Адвокат олигарха - Ева Львова

– Борька, ты гений! – радостно закричала я. – Значит, у нас куча времени, чтобы вернуть Ухо Энки!

Я бросилась на друга с объятиями, но Джуниор отстранился и чужим голосом сказал:

– Агата, выслушай меня. Вчера я встречался со Светой Рудаковой.

– Как же, как же, наслышана, – обиженно поджала я губы.

– Это не то, о чем ты думаешь, – начал оправдываться Борис. – Просто мне очень не нравится твой новый дружок Оболенский, и я хотел выяснить, какая взаимосвязь между видеороликом на Ютьюбе и внезапным повышением Светика.

– И какая же? – недобро прищурилась я.

– Самая прямая, – торжественно произнес Борис. – Оказывается, твой следак поддерживает тесные отношения с опальными олигархами и уголовными авторитетами, карманы которых лопаются от денег, но власти предпочитают держать этих людей за решеткой. Так вот, Олег Оболенский поставляет им молоденьких адвокатесс.

– С этого места подробнее, а то я ничего не поняла, – насторожилась я, обеспокоенная чересчур серьезным тоном Устиновича-младшего.

– Это же ясно, как божий день, – заволновался приятель, пятерней вороша медную шевелюру. – Каждый российский гражданин имеет право на столько адвокатов, сколько может оплатить. Кроме того, встречи с адвокатами разрешены практически в любое время суток. И, таким образом, молодая красивая адвокатесса вполне может богатому сидельцу заменить представительный эскорт услуг.

– Что ты такое несешь? – оскорбилась я. – Ты хочешь сказать, что Олег намерен продать меня какому-нибудь олигарху?

– Именно! Ты посмотри, что он делает! Снимает скрытой камерой приватную встречу с очередной хорошенькой адвокатессой, выкладывает видеоролик в Интернет, состоятельные клиенты прямо в тюрьме просматривают эти послания, и если девушка кому-то из них понравится, следователь протежирует ее платежеспособному заключенному. Рудакова рассказывала, что именно так она стала, условно говоря, представлять интересы Артура Науменко.

– Что ты врешь! – взорвалась я, бросаясь на Борьку с кулаками. – Ты же мой друг, как тебе не стыдно слушать всякие гадости, которые распространяют брошенные Оболенским бабы, а тем более – передавать эти мерзкие сплетни мне!

Борис поймал мои руки, стараясь не сделать больно, и тихо проговорил:

– Агата, послушай меня внимательно. Больше всего я боюсь, что тобой подотрутся и выкинут в помойку. Я нутром чую, твой Оболенский способен на любые гадости. Его этические махинации известны далеко за пределами родного управления полиции.

– Для этого ты переспал с Рудаковой? – не помня себя от ярости, заорала я. – На себя посмотри, тоже мне, защитник морали и нравственности!

– Вот только не надо давить градусом неадеквата! – повысил голос Борис, сжимая мои запястья.

– Пусти меня, видеть тебя не хочу!

Я вырвалась из мягких Борькиных рук и, подхватив сумку, выбежала из офиса.

* * *

Чтобы прийти в себя, я решила пройтись по Маросейке. Такого вероломства от Устиновича-младшего я не ожидала. Как бы мы ни ссорились, но до такой низости Борька еще ни разу не доходил. Какой-то бред! Это же надо придумать, что Олег специально выкладывает в Интернете приватное видео! Ведь ясно же, что это балуется малолетний сынишка следователя! Можно подумать, что единственная цель Оболенского – затащить меня в постель. Глупость какая-то! Вот сейчас позвоню и приглашу Олега на выставку, интересно, что он мне скажет!

Я свернула в сквер, уселась на лавочку и достала смартфон. Нашла номер Оболенского и нажала на клавишу дозвона. Олег ответил сразу же, как будто сидел с телефоном в обнимку и ждал моего звонка.

– Привет-привет! – бодро откликнулся он. – А я как раз хотел тебе звонить.

– Давай сегодня вечером сходим в кино? – предложила я.

– Что ты, Агата, как маленькая? – рассмеялся следователь. – Подъезжай к отделению, я уже закончил работать. Поедем ко мне, у меня есть бутылка французского вина, надо же отпраздновать твое возвращение из командировки?

– А может, все-таки сходим в кино или погуляем?

– Отлично, подъезжай на Пушкинскую, придумаем что-нибудь интересное.

Окрыленная мыслью о предстоящем свидании, я вернулась в контору и заглянула в кухню, где все еще сидел Борис. Правда, теперь на моем месте развалилась Кэт, строя глазки кудрявому другу. Чтобы оправдать свое возвращение в офис, я взяла со стола окаменевшую баранку и, вонзив в нее зубы, скептически проговорила:

– Проще всего клеветать на других, когда у самого рыльце в пушку. Интересно, Катерина знает про твои подвиги с Рудаковой?

Борис посмотрел на меня так, будто видел в первый раз в жизни, и потрясенно пробормотал:

– Агата, опомнись! Кому и что ты говоришь! Думаешь, Кате это интересно?

– Ну да, конечно, на моего парня можно поклепы возводить, а твоя девушка не должна знать ничего лишнего.

Гордо вскинув голову, я прошла к выходу, слыша гробовую тишину за спиной, но так и не обернулась, зная, что я права. К памятнику Пушкину я подъехала в начале седьмого вечера. По дороге я высматривала афиши, выбирая, на какой фильм мне бы хотелось сходить с Олегом. Решив, что охотнее всего я посмотрела бы какой-нибудь экшен вроде «Август. Восьмого», я нашла местечко для парковки и втиснулась в узкую щель перед рестораном «Арагви». Следователя Оболенского я увидела не сразу. Сначала я приметила шикарный букет белых лилий, которые он прижимал к груди, и только потом заметила его синие глаза. Взгляд следователя рассеянно блуждал от одной женщины к другой, выискивая меня в толпе. Тронутая его детской беспомощностью, я приблизилась чуть сбоку и тронула Олега за плечо. Оболенский обернулся, и его лицо озарилось улыбкой.

– Ну, здравствуй, – целуя меня в щеку, выдохнул он.

– Привет, я так соскучилась! – искренне ответила я.

Олег устремил на меня внимательный взгляд, полный любви и заботы, и мягко сказал:

– Агата, мне нужно с тобой поговорить.

– Если ты насчет фильма, то я придумала, что мы будем смотреть, – цепляя его за локоть и увлекая в сторону билетных касс, проговорила я.

– Я не насчет фильма, я насчет нас, – протянул он.

Старательно скрывая охватившую меня от тревожных предчувствий дрожь, я беспечно пожала плечами и кивнула на ближайшую лавочку:

– Можем присесть, поговорить, а потом пойдем в кино.

– Давай сядем в машину, на улице неудобно, – недовольно откликнулся Олег, подталкивая меня к своему авто.

Заинтригованная, я уселась в машину. Больше всего я боялась, что любимый мужчина с места в карьер станет просить моей руки, а я даже не знаю, что ему ответить. Замуж я пока не собираюсь, тем более что у меня уже есть жених – бабушка и дед с самого раннего детства сватали меня за Вагиза Кантарию, соседского юношу из хорошей семьи, но я не уверена, что вообще хочу выходить замуж. Во всяком случае меня пока устраивает имеющееся положение вещей с новыми знакомствами, искрометными романами и прочими атрибутами свободной жизни. Я настороженно смотрела на Оболенского, он же, в свою очередь, внимательно изучал мое лицо. Наконец Олег откашлялся и строго начал:

– По-моему, Агата, ты несерьезно ко мне относишься. Мне бы хотелось, чтобы ты отдавала себе отчет, что я могу устроить твое будущее. Я человек с огромными связями в самых разных областях юриспруденции, а ты – начинающий адвокат, которому нужны клиенты. Ты должна понимать, что я хочу тебе помочь и свести с нужными людьми, а ты вместо этого тратишь время на всякую чепуху.

Олег говорил, и тон его отражал весь спектр эмоций – он становился то отеческим, то наставительным, то властным, а я ушам своим не верила, что слышу эти точно выверенные слова из его уст. Если бы Оболенский ударил меня кулаком в лицо, я и то была бы меньше поражена, чем сейчас, когда получила полное подтверждение правоты Бориса. А я-то, глупая, обвиняла Устиновича-младшего в клевете и обзывала гнусным интриганом!

– В общем, так, – строго проговорил Олег, подводя итог своему выступлению. – Или мы переходим на новую, серьезную стадию отношений, или разбегаемся, чтобы не тратить впустую время. Ты готова прямо сейчас поехать ко мне?

Первым моим порывом было ударить его цветами по физиономии и выскочить из машины, чтобы забыть этот дикий роман как страшный сон. Но затем в моей голове вдруг сложился план, как при помощи этой бредовой ситуации я могу получить назад Ухо Энки. Я сделала задумчивое лицо, словно прикидывая гешефт, который я могу получить в случае согласия, и с сомнением в голосе протянула:

– Ну-у, раз ты обещаешь помочь с клиентами, пожалуй, стоит попробовать…

– Вот и умница, – заводя двигатель, улыбнулся следователь Оболенский. – Я знал, что ты – само здравомыслие и трезвый расчет.

* * *

Если бы не мерзкий разговор в машине, я могла бы поклясться, что Олег нежно меня любит и заботится исключительно о моем благополучии. В магазине, куда мы заехали купить пару салатиков, он трогательно спрашивал, какое оливковое масло я предпочитаю, ем ли я лобстеров и пью ли кьянти. Закупив провизию, мы заглянули в сувенирную лавку, и следователь Оболенский выразил желание купить мне хорошенького мышонка для моей коллекции фигурок зверят. Во всех поступках и словах Олега сквозило такое участие, что я чуть было снова не поверила в искренность его чувств.