Ад уже здесь - Сурен Цормудян

Демидов пригласил гостей за стол, который, правда, пустовал. Он достал лишь бутылку самогона и несколько давно остывших картофелин «в мундире».

— Эх, — вздохнул он, — Бедные дети. Рождаются мало. А если рождаются, то больные или уже мертвые. — Егор залпом осушил налитую железную кружку и проглотил картофелину. Затем подвинул бутыль и миску с закуской гостям.

— Если хотите… — прокряхтел он, — Чем богаты…

— Спасибо, — кивнул Варяг, — Но давай о деле.

В этот момент в небольшое помещение, где они расположились в свете трех горящих лучин, вошел Турпал и, усевшись за стол, налил себе самогон.

Крест повернул голову в его сторону.

— А разве Аллах не запрещает алкоголь? — спросил он.

— Слушай, ты кто, имам что ли? Нет, он меня учить будет! Я замерз в дозоре, понял?! — и, выпив залпом, поморщившись, пробормотал, — мы все давно Аллаха прогневали, потому и живем так. Жалко китайца, короче…

— Вы чего от черновиков-то хотите? — Спросил Егор.

— Они машины наши украли и топливо к ним. — Ответил Варяг.

— Ну и что? У вас вон, тарантас хороший какой. Вам мало этого? Прям как у рейдеров, — Демидов ухмыльнулся.

— Ты видел рейдеров? — осторожно спросил Людоед.

— Нет. Рассказывали следопыты. Они там вроде обитают, в горах где-то. Так… Байки всякие ходят… А чтоб сунуться на черновиков, это вы забудьте. Их много. У них оружие и техника.

— Ну а есть у вас в городе сильные группировки, которые с ними враждуют? — задал вопрос Варяг.

— Да есть. Всякие. Только они не такие сильные как сами черновики. И между собой тоже не ладят. И не думайте, что вам кто-то из-за пары тракторов будет помогать и людей своих в бою на смерть класть.

— Разве только в тракторах этих дело? — поморщился Крест. — Неужели никто не хочет избавиться от ига черновиков? Те же коммунисты, монархисты, или муслимиат?

Турпал услышав последнее слово, пробормотал какое-то ругательство на родном языке.

— Ты чего? — Людоед уставился на него.

— Бараны они! Они меня выгнать сделали!

— За что это?

— Эй, там короче много татарин, дагестанец, ингуш, башкир и азербайджанец! А нохча им не понравился! Азер говорит ты не настоящий правоверный! Говорит, короче, вы волку поклоняетесь, а Кораном прикрывались, чтоб сауды денег давали на газават. Я говорю ты баран оу! Дагестанец говорит, мой бабка жил Кизляр. Я говорю, и что? Я при чем? Я ходил твой Кизляр? Мне одиннадцать лет было, когда Шамиль Кизляр ходил. Никто в мой тейп не был там с оружием в руках. Я говорю, что ты хочешь, короче? Он говорит, уйди! У ингуша одного на плече татуха, понял. Баба голая, короче. Я говорю ты, какой правоверный, если у тебя татуировка? Это харам! Коран запрещает не только баба, даже бабочка рисовать. Я говорю, аллах запрещает живых существ рисовать. Он смеется, короче, и говорит, что она уже мертвый, не живой. Аллах простит. Я говорю, ты баран, оу. Татарин говорит, из-за тебя, короче, мы не сможем с русским договариваться. Типа, короче, русские не будут с ними договариваться, если в муслимиат есть чеченец. Я ушел. А оказывается, русский может принять нохча к себе. И я тут, короче. А они говорили, русский не будет с ними говорить из-за чеченца. Бараны они! А русские, Егор, вон, приняли. Аллах велик!

— Велик, успокойся, — пробормотал Демидов.

— Брат, сколько время? — Турпал сразу остыл и словно забыл об этом разговоре.

Егор достал из за пазухи карманные часы на цепочке и, открыв крышку кивнул.

— Пора.

— О. Спасибо, — чеченец встал из за стола и пошел к двери, — Я у себя, короче, — сказал он и вышел.

— Пошел молиться? — спросил Варяг.

— Да, — ответил Демидов. — Он пять раз за день это делает.

— Странный он какой-то.

— Да нет. Просто напряжен вечно. Ну и характер такой. Он постоянно чувствует себя чужаком и думает, что его недолюбливают. Понять его можно. Хотя у нас это не так. У нас все равно кто, какой нации. Главное человеком будь.

— А как он к вам попал?

— Он один долго жил. Потом однажды на него собаки дикие напали. Рвать начали. А наш дозор его отбил у собак. У меня тут против столбняка были лекарства. Просроченные, правда, но помогли. Оклемался. С тех пор с нами. — Егор снова налил себе самогон.

Варяг пристально смотрел на то, как он снова делает залп своей кружкой и следом отправляет картофелину.

— Не волнуйтесь, — крякнул он, поняв этот взгляд, — Мне ведро надо, чтоб захмелеть.

В помещение вошла женщина. Одета она была в старое пальто и валенки. На плечах шерстяная шаль. Ее лицо было совершенно заплаканным и опухшим. Посмотрев на гостей она вдруг упала на колени и, хлопая ладонями по полу стала плакать и причитать:

— Спасибо вам! Спасибо вам! Если бы не вы, я бы и мужа сегодня потеряла! Спасибо вам! — рыдала она.

Людоед вскочил с табуретки и принялся аккуратно поднимать ее.

— Послушайте, не надо так, успокойтесь, — настойчиво говорил он.

Демидов так же помогал подняться ей на ноги.

В помещение ворвался Фэн. Он схватил жену и крепко прижал к себе, успокаивая.

— Сулпан, родня, зачем ты так. — Шептал он, гладя ее по голове.

— Доченька моя! — рыдала женщина, стуча кулаками по плечам супруга и мотая головой.

Вслед за Драконом вошли еще несколько женщин. Они осторожно взяли Сулпан под руки и увели. Китаец обессилено опустился на пустующую табуретку и тяжело вздохнул. Молчание затянулось. Все понимали, какое горе постигло этого человека, но говорить что-либо было сейчас неловко, а слова утешения и сочувствия ничего не способны были сделать.

— Сколько ей было лет? — первым тишину нарушил, как ни странно молчаливый обычно Николай.

— Пять годиков всего, — едва сдерживая слезы, ответил китаец.

— А чем болела?

Фэн молчал, медленно качая головой, затем, наконец, произнес:

— Да там… Столько всего… Я и названий то всех не знаю. И никто не знает. Разве может сейчас родиться здоровый ребенок?

Васнецов пристально взглянул на него и задал очередной вопрос:

— Тогда зачем вы ее родили?

— Ты что мелешь? — прошипел Сквернослов.

Китаец растерянно посмотрел на Николая.

— То есть как это? Как это зачем? А зачем жить тогда? А продолжение рода?…

— Вы, зная, что нормальные дети не могут родиться, все равно пошли на это? — Васнецов стал говорить громче. — Вы породили новую жизнь, обрекая ее на страдания и теперь, когда случилось неизбежное в этой ситуации, оплакиваете ее?

Егор наклонился через стол и тихо спросил у Варяга:

— У него с головой все нормально?

— Вообще-то нет, — пробормотал Яхонтов, вперив в Васнецова недобрый взгляд, — Николай. Ты что несешь?

— Я говорю об ответственности! — огрызнулся Николай. — О чем думают люди?

— Погоди но… — Фэн был совершенно обескуражен такой постановкой вопроса, — Погоди… Но… Но зачем жить тогда? Зачем мы все живем? Так после нас ничего не останется? Придет наш час, и мы умрем и ничего после себя не оставим? Никого после себя не оставим? Люди все вымрут и все? Что же ты говоришь такое? Да мы… Но мы хотели ребенка. И ведь есть призрачная надежда и пусть крохотный, но шанс, что ребенок выживет. Что он будет жить. А зачем нам тогда жить в таком случае? Продержаться подольше и умереть? Это наш удел?

— Послушай, Дракон, извини за такой вопрос конечно, — встрял в разговор Людоед, — У твоей дочери нет пятен на теле? Красных или черных, особенно в шейных областях?

Фэн Сяолун совсем не понимал, что от него хотят, и растерянно смотрел на гостей.

— Погоди, ты что имеешь в виду? — Спросил Егор.

— Чума, — ответил за Людоеда Варяг.

— Чума? — удивился Демидов. — Бывали случаи холеры и тифа. Даже эпидемии. Дизентерия и всякое такое. Но чума… Хотя были вспышки в самом начале. Еще до холодов. Но когда холода настали, и случаи чумы прекратились. С чего вы вдруг спросили?

— Ганину яму знаешь? — взглянул на Егора Крест.

— Знаю, конечно. Там черновики окопались.

— Так вот. Нет там больше черновиков. Там огромные крысы. Носители чумы.

Егор какое-то время смотрел на Илью, вытаращив глаза, затем вскочил и схватил Дракона за руку.

— Пошли.

— Чего? Куда? — пробормотал китаец вставая.

— Надо осмотреть ее.

— Что?!

— Надо, дружище, пойми! Пойдем! — они вышли из помещения, оставив четверку путешественников одних.

Людоед, воспользовавшись моментом, схватил Николая за воротник.

— Ты что себе позволяешь, идиот! Забыл уже, как перед Ветром в Вавилоне извинялся?! Забыл про его сына?!

— Разве я не прав? — Васнецов пристально посмотрел в глаза Людоеду. — Разве я не прав?! Зачем плодить страдания и боль?! Зачем!

— А зачем мы хотим уничтожить ХАРП?! Это надежда и тот самый призрачный шанс! Это борьба жизни против смерти! Это торжество жизни над смертью!