Избранные труды - Борис Волженкин

Применительно к служащим государственных учреждений, организаций и предприятий автор в своих исследованиях уделял немало внимания анализу тех полномочий, наделение которыми позволяет считать субъекта должностным лицом.

На протяжении многих лет судебная практика непоследовательно и противоречиво решала вопрос о возможности привлечения к уголовной ответственности за должностные преступления представителей той группы государственных служащих, которые по классификации, предусмотренной «Единой номенклатурой должностей служащих» (ЕНДС), отнесены к категориям специалистов (инженеры, экономисты, агрономы, врачи, преподаватели и др.). Автор отстаивает точку зрения, что профессионально-производственна я деятельность специалистов может быть связана с выполнением организационно-распорядительных или административно-хозяйственных полномочий по управлению людьми, распоряжению или управлению материальными ценностями, совершением по службе юридически значимых действий, влекущих правовые последствия, и что, следовательно, акты поведения одних и тех же лиц в различных аспектах их деятельности могут иметь и должностной и не должностной характер (1, с. 90–99; 2, с. 21–29; 3, с. 73–78; 25, 21). Такой подход соответствует законодательному определению понятия должностного лица (примечание к ст. 170 УК РСФСР), где, в частности, сказано, что должностными являются лица, занимающие должности, связанные с выполнением организационно-распорядительных или административно-хозяйственных обязанностей. Эта позиция получила поддержку в п. 4 постановления Пленума Верховного Суда СССР от 30 марта 1990 г. «О судебной практике по делам о злоупотреблении властью или служебным положением, превышении власти или служебных полномочий, халатности и должностном подлоге».

В то же время автор выступает против неосновательного расширения круга субъектов должностных преступлений, в частности, возможности привлечения к ответственности за получение взятки медицинских работников в связи с оказанием профессиональной медицинской помощи (А К. Квициния), судебных экспертов (Ш. Г. Папиашвили, А. Я. Светлов и др.), корреспондентов средств массовой информации (Л. Мариупольский, М. Якубович), спортивных судей (А. Н. Игнатов) и др. (1, с. 92, 96–97; 2, с. 22–23, 26–27; 3, с. 14–16, 77).

В связи с встречающимися в практике случаями подкупа судей и других участников спортивных состязаний заметим, что дальнейшая профессионализация и коммерциализация спорта, организация в связи с этим всякого рода лотерей, спортивного тотализатора и т. п., еще в больших масштабах будут привлекать внимание организованной преступности и неминуемо повлечет расширение попыток подкупа судей, спортсменов и других участников спортивных соревнований. Отсюда возникает необходимость установления уголовной ответственности для участников подобных сделок.

3. Проблема корыстного мотива и корыстной цели как обязательных признаков составов некоторых злоупотреблений по должности.

В течение всего периода проведения исследования эта проблема оставалась актуальной.[200] Игнорирование корыстного характера некоторых злоупотреблений по должности или чрезмерно широкое толкование корыстного мотива и цели привели к появлению концепции некорыстных хищений, ошибочному пониманию «хищения в пользу третьих лиц» и, как следствие, к незаконному осуждению за хищения многих хозяйственных руководителей. В научной литературе в оправдание подобной практики нередко высказывались идеи, что для существа хищения путем растраты или путем злоупотребления служебным положением безразлично, чем руководствовался расхититель и какие у него были мотивы, и что мотив при этом не всегда может выражаться в стремлении извлечь выгоду только имущественного характера (С. А. Тарарухин, Э. С. Тенчов, И. Г. Филановский и др.).

Последовательное проведение этой позиции как раз и приводило к признанию хищениями государственного и общественного имущества любых случаев умышленной незаконной передачи имущества другим лицам – в частности, так называемым «щабашникам», вызванных соображениями производственной необходимости, «ложно понятыми, узковедомственными интересами» и т. п.

Критикуя эти взгляды и подходы, автор исходил из положений закона, не отождествляющих корысть с любой иной личной заинтересованностью, и этимологического значения слова «корысть», «корыстолюбие», определяемых как страсть к приобретению, стремление к наживе, жадность (В. И. Даль, С. И. Ожегов). Это и составляет суть корыстного мотива. Корыстная же цель соответственно реализуется при умышленном незаконном и безвозмездном обращении чужого имущества: 1) в свою пользу; 2) в пользу лиц, близких расхитителю, в улучшении материального положения которых он лично заинтересован; 3) в пользу всех других лиц, являющихся соучастниками хищения (4, с. 53–60; 5, с. 53–64, с. 137–148). Такое понимание хищения как корыстного преступления способствовало формированию более правильной правовой оценки случаев установления завышенного размера вознаграждения за работу или услуги по трудовым соглашениям иди иным договорам, что нашло отражение в информационном письме Прокуратуры СССР № 12–15 д-88 от 12 января 1988 г. «О некоторых ошибках, допускаемых по делам о хищениях социалистического имущества» и в решениях Верховного Суда СССР и Верховного Суда РСФСР, во второй половине 80-х годов принятых по ряду конкретных уголовных дел (см.: Бюллетень Верховного Суда СССР, 1987, № 1, с. 22. № 5, с. 8–9; Бюллетень Верховного Суда РСФСР, 1988, № 2, с. 13–14 и др.).

В настоящее время в следственно-судебной практике еще нередко случаи некорыстного завышения размера вознаграждения за выполнение по договору или трудовому соглашению работы или услуги квалифицируются как злоупотребление служебным положением, причем в качестве мотива указываются «узковедомственные, ложно понятые интересы организации, предприятия». Такие решения не основаны на законе, установившем в качестве обязательных мотивов должностного злоупотребления корысть или иную личную заинтересованность, а вовсе не «узковедомственные» интересы. Переход к рыночной экономике, обретение самостоятельности предприятиями, реализация положения, сформулированного в ст. 26 Закона РСФСР от 25 декабря 1990 г. «О предприятиях и предпринимательской деятельности», о том, что система, формы и размер оплаты труда определяются предприятием самостоятельно, в значительной степени упростят ситуацию. Именно мотив поведения должностного лица, корыстный или личного характера, при условии действия (бездействия) вопреки интересам службы и причинения существенного вреда и делает его должностное поведение преступным.

Понимание хищения как корыстного преступления определяло критическое отношение автора к положению, неоднократно фиксировавшемуся в постановлениях Пленума Верховного Суда СССР (1973, 1977, 1980 и 1985 гг.) о судебной практике по делам о приписках и других искажениях отчетности о выполнении планов, что, если приписки и другие искажения отчетных данных были сопряжены с последующим умышленным внесением в соответствующие документы заведомо ложных сведений и с незаконным безвозмездным обращением государственных или общественных средств в свою собственность или собственность других лиц, содеянное должно квалифицироваться по совокупности статей УК, предусматривающих ответственность за приписки и за хищение. При этом размер хищения определялся всей суммой незаконно выплаченных денежных средств, включая и безвозмездно переданные другим лицам в виде зарплаты и премий.

В опубликованных работах, проанализировав объективную и субъективную стороны такой деятельности виновных, автор утверждал, что объективная сторона хищения путем злоупотребления служебным положением (а не растраты, как ошибочно указывалось в постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 18 апреля 1980 г.) начинает реализовываться при оформлении документов на получение премии. При этом корыстные мотивы и цели распространяются лишь на ту сумму премии, которая должна быть выплачена лицам, виновным в приписках, и соучастникам, состоящим с ними в сговоре. В случае фактического получения премии и других выплат вследствие искажения отчетности содеянное должно квалифицироваться как реальная совокупность преступлений: приписки в государственной отчетности о выполнении планов, хищение путем злоупотребления служебным положением (в сумме средств, полученных виновными в приписках и их соучастниками) и злоупотребление служебным положением, причинившее материальный ущерб на остальную сумму незаконно выплаченных средств (4, с. 59–60; 5, с. 62–63; 14, с. 99–101; 15, с. 146–148).

Эта точка зрения в основном была воспринята Пленумом Верховного Суда СССР, внесшим 24 декабря 1987 г. соответствующие изменения в п. 10 своего постановления от 21 июня 1985 г. «О практике применения судами законодательства по делам о приписках и других искажениях отчетности о выполнения планов».