Врата джихада - Александр Чагай

Удивительно, что, несмотря на жару, в то июльское утро на главной площади кампуса было многолюдно. По ней слонялись озабоченные студиозусы, собирались группами, что-то обсуждали, размахивали руками. Много пакистанцев, афганцев, попадались африканцы, китайцы, выходцы из Центральной Азии и кавказцы. Из аудиторий вытащили столы, на которых стопками разложили книги, иллюстрированные буклеты, куски разноцветной материи. Ребята резали, клеили, подбирали фотографии. Готовились импровизированные стенды и витрины. На кирпичной стене красовался транспарант, надпись аршинными буквами: «ПРАЗДНИК МИРА И ДРУЖБЫ». Шрифтом помельче: «Неделя национальных землячеств».

За одним из столов сидели российские студенты из Карачаево-Черкессии, Исмаил и Чотча. Исмаил — высокий, с решительным лицом. Чотча — маленький, по виду добрее и мягче. Оба немало озабочены. Исмаил недовольно хмурил брови.

— Ректор с президентом договорился, тот обязательно будет.

—    Да не нервничай ты так.

Исмаил ударил кулаком по столу.

—Все уже заказали флаги. Все хотят победить. У китайцев в два с половиной метра. У индонезийцев из настоящего шелка. Узбеки с шитьем сделали.

Карачаевцы с завистью смотрели, как другие студенты возятся с флагами. Здоровенный нигериец любовно прилаживал бахрому и кисти к необъятному полотнищу, нараспев бормотал себе под нос: «Возьму первое место. Приз возьму.. Почет и уважение. Самора умный, Самора сильный. Он победит».

—     У них деньга водится, — с завистью произнес Чотча. — А нам стипендию по три тыщи рупий, да из дома сто баксов, раз в полгода.

—    Им посольства помогают.

—Ты погоди, — Чотча приободрил приятеля. — Он еще позвонит.

На хоздворе российского посольства, в центре широкой асфальтированной площадки стоял черный «мерседес» новейшей модели. Машину раскаляло солнце, лаковые бока ослепительно сверкали, на них больно было смотреть. Кажется, еще вот-вот, и автомобиль взорвется, полыхнет черным пламенем. Мужчина, который расхаживал рядом, словно предчувствовал подобный исход и старался побыстрее завершить порученное ему задание. Щелкая затвором «най- кона» с «навороченным» объективом, он делал снимки каждого колеса «мерседеса» в разных ракурсах. Фотографа звали Игорем Сергачевым, и у него имелась достойная и неплохо оплачиваемая профессия шифровальщика. Занятие, которым Сергачев был поглощен в данный момент, не вызывало у него ничего, кроме отвращения. Он чертыхался и злобно пинал ненавистные колеса.

С грохотом отъехала в сторону стальная створка ворот. На территорию посольства вкатил БМВ, из которого вылез Ксан. Снял темные очки, удивленно протер глаза. Еще бы! Такую сцену не каждый день увидишь.

—Игорек! Для американцев стараешься? Так они давно все наши машины до винтика изучили.

Сергачев, однако, был не склонен шутить.

—Какое там. Всё Баш-Баш. Просит вежливо, а словно приказывает. Временный поверенный, мать его.

На физиономии Ксана нарисовался неподдельный ин­терес.

—    Ну-ка, подробнее.

— А чё — подробнее. — Сергачев включил режим перемотки и безрадостно вслушался в жужжание механизма. — Ты же знаешь, Баш-Баш ссыт по любому поводу. Недавно кресла офисные должны были выкупить, так он согласия не давал, боялся не тот цвет выбрать. Заставил по компьютеру фотки послу посылать, чтоб тот одобрил, значит, и по приезде холку не намылил. А колеса себе новые прикупил, за пять сотен, хотя и за двести можно было расстараться. Ладно, хозяин-барин. Но Баш-Баша немедля стал опасюк брать. Как бы в Москве не подумали, что он преждевременно машину в такую дороговизну обул, попижонить захотел, не дожидаясь, пока старая резина ресурс не выработает. Попросил меня отщелкать прежние покрышки. Да так, говорит, чтоб износ был виден, каждая трещинка, блин. Вот я ему трещинки и чпокал.

—    Я люблю твою каждую трещинку. — пропел Ксан. Это была популярная песенка, однако Ксан безбожно фальшивил, и шифровальщик поморщился.

—    Залудить бы ему во все трещинки.

Из соседней аллеи выплыл советник-посланник Джа- миль Джамильевич Баширов по прозвищу Баш-Баш, на время отпуска главы миссии возведенный в должность временного поверенного в делах. Еще не старый (нет и сорока пяти), но с пузцом, брыластый, уверенный в собственной непогрешимости. Росту невысокого, походка — шаркающая. Так ходят люди, которым в задницу вставили швабру, да позабыли вынуть.

Последние несколько минут Баш-Баш скрывался за толстым стволом эвкалипта, с интересом прислушиваясь к разговору, и размышляя об «оргвыводах», которые рано или поздно им будут сделаны. Он определенно насладился эффектом от своего неожиданного появления: у Сергачева отвисла челюсть, шифровальщик покраснел.

— Спасибо, Игорек. Выручил. Премного обязан, — голос у временного поверенного был ласковый, пропитанный обещанием скорой расправы

Он бросил быстрый взгляд в сторону Ксана: кивок, ни слова приветствия. Тот был явно не в фаворе. Джамиль Джамильевич повернулся, сделал шажок-другой, колыхнув оплывшими ягодицами. Его остановили слова Ксана:

—    Здравствуйте. Можно переговорить?

Баширов неизвестно почему испугался (скорее, реф­лекс, нежели осознанная реакция), голова по-утиному нырнула в плечи. Однако через мгновение временный поверенный взял себя в руки.

—Будьте так любезны, — взмах рукой. — У меня в кабинете.

Ксан не возражал, и спустя пять минут в кабинете Джа- миля Джамильевича состоялся короткий и резкий разговор.

— Но это обычная практика, — уверял Ксан. — Посольства помогают своим землячествам. У нас есть лишний флаг, дадим его ребятам, ну, на время.

—Флаг лишним не бывает, — возвышенно молвил Баш- Баш. — Это символ родины.

—     Так они ж вернут. В прошлом году мы так делали, у посла не было возражений.

— Прошлый год — это прошлый год, — весомо заметил Баширов. — Существуют специнструкции.

—    Взглянуть можно? — свирепея, попросил Ксан.

Джамиль Джамильевич с показным равнодушием отвернулся и посмотрел в окно.

—Вам не понятно, что это политическое мероприятие? — Ксан заговорил на родном для Баш- Баша казенном языке. — Все стенды будут украшены национальными флагами, все, кроме российского. Ведь президент приедет. Чего тут бояться, в конце концов?

Временный поверенный вскочил со стула, руки у него тряслись, голос дрожал, и вместо твердой и чеканной речи изо рта вырвался истерический клекот.

—Я ничего не боюсь! Это исламский университет! Там могут быть террористы! Мало ли кто там учится! Куда эти студенты потом подадутся.

Ксан неосторожно ввязался в полемику, которая в сложившейся ситуации представлялась абсолютно бесцельной.

—    В террористы из других учебных заведений тоже идут. Из Сорбонны, МГУ, например.

—    Вам виднее! — прогавкал временный поверенный.

Ксан все еще пытался держаться в рамках приличия:

—     Джамиль Джамильевич, не берусь судить, что там у вас за инструкции, но с российскими студентами мы обязаны работать.

—Тоже мне — «российские»! — эту реплику сопровождала презрительная гримаса.

Возмутившись, Ксан больше не сдерживался.

— А вы не забывайте, что Кавказ — часть России. Че­ченцы и карачаевцы — российские граждане, не хуже нас с вами. А среди русских, между прочим, бандитов и террористов в процентном отношении больше. Я об этом профессионально заявляю. И...

У Баширова на глазах выступили слезы, он явно входил в «вираж» (так в посольстве называли случавшиеся с ним приступы истерии).

—    Я вас больше не задерживаю!

Поскольку Ксан не торопился покинуть пределы личного кабинета и даже собрался еще что-то сказать, временный поверенный завизжал и в ярости замотал головой. Слезы ручьями заструились по его мясистым щекам.

—    Не задерживаю!!

Ксан шел по коридору посольства и никак не мог придти в себя. Был взвинчен, рассержен. Никак не мог вытащить сигарету; в конце концов, она сломалась, пачка выскользнула из рук. Попавшийся навстречу атташе Николай Реутов удивленно уставился на коллегу.

—    Что такой взъерошенный? Вербовка сорвалась?

—Пошел ты!. — грубо ответил Ксан. Но

опомнившись, постарался загладить грубость. — Извини. С Баш-Башем пообщался. Как вы только с таким трусом работать можете!

—А — протянул Реутов. — Видать, расстроил начальство. — Деловито осведомился: — Опять рыдал?

Ксан хмуро подтвердил.

—    Мы ему стараемся не перечить. Чуть что — в слезы.

Приходя в себя, Ксан сострил:

—     «Видели ли вы плачущего большевика».

—    Угу, — кивнул Реутов. — Это все, что у него есть от большевика. Из-за чего схлестнулись?

Ксан вкратце рассказал. Атташе посочувствовал и изрек несколько глубокомысленных фраз, которые должны были морально поддержать коллегу: «Бывает. Бог с ним, с этим придурком. Главное, не бери в голову». Затем стал вспоминать похожие истории из боевой биографии временного поверенного.