Зачарованные острова Галапагосы - Ирениус Эйбл-Эйбесфельдт

Было очень жарко, и я искупался в пресноводной речке. Давно я не испытывал такого удовольствия! Для полноты счастья я выпил освежающего кокосового молока. В речной воде плавали крупные бычки. Брюшными плавниками, служившими им присосками, они удерживались за гальку, обратившись головами против течения. Я присел отдохнуть и вдруг, изумленный, увидел, как просеку переходит стадо виргинских оленей. До сих пор не знаю, кто высадил на остров этих красивых животных.

Продвигаясь дальше, мы вспугнули стадо диких свиней. По-видимому, их завезли сюда неудачливые поселенцы. Вся земля кругом была взрыта свиньями. Они шарахались от нас в стороны, но вскоре наш судовой врач и радист-любитель Хайно Зоммер имел возможность убедиться, что эти боязливые четвероногие при случае могут быть назойливыми до наглости. Дело в том, что еще ни один любитель не посылал в эфир сигналы с Кокоса, а сделать это первому для радиста-любителя означает то же самое, что для альпиниста подняться на непокоренную вершину. Однако выгрузить тяжелую рацию на сушу оказалось совсем не просто: из-за сильного прибоя лодка не могла подойти вплотную к берегу. Мы взвалили увесистую рацию на плечи и побрели по воде к суше, в то время как совсем рядом, во взбаламученной воде акула охотилась за рыбами. Мы заметили ее, только когда были почти у цели, иначе, конечно, ни за что не спустились бы в воду. Зоммер разбил палатку прямо на берегу и отсюда до самой ночи посылал — и не без успеха — сигналы, после чего лег спать. Примерно в полночь он проснулся оттого, что его палатка ходила ходуном и из каждого угла раздавалось сопение и хрюкание. Зоммер выскочил наружу, но тут же растянулся во весь рост, споткнувшись о взрослого кабана, который, испугавшись не менее его, бросился бежать. Но как только Зоммер улегся, непрошеный гость объявился снова. В конце концов Зоммеру пришлось с палкой в руках усесться перед палаткой, чтобы защитить аппаратуру от свиней. Можно было подумать, что духи острова сокровищ вознамерились прогнать чужака.

В гуще зарослей я набрел на ящик с динамитными шашками. Заржавелая плита, сгнившая кровать и остатки барака из волнистого железа указали мне место, где капитан Гислер прожил без малого 20 лет, одержимый страстью найти богатый клад, до сих пор скрывающийся в земле где-то поблизости. Стройные пальмы бросали тень на бывшее пристанище капитана. Их стволы сплошь заросли эпифитами, листья которых поворачивались к солнцу своей внутренней стороной, то красной, то желтой, то сине-зеленой.

Клад, за которым охотились многие, спрятан в надежном месте. Зарыл его в 1820 году Бенито, португальский офицер, долгое время угрожавший судам в Карибском море и на западном побережье Южной Америки. Вскоре после этого его поймали и казнили вместе с командой. Спастись удалось двоим — Томпсону и Чепеллу. Несколько лет спустя Томпсон стал капитаном английского шлюпа, стоявшего в порту Кальяо. Перу в то время отделилось от Испании; в стране вспыхнула гражданская война. Так как крепость находилась под угрозой, значительную часть многомиллионных сокровищ церкви и жителей Лимы погрузили на судно Томпсона. Соблазн был слишком велик. Ночью Томпсон и его матросы перебили перуанскую стражу, подняли якорь, ушли на Кокос и там закопали сокровища. Однако недалеко от Панамы их поймали, и опять же только Томпсону и одному его соучастнику удалось избежать кары. Их пощадили, чтобы они могли показать, где зарыт клад, но они бежали под покровом ночи и спрятались на английском китобое. Томпсон больше никогда не возвращался на Кокос, но поведал свою тайну некоему Китингу, а тот впоследствии с капитаном по имени Бог отправился за кладом. Беда их была в том, что они не умели держать язык за зубами. Матросы проведали о цели плавания, недалеко от Кокоса взбунтовались и потребовали себе долю сокровищ. Китинг и Бог согласились с их притязаниями, но ночью тайком спустили за борт большую лодку, нагрузили ее водой и провиантом и покинули судно. Они направились прямо к берегу, откопали клад и, сколько могли, захватили с собой. Материка, однако, достиг один Китинг. Он сообщил, что его друг перегрузил лодку золотом и вместе с ней пошел ко дну. Что случилось на самом деле, никому не известно. Китинг продавал золотые пластины и монеты, но это, конечно, могла быть только ничтожная часть клада, и многие кинулись на поиски оставшихся сокровищ. Самым терпеливым оказался Август Гислер: он с женой прожил на острове 20 лет, но так ничего и не нашел.

Такое место окружено своеобразным очарованием, против которого не в силах устоять даже естествоиспытатель. Найдя на берегу ржавую лопату, я сел и попытался вообразить себе сцены, которые, наверное, разыгрывались на этом отдаленном острове. Следы кладоискателей мы встречали повсюду — даже под водой. В бухте Уофера на глубине 18 метров мы обнаружили останки большого трехмачтовика. Прибой разбил остов корабля, а его днище и палубные надстройки заросли изумительно красивыми кораллами. Еще сохранились каюты, и в них жили угрюмые Evoplites virides и красные Holocentrus.

Клада мы не нашли, но тем не менее уехали, уверившись в том, что остров порожден океаном. Именно бедность животного мира Кокоса убедила нас в этом.

Когда я уже возвращался к морю, остров окутали мрачные тучи, небо открыло свои шлюзы, и я в один миг промок до костей. Но я давно не слышал шума дождя, и поэтому теплый тропический ливень был мне только приятен. На самом берегу Кокос одарил меня еще одним маленьким открытием. На темной лавовой скале сидели, омываемые прибоем, большие плакофоры и сифонарии. Стоило дотронуться до них, и они так крепко присасывались ко дну, что я долгое время не мог оторвать одну из них от основы. Только после нескольких неудачных попыток я нашел способ, как овладеть ею. Надо выждать, пока она поползет, и тогда сильно сжать панцирь с боков. Присмотревшись к улиткам, я заметил, что на большинстве сидит еще по нескольку маленьких сифонарий, как выяснилось позднее — детенышей этого же вида. При дальнейшем наблюдении я обнаружил, к моему великому удивлению, что каждый из трех детенышей улитки занимал на ее панцире определенное спальное место, на которое неизменно возвращался. Эти ложа были немного углублены и соответствовали контурам туловища маленьких улиток так точно, что в каждом могла помещаться лишь та, для которой оно предназначалось. Малыши, очевидно, сами сделали себе углубления в раковине старой улитки. Можно было даже разглядеть слабый отпечаток ноги моллюска. По-видимому, они постоянно жили на панцире улитки, которая бескорыстно кормила их. Оставались верными своему месту и старые улитки. Правда, они не смогли выточить углубление в камне — думаю, им нелегко растворять лаву, — но очертания их панциря почти сливались с неровностями скалы, и казалось, будто они срослись с ней. Надо полагать, они всегда возвращались спать на постоянное место.

Джемс — остров пиратов и котиков

Коричневая птичка, изящная как эльф, парила так низко над пенистыми волнами, что я все время опасался, как бы ее не поглотил набегавший вал. Но крошечный комочек перьев поднимался и опускался точно в ритме волн. Я сидел на самом носу катера, наблюдал за резвыми забавами качурки (Oceanodroma castra), а мыслями весь был обращен к галапагосскому котику, на розыски которого мы отправились сегодня утром.

Морские львы встречаются в большом количестве на всем архипелаге, котики же попадаются очень редко. Американский зоолог Таунсенд, обстоятельно изучивший животный мир Галапагосов, писал в 1930 году: «Своеобразный галапагосский котик, некогда изобиловавший на островах, теперь, наверное, почти истреблен. В последние годы мало кто видел это животное. По имеющимся у меня данным, с 1816 по 1897 г. с Галапагосов было вывезено 17 485 котиков. Их находили на большинстве островов и часто били прямо на лежках». В 1932 году экспедиция Аллена Хэнкока обнаружила маленькое стадо котиков на берегу Тауэра, а мы в 1954 году видели отдельных животных в бухте Дарвина. Неужели это последние и котиковых лежбищ здесь больше нет?

Мы осмотрели берега Чатама, Худа, Чарлза, Индефатигебля, Баррингтона, Альбемарля, Дункана, Джервиса, Нарборо, но ни на одном не обнаружили котиков. От поселенцев я, однако, узнал, что они должны быть на Джемсе. Поэтому мы наняли небольшой рыболовецкий катер и снова пустились в путь. Я напряженно всматривался в приближавшийся остров. Его изломанный силуэт уже проглядывал сквозь голубоватую дымку. До бухты Джемса было еще несколько часов пути, но я не скучал.

Мимо меня волны несли целые стаи физалий. Изумительно красивые нежно-розовые воздушные пузыри поднимались над синей гладью моря. Каждый пузырь, имевший в диаметре около 10 сантиметров, слегка был сжат с боков. Обратившись широкой стороной к ветру, они без малейших усилий дрейфовали по морю. Под пузырем висели эластичные щупальца, вооруженные стрекательными органами. С их помощью физалии добывают пищу. Добычу оглушает яд, выделяемый стрекательными органами, который может причинить ожог даже человеку. Мальки лоцманов умело пользуются этим свойством физалий. Они прячутся между щупальцами, где чувствуют себя в безопасности. Правда, насколько известно, лоцманы не обладают иммунитетом против яда физалий и вынуждены проявлять всю свою ловкость, чтобы избежать соприкосновения со щупальцами.