга тот факт, что Вик — полукровка. Это, конечно, не изменило отношения к нему Карателя в лучшую сторону, но я не привыкла лгать Арку ни в чем. Пусть между этими двумя и не было взаимной симпатии, но и вражды, по крайней мере, открытой, не наблюдалось. Они просто терпели существование друг друга в моей жизни. Арк был вынужден признать, что Вик — надежный парень: привозил меня в кампус не позднее одиннадцати вечера, вел себя примерно, обращался бережно. С таким парнем нечего было бояться. Впрочем, для меня это не играло такой большой роли — я и сама могла (и умела) за себя постоять. И все же — надо это признать — было приятно иметь такого заботливого и нежного защитника.