Доля ангелов - А. Веста

Нелли трясла меня за плечи:

— Мачо, ты заснул?

— Бодрствуйте и трезвитесь — сказано в священных текстах, чтобы не проспать самого главного.

— Подожди, я сейчас.

Нелли ненадолго исчезла и вернулась с чашкой чая:

— «Вкус чая напоминает вкус дзен».

— Я мало знаком с учением дзен.

— Ты имеешь шанс узнать больше. К примеру, на востоке чай называют напитком мудрецов!

— Надо же! Что же в нем такого мудрого?

— Однажды Бодхисатва уснул во время созерцания премудрости. Этот проступок показался ему настолько ужасным, что он тотчас же отрезал себе веки. Они упали на землю и проросли. Так появился первый кустик чая.

Нелли сидела на пушистом ковре в позе лотоса. Отставив изящный локоть, она наливала чай из крохотного фаянсового чайника.

— Да, ты глубоко постигла буддизм. А я, профан, даже не подозревал, что буддистки так хорошо танцуют!

Нелли метнула на меня взгляд, исполненный таинственного значения:

— Когда все закончится, давай поужинаем вместе.

— Всегда готов!

На любом мало-мальски стоящем карнавале есть свои король и королева. Под вздохи восхищения и вожделения они танцуют танец судьбы.

Мы танцевали медленный, чувственный и жестокий танец. Нелли вилась вокруг меня, как золотистое пламя, и мои исполненные силы и страсти, но угловатые «па» выгодно оттеняли ее возможности. Музыка сорвалась с нарочито медленной прелюдии, как срывается долго сдерживаемое желание. Я энергично прижал ее тонкое, обернутое шелком тело, и дальше все пошло само собой.

Старик Бернард Шоу оставил нам замечательное изречение, доступное любому переводу: «Танец есть вертикальное выражение горизонтального желания». Он был прав! Под восторженные аплодисменты мы покинули подиум, и я получил недолгую свободу от «ночной тигрицы».

После жаркого танца лицо горело. Я прошел сквозь душные, гудящие, как вешний улей залы, и вышел на крыльцо под медленно падающий снег. Постоял немного, хватая губами сладкие снежинки.

Часам к двум ночи праздник утомленно стих. Гости разъезжались по домам, чтобы успокоиться, или переходили в казино «Поручик Ржевский», расположенное в соседнем доме, чтобы еще раз испытать судьбу и удачу.

В поредевшей толпе вновь мелькнула Маша. Неприступно красивая, «вечерняя». Что привело ее на этот полуночный бал. Охота на женихов? Поиск нового папика?

В подтверждение моих худших догадок Маша словно не узнала меня, даже бровью не повела.

— Привет охотницам на мастодонтов бизнеса. Удалось поразить кого-нибудь или стрелы, выпущенные из-под ваших ресниц, застревают в их толстой коже?

— А ты что здесь делаешь? Зажигаешь на танцплощадке?

Я взял ее за локоток, обтянутый ажурной перчаткой, и отвел в сторону.

— Маша, Анеля и есть та самая девушка, которая ехала со мной в купе. Когда все стихнет, я намерен попасть в апартаменты Анели.

— Флаг тебе в руки…

Она медленно пила ледяной нарзан, и ее не интересовали ни перстень, ни я.

— Ты не так поняла меня, Маша! Возможно, перстень здесь, в этом особняке! Но искать его тут, все равно, что иголку в стоге сена.

— Надо всего лишь поджечь стог вместе с гадюками, и иголка найдется, — усмехнулась Маша. — Смотри, тебя уже ищут, чтобы пригласить на белый танец.

По залу, кивая знакомым и озаряя улыбкой незнакомых, шла Анеля.

— Да ты ревнуешь!?

Маша пожала плечами и отступила в тень колонны.

Анеля быстро нашла меня (нельзя сказать, чтобы я активно скрывался) и, загадочно улыбаясь, повела за собой.

Покои Анели были отделаны мрачным природным камнем, щедро инкрустированы ониксом, обильно украшены шкурами, японскими коврами и вазами с видами Киото. В медных шандалах-иероглифах горели факелы. Потолок подпирали массивные деревянные колонны, такие я видел в самурайских фильмах.

— Эти колонны олицетворяют мужскую силу, — опустив глаза пояснила Нелли. — Японцы называют их ябуни.

Я огляделся: оружие висело повсюду, и если у Чехова в третьем акте мирно пылящееся на стене ружье должно обязательно выстрелить, то мечи, сабли и ятаганы в ножнах явно предвещали финал грядущей драмы.

Словно играя, Нелли вынула из ножен дамасский клинок и вытянула руку, любуясь закалом:

— На Востоке говорят; если меч вынут из ножен, он должен попробовать крови…

«Вот оно… началось», — мелькнуло в моей голове.

— И чья же это будет кровь, пани?

Нелли ухмыльнулась и, слегка проколов пальчик на левой руке, чувственно слизнула капельку крови. Затем она сняла со стены короткий изогнутый меч:

— Посмотри, это кинжал для харакири. Правда, что харакири — дорога в рай?

— Не совсем верно.

Я осторожно вынул кинжал из ее рук.

— Похоже, древние народы, общались теснее, чем мы… — от нее исходил запах дорогого вина, духов и женского желания. Я умолк, не договорив.

— Теснее, чем мы? — удивилась она.

— …можно представить… — выдавил я.

Гибкая ладонь Нелли скользнула под мой ремень прямиком к моему единственному оружию. В отличие от самурайских мечей в ножнах, оно обещало победу.

— Ты никому не говорил, что останешься здесь, сладкий? — она покачивалась под едва слышную музыку, и ласкаясь, успевала медленно освобождаться от платья.

— Я один, ясновельможная пани, и мне не перед кем отчитываться… — прошептал я.

«Нагая женщина, это женщина во всеоружии», — предупреждали древние мудрецы, и наша дуэль была впереди. О, смерть на пике наслажденья, я не звал тебя да и теперь не тороплю!

Осторожно умерив пыл Анели, я прошептал, что мне бы надо немного успокоиться. В экзотическом интерьере жилища самурая я чувствовал себя резидентом разведки на Дальнем Востоке. Я беспечно влез в ботинки Рихарда Зорге и уже успел набить мозоли.

— Обожди, я скоро… Не скучай, — промурлыкала Нелли.

Я ослабил ворот рубашки и прилег на широкую низкую лежанку из черного шелка. Оглянувшись на меня, Нелли скользнула в ванную.

Уф, вынужденный действовать без промедления, я мучительно пытался сосредоточиться на поиске перстня.

Женщины, как лисицы, прячут свои драгоценности там, где спят. Это древний закон Клеопатры. С тех времен женская психология ничуть не изменилась. Я напряг эрудицию, но кроме хитростей царя Соломона, в подробностях описанных в Библии, ничего не приходило в мой расстроенный ум. Даже мудрейший царь был вынужден пойти на обман, дабы выведать женский секрет. Женщины — существа скрытные, но в период стресса они способны выдать многие свои тайны.

В библейском Семиречье личность царицы Савской была не менее популярна, чем, скажем, Лолита (не та заповедная, набоковская, а совсем другая). Но даже прекрасной Балкиде Савской было что скрывать, а именно свои ноги, которые, по слухам, были не в меру волосаты. Царь Соломон имел виды на прекрасную царицу. Он решил проверить слухи, дабы их опровергнуть. По прямому указанию Соломона некий мастер изготовил стеклянный пол в зале приемов, похожий на озеро. Едва войдя в зал, Балкида инстинктивно приподняла полы царственного одеяния, чтобы не замочить их в воде, обнажив ту часть тела, которая так долго интриговала царя. Следуя примеру царя Соломона, я должен был мгновенно вывести Анелю из равновесия и сполна использовать эффект неожиданности.

Японским мечом я учинил харакири чучелу бенгальского тигра. Отхватил у него полоску шкуры и положил в кованый шандал с горящими свечами. Легкий поначалу запах паленой шерсти становился с каждой минутой все гуще.

А что если… Вода вовсю клокочет. Нелли холит свое волшебное тело «Пенкой Афродиты», похоже, она всерьез включилась в игру, а, значит, у меня есть несколько драгоценных минут. Завет резидентов всех разведок и агентур: «Ищи там, где бы спрятал сам».

Я распахнул створки резного комода, выпустив из плена лавину кружев и душистого шелка, осмотрел ящички ночного столика, поискал за рамой зеркала, в напольной вазе с драконами, поднял с пола и ощупал расшитую стразами сумочку.

— Да ты я вижу, и не думал скучать? — стоя в дверях Нелли зловеще улыбалась.

Короткий халатик облепил ее влажное тело. Рыжие космы опадали на плечи, как змеи с головы Медузы Горгоны. Она лениво, утомленно сняла со стены кривой турецкий ятаган.

— Когда рядом Лисица Чингисхана, скучать не приходится. Не хочется тебя убивать, — призналась Нелли, проверяя острие меча шелковым платком, — но придется!

— Почему не хочется?

— А ты не догадываешься?

— Наверное, я все еще симпатичен вам, пани?

— Идиот… Ты помог убрать с моей дороги Барри, этого старого козла. Теперь я на свободе.

— И к тому же с перстнем Чингисхана!

Сорвав со стены грузинский кинжал, Нелли метнула его в меня. Увернувшись от удара, я опрокинул туалетный столик, с него стеклянной лавиной обрушились флаконы и банки. Удар ятагана раскрошил стену за моим плечом. Мрачный гранит оказался подделкой. Нелли размахивала клинком, как разъяренная амазонка. Второй удар был точнее и пришелся по плечу. Внезапно погас свет, протяжно завыла сирена пожарной сигнализации. Нелли сослепу распорола подушку, и пух, разгоняемый рукопашной схваткой, как вентилятором, мгновенно наполнил ее чертог. На уровне пола замигали аварийные «клопы» и стало чуть-чуть светлее. В эффектном полумраке Нелли метнулась к висящей на стене тибетской маске и запустила туда руку. Сигнализация завыла глуше. Зажегся свет. В левой руке Анели блестел перстень, а в правой угрожающе покачивался все тот же увесистый тесак. Анеля взяла перстень в зубы, и плавно играя мечом, гипнотизируя сияньем клинка, двинулась на меня.