Искатели необычайных автографов - В Левшин

Нет, кто по-настоящему загадочен, так это Фибоначчи! Его, первого математика Европы, обошли, как какого-нибудь мальчишку, а он ведет себя так, словно это в порядке вещей. Хлопает себе своими пристально-рассеянными глазами и думает, думает... О чем? Может быть, решает очередное кубическое уравнение?

Смеясь и балагуря, мимо прошло несколько масок. Филоматики невольно втянули головы в плечи, опасаясь, что сейчас повторится утренняя история. Но на сей раз на них не обратили никакого внимания. Видимо, рядом оказался объект поинтереснее.

- Смотрите-ка, - сказал один ряженый, указывая на Леонардо, - да это никак Фибоначчи!

- Он, он! - радостно загоготали остальные. - И какой нарядный! С чего это он так расфуфырился? - И, тыча в сторону Леонардо указательными пальцами, принялись выкрикивать весело и пронзительно, как мальчишки дразнилку: - Фибоначчи - дурачок, Фибоначчи - дурачок!

- Будет вам! - остановил их первый. - Стоит ли тратить время на юродивого? Он поди так занят своими числами, что ничего и не замечает.

- И то правда, - согласились другие и двинулись дальше, кривляясь и пританцовывая.

Фило и Мате были так потрясены, что не сразу отважились взглянуть на Леонардо. А когда взглянули - поразились еще больше: лицо Фибоначчи было по-прежнему спокойным и отрешенным. Пальцы его сосредоточенно перебирали звенья нагрудной цепи. Слишком массивная даже для его плотной фигуры, она и в самом деле напоминала вериги юродивого. Мате только теперь обратил на это внимание и вдруг страшно возмутился. Спокойствие Фибоначчи показалось ему противоестественным. Человека оскорбляют, а тот и не думает защищаться!

- Вы что, ничего не слышали? - напустился он на Леонардо. - Неужели у вас нет желания как следует проучить этих нахалов?

- Но за что же? - возразил Фибоначчи. - По-своему они даже правы.

- Помилуйте, мессер Леонардо, - пролепетал Фило, - вы клевещете на себя...

Горькая усмешка тронула губы ученого. Эти странные незнакомцы слишком добры к нему! Всю жизнь он только и делал, что обманывал чьи-нибудь ожидания. Отец мечтал видеть его богатым и уважаемым коммерсантом. Но сын не умножил наследства, оставленного ему родителем, предпочитая умножать свои знания. Он и при дворе мог бы добиться многого - стоит лишь захотеть! Но от него ждут умения низко кланяться, он же склоняется только над числами. Так кто он после этого в глазах людей практических и здравомыслящих? Разве не дурачок?

Фило и Мате переглянулись. Им вспомнились странные слова Фибоначчи, сказанные там, у ямы. Так это была не шутка! Он и в самом деле называет себя дурачком! Но зачем? Зачем он это делает? Для чего повторяет мнение невежественных обывателей, которые не в состоянии отличить настоящего ученого от какого-нибудь шарлатана?

Фибоначчи растроганно кашлянул. Они так горячо спрашивают... Но что еще ему остается? Протестовать? Спорить? Драться? С кем? Неужели они не видят, что это дети, темные, неразумные дети! Не лучше ли притвориться, будто окрестил себя дурачком сам? Впрочем... чаще все-таки он называет себя Фибоначчи-притворщиком. Это прозвище ближе к истине. Он так и подписывается: Фибоначчи-биголло34, Фибоначчи-биголозио...

Леонардо говорил сбивчиво, но в словах его было столько доброты, столько мудрого благородства, что Мате стало стыдно за свою недавнюю вспышку.

"Бедный Фибоначчи, - подумал он, - и угораздило его родиться на несколько столетий раньше, чем следовало! В сущности, он здесь такой же диковинный гость, как я и Фило, с той разницей, что мы в любую минуту можем вернуться в свое двадцатое столетие, а он обречен оставаться тут, навсегда прикованный к чужому, темному веку. Как Прометей к скале..."

Мате чуть не заплакал, представив себе Фибоначчи, прикованного к мрачному утесу тяжелой нагрудной цепью. Но в это время Леонардо заговорил о своей подписи, и забывчивый коллекционер с ужасом вспомнил, что так и не получил долгожданного автографа.

Он торопливо вытащил из кармана блокнот, шариковую ручку и срывающимся голосом попросил мессера Леонардо написать ему что-нибудь на память.

Фибоначчи задумчиво повертел перед глазами голубую пластмассовую палочку, потом перевел испытующий взгляд на ее хозяина...

"Ну вот! - с беспокойством подумал Фило. - Этот неосторожный Мате опять все испортил. Сейчас начнутся вопросы и..."

Он понапрасну тревожился: вопросов не последовало. Фибоначчи написал несколько строк и отдал блокнот обратно.

Мате себя не помнил от радости. Он уже собирался разразиться благодарственной речью, но услышать ее мессеру Леонардо так и не пришлось. Бушующий по соседству карнавал в одно мгновение заполонил улицу, оттеснил их друг от друга и разлучил навсегда...

Долго, дотемна, блуждали Фило и Мате по городу, разыскивая дом Фибоначчи. Тщетно! Тот как сквозь землю провалился.

Окончательно измаявшись, они присели на ступеньки какой-то церквушки, и тут только Мате вспомнил, что так и не успел спросить у мессера Леонардо ни о геометрических задачах, ни о кубическом уравнении. Отчаянию его не было границ.

Успокаивая безутешного товарища, Фило истощил все доводы и в конце концов рассердился.

- Как вам не стыдно! - кипятился он. - Какое у вас право роптать на судьбу? Ведь вы все-таки получили автограф, не то что я...

Вдруг он остановился и прислушался. Невдалеке послышалась знакомая песенка о дураках.

- Жонглер! - тотчас узнал Фило. - Это его голос. Ну, теперь он от меня не уйдет!

Темная стена противоположного дома осветилась пляшущим розовым светом, и вскоре из-за угла вынырнула стройная фигурка с зажженным факелом над головой. Фило подошел к гимнасту и вступил с ним в переговоры.

- Ну что? - спросил Мате, когда спутник его вернулся на прежнее место, а юный комедиант, раскланявшись, двинулся дальше.

- Все хорошо, прекрасная маркиза, - загробным голосом доложил Фило, за исключением пустяка: он не умеет писать.

- Кажется, это не слишком его огорчает, - сказал Мате.

И, словно отвечая ему, вдали опять зазвучала задорная песенка: "Эй, шуты и скоморохи, дурачки и дуралеи, вы совсем не так уж плохи, многих умников мудрее!"

Мелодия становилась все глуше, дальше и наконец смолкла совсем.

- Ушел, - вздохнул Фило.

- Ушел, - повторил Мате. - Канул в свое глубокое средневековье. Не пора ли и нам с вами обратно в двадцатое столетие?

- В самый раз, но не прежде все-таки, чем вы прочитаете, что написал вам мессер Леонардо.

Мате с досадой хлопнул себя по лбу. Какой же он болван! Несколько часов держать у себя автограф Фибоначчи - и даже не взглянуть на него!

Он вытащил из заднего кармана джинсов электрический фонарик, который не зажигал из боязни напугать суеверных пизанцев, и, с двух сторон загораживая собой пучок ослепительного света, филоматики прочитали: "Людям будущего от Леонардо Пизанского, именуемого также Фибоначчи-дурачком и Фибоначчи-притворщиком".

- Вот так история! - опешил Фило. - Выходит, он все-таки догадался?

Мате раздумчиво покачал головой:

- Трудно сказать. То ли догадался, то ли просто подумал о людях, которые поставят числа Фибоначчи на службу человечеству... Мы, во всяком случае, этого никогда не узнаем. Да и так ли это важно? Мне почему-то кажется, что мессер Леонардо оставил нам загадки куда более значительные. Если бы разгадать хоть одну!

Домашние итоги

(В гостях у Мате)

БУЛЬ БУЛЮ РОЗНЬ

Мате подвел друга к одноэтажному деревянному особнячку на тихой замоскворецкой улице.

- Вот и моя берлога!

Он поднялся на крыльцо, пошарил в карманах в поисках ключа и вставил уже зубчатый металлический стерженек в прорезь английского замка, но Фило остановил его:

- Погодите... Постоим еще немного на улице.

- Позвольте узнать - зачем? - спросил Мате, насмешливо поблескивая своими острыми глазками.

- Просто так. Люблю старую Москву.

Мате сложил руки на груди и прислонился к облупившемуся столбику крыльца, нетерпеливо похлопывая себя ладонью по рукаву. Фило с преувеличенным вниманием рассматривал свои кеды, потом внезапно спросил:

- А он вправду не кусается?

- Кто?

- Можно подумать, вы не знаете? Бульдог, разумеется.

- Ах, бульдог! - соизволил наконец понять Мате.- Но я вам уже двадцать раз говорил: Буль - в некотором роде исключение. Он совсем не злой, к тому же удивительно чуткий. Мои друзья - его друзья...

- Возможно, но... знает ли об этом он?

- Ну вот что, - решительно заявил Мате, - хватит комедию ломать. Одно из двух: или вы с ним подружитесь, или...

- Или он меня съест. Это вы хотели сказать?

Но Мате, который успел уже открыть дверь, бесцеремонно втолкнул собакобоязненного филолога в темную прихожую, где тотчас налетело на него что-то плотное, упругое, шумно дышащее... Фило обмер, но Буль, обнюхав гостя, радушно ткнулся тупым влажным носом в его пухлую руку.

А спустя минуту, миновав захламленный коридор, где Мате так и не удосужился зажечь лампочку, и, очутившись в еще более захламленной комнате, Фило увидел мускулистого, облитого гладкой лоснящейся шерстью крепыша и вынужден был признать, что пес действительно хорош. Вот только морда некрасивая, но, в конце концов, что такое красота? Разве не относительное понятие?