Буря и пламя - Элейн Хо

другой способ поговорить с розами, чтобы больше не обращаться к таким методам.

Все вопросы вели к одному ответу: ей необходимо пробуждение, тот самый неуловимый миг, который наполнит ее безграничной силой, – тогда она сможет остановить отмщение великана.

Девушка с горечью посмотрела на сад. Здесь она достигла большего знания, чем за десять лет жизни в городе, но оно по-прежнему ей не подчинялось.

То, что дети-розы пока не напоминали о себе, было и добрым знаком, если предположить, что они сказали ей правду и не нашли способ высосать магию из другого волшебника. Но переживания о судьбе сестер тревожно сжимали ей сердце. Вот бы узнать о них больше.

Сад не помог ей достичь цели, и Эрис стала блуждать по замку в поисках другой комнаты или руин, где можно было бы применить магию. В тот день ей встретилась зияющая дыра в стене. По бокам от нее стояли две статуи без голов и рук. Они были такие огромные, что закрадывалось подозрение, что их воздвигли в честь богов, вот только их могущество все равно не спасло замок от пожара. Куда бы Эрис тут ни пошла, к ботинкам повсюду прилипала черная сажа.

А что, если цели ей не достичь?

Если Чудовище не откажется от плана мести, придется ли ей продолжать с ним борьбу до скончания века? Неужели оно так и будет стоять на своем, а она – тщетно искать способ с ним справиться? Неужели пробуждения не бывает без вечных битв с бессмертными существами?

Она робко переступила остатки порога, заглядывая в дыру в стене – лишь бы в темноте не прятался великан. Пускай ее злость успела поутихнуть, между принятием и прощением оставалась огромная пропасть. Эрис приняла месть Чудовища, то, что он использовал ее отца, подослал семена, заставил детей убивать горожан. Но чувства мешали ей простить великана – это значило бы перечеркнуть былую боль и взглянуть на него так, будто он не совершил никакого преступления. На это она не могла согласиться. Он не отказался от мести, и, пока это не случится, прощения ему не будет.

Проще всего было уйти. От мысли об этом ноги нетерпеливо запружинили – тело само дало ответ на вопрос, от которого сознание пока открещивалось.

Но ведь он спас ее. Дважды, если считать неудачную попытку воскрешения. Братья убили его, прокляли, а потом выдумали историю, которой суждено было жить, покуда стоит город. Побег Эрис лишь усугубил бы жестокий удел, на который Чудовище обрекли братья, продлил бы горечь обиды во веки веков. Их общая история, ее параллели, не знающие пересечения, все это длилось до самого конца времен.

Эрис вошла в узкую высокую комнату с дюжиной колонн. Потолка здесь совсем не осталось, а острые, словно иглы, края лепнины, украшающей колонны, отбрасывали угловатые тени под полуденным солнцем. В дальнем конце стоял полуразрушенный пьедестал с остатками каменного трона. Северная стена частично обрушилась, и в это импровизированное окно проглядывала железная дамба и вечная буря за ней.

Свобода, свобода, свобода.

– Нет, не могу я бежать, – тихо проговорила она, стараясь убедить саму себя. – Я так уже один раз делала – в итоге оказалась здесь.

Чудовищу от нее нужна была лишь магия, и она смирилась с этой участью, но еще надеялась убедить его отказаться от мести. Пускай великан и оказался той самой Тварью из книги королей, это не отменяет того, что он ее спас. У него тоже есть душа, захлестнутая бурей гнева. Эрис в долгу перед ним и потому просто обязана ему помочь.

Но как? Эрис досадливо пнула пол, и в воздух поднялось облачко пыли. Великан несколько веков строил план мести, этот безжизненный край неустанно напоминал ему о проклятии, наложенном его братьями. Как же она потушит гнев, который старше ее в сотню раз? С таким же успехом можно взобраться на извергающийся вулкан.

Девушка опустилась на разрушенные ступеньки пьедестала. У комнаты было несколько ярусов, и на втором Эрис разглядела два выступа, которые торчали над троном. Со стропил спадала красная ткань – возможно, занавесь, защищавшая от солнца. Эрис поймала ее, пробежалась пальцами. Бархат – плащ на великане точь-в-точь из такого же материала.

Она вздохнула. Повезло ей – сбежать из города ни с чем, не считая кое-каких боевых навыков. Буря убила бы ее, не вмешайся Чудовище. Может, не так уж и ценна свобода. В рутине есть свое очарование, и до чего здорово, когда есть дом и своя постель. При мысли об этом она невольно стиснула зубы. Ведь именно монотонность городской жизни всегда так ее душила. Эрис свернулась в комочек, не выпуская ткани из рук. В Кешгиуме сны о лесе и мраке помогали забыться, но здесь, под палящим солнцем и среди голой земли, ее все равно тянуло прочь.

Девушка пошевелила пальцами. Даже магия не смогла ее утешить.

– У меня была свобода выбора, – с отчаянием пробормотала она. – И я решила остаться. Я нашла свой дом. Так ведь?

Тронный зал ответа не дал, но со стороны бреши в стене послышался мерный стук великанских шагов. В этой огромной комнате даже его внушительная фигура казалась маленькой. Эрис сглотнула, готовясь к разговору. С последней их встречи минуло несколько недель.

Чудовище задумчиво поглядело на остатки разрушенной крыши.

– Несколько десятилетий тут не был, – призналось оно. Эхо его голоса разнеслось по залу. – Эту комнату я разрушил одной из первых. С ней было связано слишком много печальных воспоминаний, от которых хотелось избавиться. Мы здесь постоянно спорили.

Эрис встала и обошла пьедестал, представляя, какой вид открывался с трона королю.

– О государственных делах? – вежливо предположила она.

Чудовище кивнуло.

– Мой народ приходил с прошениями о помощи. Их рассмотрение входило в число многих королевских обязанностей. Совет собирался на втором ярусе, – уточнило оно и показало на выступы, – и давал советы по разным вопросам, с которыми ко мне обращались. Если случай оказывался спорным, устраивались дебаты. Я как король должен был выслушать все стороны и вынести справедливый вердикт. Ананос редко сюда заглядывал, если речь шла не о дипломатии и нехватке ресурсов, а вот Саулос любил сидеть справа, над троном. Однажды я спросил почему. Он ответил, что ему приятно думать о том, что в дни, когда он будет брызгать слюной в пылу дебатов, она долетит до меня.

Это что, попытка ее насмешить? Эрис выдавила из себя улыбку, но до того слабую, что она никого не убедила.

– Судя по всему, их очень заботила судьба этих земель, – проговорила девушка и зашла в каменную дверь за троном. Гнилые половицы поскрипывали под ногами.

– Возможно, в прошлом это и впрямь было так, – задумчиво отозвался великан. – Вот только это блаженное время быстро закончилось. Когда начались бури, я заявил, что нужно не мешать природе и пока приналечь на запасы из амбаров, чтобы облегчить рыбацкое бремя. Братья же хотели остановить непогоду магией и снова наполнить море рыбой. Я им это запретил. К компромиссу мы так и не пришли.

Эрис остановилась у порога соседней комнаты. Тут в углах лежали поломанные рамы от картин, присыпанные пылью. Потрепанные гобелены выцвели от солнца. Непослушные нитки и бахрома, выбившиеся из них, намотались на ржавые гвозди. Чудовище замешкалось у двери. Оно потирало ладонь большим пальцем. Свою историю великан закончил, и, возможно, сейчас Эрис стоило бы поделиться воспоминаниями о сестрах, но с таким же успехом можно было бы обсудить погоду. Никому из них сейчас не хотелось досужих бесед.

– Зачем ты пришел? – спросила Эрис.

Великан привалился к одной из стен и стал потирать руку, покрытую клеймами.

– Семь лет, – наконец сказал он. – Только семь лет спустя они начали месть. А почему – не рассказывали?

Когда твое сердце смягчится, вспомнились Эрис слова детей.

– Они продлевали отцу жизнь, пока это было возможно. Они очень его любили. Его болезнь была куда серьезнее, чем я думала, а может, я нарочно старалась не замечать, насколько же страшен его кашель.

– То есть они медлили, потому что полюбили, – пробормотал великан, вперив взгляд в пол.

Хоть какое-то утешение посреди катастрофы. Как знать, может, если бы Чудовище влюбилось, оно тоже приостановило бы свои жуткие планы.

– А почему они все же решили закончить задачу? Из-за того, что таков был приказ, или просто смерть твоего отца настолько их опечалила?

Эрис покачала головой.

– Город напал на них первым. Они что-то упоминали о том, что их сжигали дважды.

– То есть они защищались?

Эрис сощурилась. Нет, она не позволит